Сильвия сбежала по лестнице, крикнув полицейских своего сопровождения. Внизу она столкнулась с искавшим ее Давиде.
— Я еду на квартиру Марии, — кинула она на ходу.
Ликата устремился к своей машине и приказал сидевшему за рулем Браччо следовать за машиной Сильвии.
— Наверно, нам не стоит ввязываться в это дело. Предоставим расследование полиции, — возразил Браччо. — Вряд ли генерал будет доволен, — добавил он.
— К черту твоего генерала. Плевать я на него хотел! Поехали! — заорал Ликата.
Никогда еще Браччо не видел Ликату таким разъяренным.
У дома Марии уже стояло несколько полицейских машин и столпилась небольшая кучка любопытных. Среди жильцов дома и жителей соседних домов, продавцов окрестных лавок нашлось несколько человек, обративших внимание на то, как какой-то мужчина тащил к машине упиравшуюся молодую женщину. Номера машины, как водится, никто не запомнил. Полицейские записывали приметы похитителя, а Сильвия велела одному из своих людей — «художнику» тут же со слов очевидцев рисовать его портрет. Указанные свидетелями похищения приметы совпадали, и вскоре основа для фоторобота была готова.
Внешность у похитителя была легко запоминающаяся: лицо с приплюснутым, наверно, сломанным носом, смуглый, черноволосый, невысокого роста. Ругался и кричал на сицилийском диалекте. Словом, типичный южанин, сицилиец, не похожий на большинство миланцев. Это уже облегчало дело. Фоторобот тотчас передали в банк компьютерных данных министерства внутренних дел в Рим и оттуда, не прошло и четверти часа, поступил ответ: приметы совпадают с приметами ранее трижды судимого Сантино Рокки. Провел двенадцать лет в тюрьме, длинный список преступлений, в том числе похищения и убийства.
Сильвия просила передать, что следует объявить его в розыске по обвинению в похищении.
Неожиданно к Сильвии подбежал полицейский из одной из патрульных машин:
— Из Управления по радиосвязи сообщают, что похищенная уже обнаружена. Ее только что нашли в парке у водохранилища!
С включенными сиренами и мигалками все машины помчались к Идроскало. Мария полулежала на обочине опоясывающей озеро дороги. Одежда на ней была разорвана, юбка высоко задрана. Длинные темные волосы всклокочены, лицо покрывали кровавые ссадины. Она еще находилась в шоке. Когда к ней бросился Давиде и, обхватив за плечи, попытался поднять, она дико закричала и оттолкнула его.
— Это я — Давиде. Ты не узнаешь меня? — проговорил Ликата.
Но Мария с ужасом глядела на него и молчала.
— Мария, скорее опиши того, кто похитил тебя, — не отставал Давиде.
Подошедшая Сильвия отстранила Ликату и обняла Марию.
— Успокойся, Мария. Все уже позади. Не надо бояться, мы уже с тобой.
— Принесите одеяло! — крикнула Сильвия полицейским, — и вызовите «скорую».
Когда принесли из одной из машин одеяло, Сильвия укутала Марию и, склонившись над ней, продолжала нежно гладить по голове, утешая и успокаивая ее. Потом обтерла платком ее заплаканное вспухшее лицо.
Дождавшись «скорую», Сильвия и Ликата поехали с Марией в больницу. У отдельной палаты, куда ее положили, установили полицейский пост.
Когда Мария пришла в себя и немного успокоилась, Давиде продолжил свои расспросы, несмотря на протесты Сильвии. Мария рассказала, что похититель был один — описание его совпадало с приметами, сообщенными очевидцами, а насильников было двое.
— Большие, страшные, у одного рот полон золотых зубов, — сказала она.
Описать помещение, куда ее затащили, Мария не могла — было полутемно, потом она потеряла сознание. Где находится — тоже не могла сказать. Наверно, где-то неподалеку от места, куда ее потом привезли и бросили у дороги.
— Позовите ко мне Тано, — просила Мария, — я хочу его скорее видеть.
Тано, как зверь в клетке, метался по своей комнате. Сперва он долго ходил из угла в угол, потом начал барабанить кулаками в запертую дверь и требовать, чтобы его выпустили. В большом доме, куда его поместили, не было ни души кроме оставшейся сторожить его Феде. Вообще в дом, в целях конспирации, кроме генерала имели доступ только трое: Ликата, Браччо и Феде. В окружающем дом небольшом парке и на прилегающих улицах дежурили агенты наружной охраны.
На крики Тано пришла Феде с подносом в руках — она принесла Тано ужин. В таком состоянии своего подопечного она видела только в первый день, когда он пытался отравиться. Казалось, Тано сошел с ума.
— Сволочи! Подонки! — орал он. — Выпустите меня! Куда они все подевались? Почему никого нет?
— Вам надо поужинать. Вы два дня как ничего не ели, — проговорила Феде, протягивая ему поднос.
— Я болен, не хочу есть! — и Тано поддал поднос так, что весь ужин полетел на пол.
— Дура! Принеси мне чего-нибудь выпить! Чего-нибудь покрепче, живее!
— Не могу. Тут нет вина.
И когда Тано в неистовстве хотел наброситься на нее с кулаками, Феде пришлось показать ему пистолет и крикнуть:
— Назад! Стоять!
И она вышла из комнаты, заперев снаружи дверь на ключ и предоставив Тано продолжать бесноваться.
Сильвия с Давиде решили, что следует привезти Тано к сестре, и, позвонив по телефону из больницы генералу, получили его разрешение. Потом позвонили Феде, чтобы она доставила Тано в больницу к Марии.
Тано приехал притихший, испуганный. Вид у него был растерзанный, волосы не причесаны, взгляд блуждающий. Его провели к Марии и все вышли из палаты в коридор, оставив их вдвоем.
Встрече их, казалось, не будет конца. Сестра с братом держали друг друга за руки и что-то тихо-тихо говорили один другому. Тано время от времени гладил Марию по голове, по лицу.
— Мы уедем с тобой отсюда, — шептал сестре Тано. — Я увезу тебя далеко-далеко, как обещал, на свой остров. Это маленький зеленый островок в океане. Вода в океане голубая, как небо. Мы будем жить там с тобой в белом деревянном домике под пальмами, и вокруг не будет никого чужих. Только мы одни. Обещаю тебе.
Феде несколько раз заглядывала в палату, но не решалась прервать их разговор. Наконец вошел Давиде и, легонько тронув Тано за плечо, проговорил:
— Уже поздно, Тано, пора уходить.
Тано послушно поднялся, поцеловал на прощанье сестру и вышел за ним в коридор. В коридоре Тано приостановился и, обращаясь к Давиде, тихо проговорил, вытянув вперед обе руки:
— Вот погляди, как у меня дрожат руки. Ты можешь мне помочь, чтобы они больше не дрожали?
— Нет, это зависит только от тебя самого, — ответил Ликата. — Ты сам должен приказать им не дрожать. Раньше ты приказывал им убивать и они слушались тебя. Теперь скажи, чтоб они не тряслись. Они делают то, что человек решает сам.
— Ты поможешь мне? Обещаешь? — умоляюще повторил Тано.
— А что потом? — спросил Ликата.
— А потом… потом я буду работать на вас, — тихо произнес Тано.
Наутро Сильвия отправилась к генеральному прокурору.
— Как чувствует себя пострадавшая? — спросил прокурор.
— Она только вышла из шока. Надо открыть следствие по этому делу. Похищение и изнасилование, — сказала Сильвия.
— Да, но дело весьма деликатное… — замялся прокурор. — Наверно, им следует заниматься не нам, а спецслужбам… — Но, взглянув на Сильвию Конти, увидел в ее глазах такую непреклонную решимость, что на секунду задумался, а потом произнес:
— Ну ладно, судья, начинайте следствие!
Часть третья. В загородном доме
Генерал Амидеи должен был ехать в Рим и перед отъездом пригласил к себе Ликату. Он долго его инструктировал: Тано следует держать в полном одиночестве, никаких контактов с внешним миром, в том числе и с Марией. В доме могут находиться только они трое: Ликата, Браччо и Феде. Никакой выпивки Тано не давать. Ежедневно представлять подробные отчеты о том, что он делал, как себя вел, что говорил. Следить 24 часа в сутки — так, чтобы у него в Риме была полная информация.
— Этого человека надо морально сломить, вынуть из него душу, а потом воссоздать заново, вдохнуть в него силы, чтобы он мог, встретившись с Салимбени, противостоять ему, — сказал генерал.
— Вы надеетесь, что нам удастся изгнать из него дьявола? — улыбнулся Давиде.
— Нет, речь идет скорее о другом: сделать так, чтобы он снова стал одержим дьяволом, и заставить работать уже на нас, — серьезно ответил Амидеи. — Вопросы есть? — официальным тоном спросил он.
Ликата покачал головой.
— Нет, генерал.
Амидеи встал из-за стола и подошел к Давиде. И прямо смотря ему в лицо, уже по-дружески спросил:
— Как вы себя чувствуете, Ликата? Последнее время у вас усталый вид.
— Иногда голова немного побаливает. Ничего, все в порядке, — отвечал Ликата.
— Если бы вы в молодости не занимались боксом, Ликата, вас сейчас уже не было бы в живых. У вас великолепная реакция; когда в вас стреляли, вы успели чуточку уклониться в сторону. Как будто вам наносили в голову удар правой. Вот так.
Генерал сделал движение рукой, словно собираясь нанести удар. Давиде мгновенно нагнул голову — сработал рефлекс. Оба засмеялись.
— Я все о вас знаю, Ликата. Когда вы играли в футбол, вы были нападающим. Вы вообще — игрок атакующего стиля.
— А вы, генерал, занимались боксом, играли в футбол? — спросил Давиде.
Генерал покачал головой.
— Меня скорее можно назвать защитником. Защищаю всех нас, а особенно своих подчиненных. Мне бы в одиночку, без вас, Ликата, с Тано не справиться. С ним нужен именно нападающий, такой, как вы. Вы его одолеете.
— Не знаю, не знаю, генерал, чем это кончится, — задумчиво проговорил Ликата.
— Это можете сделать только вы, — продолжал Амидеи. — Вы с ним похожи друг на друга: тяжелое прошлое, неясное будущее, а в настоящем — обуревающая вас злость ко всему, что видите вокруг… Вы одержите верх, Ликата, и он пойдет за вами, подчинится вам. Буду ждать ваших донесений. Ежедневно!
— Слушаюсь, генерал. Будет исполнено, — поклонился Ликата и вышел.
Затем Амидеи вызвал к себе Феде и велел позвонить Салимбени. Феде набрала номер, трубку снял сам сенатор.