— Хорошее получится дело, если начнем товарищей бросать, — урезонил Геннадия командир.
И «лазарет» действительно нашли.
У села Комиссаровка Калужской области встретили красноармейца. Раненым его подобрали, приютили и выходили местные жители, и здоровье солдата шло на поправку. Он утверждал, что староста в селе человек честный и на врага не работает.
Тогда-то первый раз Мирковский и нарушил конспирацию, собрал население поселка вместе с назначенным немцами старостой.
— Помогите, с нами раненый, — обратился к жителям Комиссаровки Евгений Иванович. — А путь у нас далекий…
— Вылечим, командир, не беспокойтесь, — стали уверять колхозники.
А беспокоиться было из-за чего. Если немцы обнаружат Мороза, станет известно о всей группе, ее начнут преследовать. В том первом бою фашисты не могли узнать, кто сражался с ними.
Но так или иначе, о людях в белых маскхалатах гитлеровцы вскоре заговорили. «Белые призраки» наводили на них ужас. Пробиваясь все дальше в тыл, разведчики брали «языков», выясняли обстановку. В Москву по радио летели важные донесения: о движении по дорогам, о новых фашистских соединениях, следующих на фронт, о дислокации аэродромов, о моральном состоянии войск противника. Отправляли по радио сводки и шли дальше, останавливаться было нельзя. А над теми местами, где побывали «белые призраки», появлялись краснозвездные самолеты, нанося бомбовые удары по указанным Мирковским объектам.
Когда растаял снег, скинули халаты. К тому времени они уже добрались до Брянских лесов, в партизанский край. Однако передышка была недолгой. Их путь лежал дальше — на Украину.
Темной ночью отряд переправился через Десну и очутился в местах, крайне опасных для активных действий. Гитлеровцы сосредоточили в этом районе много карательных отрядов, стянули крупные полицейские силы, и местные партизаны, вымотанные в бесконечных схватках, вынуждены были оставить его. Для того и прибыли сюда из Москвы чекисты, чтобы показать врагу, что коммунистическое подполье живо, что оно действует. И группа Мирковского решительно принялась за работу.
Да, небольшая, но крепкая эта группа должна была создавать видимость действия нескольких летучих и связанных между собой подразделений народных мстителей и диверсионных групп. И это ей удавалось. Горели склады, взлетали на воздух хранилища боеприпасов, мосты, валились под откос эшелоны.
Фашисты предпринимали отчаянные попытки нащупать их. Высшее начальство отдавало местным начальникам приказы в кратчайший срок навести порядок. За головы каждого «десантника» было назначено тридцать тысяч марок, за голову командира — пятьдесят тысяч. Только марки не помогали, не находилось охотников среди советских людей выдавать разведчиков. Более того, местное население старалось оказывать всяческую поддержку бойцам Мирковского, сообщало об опасности, снабжало продуктами. А группа быстро меняла районы действий, ускользая из тщательно приготовленных гитлеровцами ловушек.
Позднее Евгений Иванович часто вспоминал о том, как пригодился ему опыт службы на границе. Там он, преследуя нарушителей, сам создавал им ловушки. Здесь же легко уходил из расставленных фашистами сетей, хорошо зная психологию преследователей. В пути отряд пополнялся новыми бойцами и рос изо дня в день. К концу лета, попетляв по вражеским тылам, он был уже у Чернигова.
Тогда и пришло сообщение: «Благодарим за ценные сведения. Считаем, что свою задачу вы выполнили…» Евгений Иванович собрал людей, огласил радиограмму. Когда утихло возбуждение, добавил:
— Нам разрешено добраться до ближайшего партизанского аэродрома и ждать дальнейших указаний.
— А может быть, оттуда в Москву? — взволнованно спросил кто-то.
— Не исключено, — ответил Мирковский.
Людей охватила радость. Шутка ли, восемь месяцев в тылу врага! Правда, командир высказал лишь свое предположение. Но всем хотелось верить, что будет именно так и скоро они смогут обнять родных и любимых, побродить по знакомым улицам столицы. Пусть это будет недолго, хоть один день, но будет.
До ближайшего партизанского аэродрома более двухсот пятидесяти километров, путь не прямой и не легкий. Но от мысли, что впереди, может быть, встреча с Москвой, прибавилось сил. Дошагали быстро, удачно обойдя все вражеские заслоны. Вскоре прибыл самолет. Мирковский, встречавший его, вернулся быстро, построил людей.
— Только что прибыла новая группа омсбоновцев. Парни замечательные, не хуже нас с вами, — бодро сказал Евгений Иванович, — но… опыта не хватает. И места эти для них незнакомые. Что будем делать?..
Никто не вымолвил ни слова. На него с ожиданием смотрела добрая сотня глаз.
— Товарищи, давайте говорить напрямик: кто чувствует, что не выдержит, или устал сильно, или нервы пошаливают, пусть летит, — сказал Мирковский. — Этого человека никто не осудит ни здесь, ни там. Ну, кто же? Шаг вперед!
Никто не двинулся с места.
Евгений Иванович хорошо понимал своих боевых друзей, понимал, как щемило их сердца в эту минуту. Ведь он сам уже столько времени не видел семью и так мечтал о встрече — но ведь война! И никогда еще он не был так благодарен этим людям, как сейчас, за эту их выдержку.
— Спасибо, друзья, — сказал Мирковский. — Иного не ждал. Значит, уставших и больных в группе нет? Тогда в Москву полетят только раненые…
В конце апреля сорок третьего года гитлеровцы, постоянно понукаемые приказами свыше о наведении порядка в оккупированных зонах, провели на Житомирщине серию карательных экспедиций, тщетно пытаясь сломить сопротивление подпольщиков, действия партизан. Они прочесывали леса, лютовали в городах и селах. Особой жестокостью прославились эсэсовский капитан Фохт Армин и гебитскомиссар Магес — фаворит гитлеровского палача Розенберга. За несколько дней до первого мая эти два самонадеянных начальника донесли своему командованию и объявили населению, что «…в Житомирской области не осталось ни одного партизана, те, кто сочувствуют партизанам, отправятся вслед за ними; отныне в Житомире воцаряются мир и спокойствие».
Свои карательные операции гитлеровцы назвали «первомайскими подарками населению области». И это, на их взгляд, образное выражение на все лады перепевалось местной газетенкой, выпускаемой под строгим цензурным контролем оккупантов.
Отряд Мирковского, к этому времени насчитывавший более четырехсот человек, находился под Овручем. Невидимые нити связывали его с подпольными боевыми группами, действовавшими на Житомирщине вопреки желаниям гитлеровских комендантов. Одной из важнейших задач в ту весну Евгений Иванович считал (и это было согласовано с Москвой): развенчать дутую легенду фашистов о разгроме партизанского сопротивления. Главным местом действия командир избрал сам областной центр.
Операцию Мирковский тоже назвал «Первомайские подарки».
В самом конце апреля весь Житомир услышал мощный взрыв. Неподалеку от станции под откос пошел фашистский бронепоезд.
Это вызвало страшный переполох у гитлеровцев. Причем даже не сам взрыв, а обстоятельства, связанные с ним. К собственному ужасу они обнаружили вдруг, что мина оказалась немецкого происхождения, а неизвестные смельчаки ухитрились доставить ее во время комендантского часа на машине самого… гебитскомиссара.
Магес бесновался, требовал немедленно найти виновных и расследовать, как это произошло. Но искать советских патриотов было уже бесполезно: они скрылись из Житомира.
Евгений Иванович знал, кому поручить дерзкую операцию. Ее выполнила боевая группа чекистов; лихим водителем мгновенно захваченной во время комендантского часа машины гебитскомиссара был Василий Желтов, хорошо знавший город.
«Начали!» — в тот же день доложил по радио в Москву Мирковский.
«Молодцы! Продолжайте, — ответила Москва. — Ваш план одобряем. По всем пунктам. Желаем удачи».
И она сопутствовала героям.
Первого мая фашисты, весь гарнизон, затем и высшее командование были потрясены новым известием…
Среди дня к зданию районной комендатуры, где свирепствовал капитан Фохт Армин, подкатили на машине несколько немецких офицеров в высоких чинах. Они проследовали прямо в кабинет начальника. Фохт Армин сидел за широким столом, перед ним по обыкновению лежал пистолет. Завидя столь представительную компанию военных, он поднялся навстречу. Вскинул было руку для традиционного приветствия, но тут же замер в оцепенении.
Один из офицеров взял со стола пистолет и спокойно сказал по-немецки: «Не двигаться». Другой достал из кармана лист бумаги и на чистом русском языке начал читать смертный приговор палачу и садисту от имени советского народа. Негромкий хлопок пистолетного выстрела завершил дело.
«Гости» беспрепятственно вышли из комендатуры, сели в машину и скрылись в неизвестном направлении. Это были Николай Кромской, Куприян Анисимов, Семен Полещук, Михаил Карапузов, Анатолий Мешков и Валерий Шаляпин.
«Первомайские подарки», преподнесенные фашистам советскими разведчиками, стали своеобразной увертюрой к серии новых операций против оккупантов. Буквально через месяц после ликвидации Фохта Армина среди бела дня в Житомире взлетела на воздух редакция фашистской газетенки «Голос Волыни»…
Магес стучал кулаком по столу, грозил расстрелом своим подчиненным, если они не доставят ему немедленно тех, кто произвел взрыв. Эсэсовцы и полицаи, словно ищейки, бросились шнырять по городу. Но ровно через полчаса после первого взрыва прозвучал второй, начисто разрушивший здание телеграфа.
Гебитскомиссар растерялся, его бил нервный припадок. Он не знал, что предпринять. Ведь даже донести о случившемся своему начальству он не имел возможности, связь оборвалась. Тогда Магес созвал экстренное совещание офицеров. И когда все оказались в кабинете, взорвалась мина замедленного действия, подложенная в письменный стол гебитскомиссара.
Главные исполнители этой операции — всех трех взрывов — были всего два человека: Иван Балабанов и Леонид Марчук — советские разведчики, сумевшие внедриться в немецкую комендатуру.