— Я не покину Мельсину! — яростно выкрикнул шад. — Энарек! Энаре-ек! Немедленно позовите дейвани! Шад желает сейчас же видеть его!
Пока слуги, совсем недавно кичившиеся своей готовностью выйти в одиночку против сотни дикарей, а теперь заробевшие перед лицом ставшей реально осязаемой угрозы, искали Энарека, Даманхур метался из угла в угол своей любимой комнаты, обитой желтым шелком и выложенной драгоценными каплями "слез богини моря" — янтарем. Необычное для саккаремского дворца помещение украшали по советам покойной матери Даманхура, происходившей родом из далекого Нарлака. Госпожа Ригильда всячески пыталась привить своему супругу Бирдженду нарлакские вкусы и во многом преуспела — часть личных покоев солнцеликого отделали по ее приказаниям. Даманхур, приняв трон и став полновластным хозяином дворца, не стал ничего менять — отчасти в память о матери, отчасти для разнообразия.
— Повелитель?
Энарек возник словно из ничего. Глава Государственного совета ходил тихо, и поэтому взбешенный Даманхур не заметил появления пришедшего на зов дейвани. Шад, тяжело дыша, повернулся к Энареку, и тому показалось, что на него смотрит из зарослей дикий зверь, готовый вцепиться в горло ничего не подозревающей жертве.
— Ты!.. Почему ты послушался неразумного приказа Хадибу? Кто вывозит дворцовые ценности и бумаги в порт?
— Это делается не по его, а по моему распоряжению, — не повышая голоса, ответил дейвани. — Как только библиотека будет погружена на корабли, они отправятся в Дангару. Это произойдет не позже чем на рассвете. Надеюсь, мы успеем.
— Что успеете? — растерялся Даманхур. — Я не понимаю тебя, Энарек!
— Государь, — бесстрастно сказал дейвани, — бой идет в самом городе. Мергейты взяли двое ворот, значит, скоро неминуемо падут и остальные. Уже начались пожары. Твой дворец не является крепостью, и, как только степняки подойдут к нему, завяжется тяжелейшая битва, которую мы, разумеется, проиграем. Все, что смогут сделать твои гвардейцы и остатки аррантских центурий, — прикрыть наше бегство. Прошу простить за прямоту, о солнцеликий.
Даманхур замолчал. Вопреки доводам разума он доныне надеялся, что неудача у Синих ворот не станет фатальной. Что обученные и отлично вооруженные арранты отобьют захваченную башню и восстановят целостность обороны города. Что, в конце концов, Атта-Хадж явит чудо и не оставит наследников Провозвестника без помощи.
Но ежели Энарек, муж рассудительный и осведомленный в делах государства, сократившегося до размеров одного города, а теперь уже только дворца шада, дал распоряжение вывозить сокровища — огромную библиотеку, состоявшую из многих тысяч документов, свитков и книг, значит, дело плохо.
— Неужели… — начал шад. — Я не могу поверить!
— Придется, господин, — быстро ответил дейвани, сделав неопределенный жест ладонью. — В порту осталось мало кораблей. Все торговцы еще на закате подняли якоря и вышли в море. Предполагаю, что через некоторое время начнется безумное столпотворение — часть жителей столицы уже сейчас направляются к гавани и просят взять их на борт. Луна взойдет через два квадранса. В это время ты обязательно должен прибыть на свою галеру.
— Где аррантские легионы, обещанные Гермедом? — сорвавшись, завопил Даманхур, сжимая ладони в кулаки. — Два легиона! Два! Четыре тысячи тяжеловооруженных островитян за несколько мгновений вымели бы с улиц Мельсины эту степную грязь!
— Легионы в пути. — Лицо Энарека не изменилось. Дейвани просто не обратил внимания на несдержанность своего шада. — Видимо, кораблям придется повернуть обратно и воины Аррантиады высадятся на Дангарском полуострове, присоединяясь к армии твоего царственного сына Абу-Бахра. Не забудь, что арранты бьются в пешем плотном строю, невозможном на узких улицах наших городов. Господин, умоляю тебя, как только подданный может умолять повелителя, — безотлагательно поезжай в гавань. Мы скоро возвратимся в Мельсину и, даже если город сильно пострадает, восстановим ее. Страна может прожить без столицы, но без шада… Безвластие гораздо страшнее, а я думаю, что твои сыновья, узнав о твоей кончине, не преминут начать свару. Династический раздор станет подлинной гибелью Саккарема.
— Подождем, — упрямо сказал Даманхур. — У Хадибу достаточно войск, чтобы отбросить мергейтов обратно за стену и завалить проломанные ворота. Город устоит.
— Нет, — непреклонно ответил Энарек. — Судьба Мельсины предрешена. Прости, солнцеликий, но долг призывает меня. Время коротко, а я обязан спасти то, что еще можно.
Когда Энарек покинул комнату, сам шад, неотступно сопровождаемый безъязыким мономатанцем и тенями личных телохранителей, прошел через череду покоев, поднялся по винтовой лестнице на одну из угловых башен дворца и вышел на балкон. Как назло, ночь выдалась темная, со стороны океана нагнало облаков, и только на восходе едва серебрились первые лучи луны, готовой выползти из-за горизонта.
Слух Даманхура различил непрекращающийся шум битвы в полуночных кварталах столицы, слитные крики многих сотен голосов, перестук копыт и бряцание оружия, сливающиеся в глухой рев, напоминавший сильный морской прибой. По темным улицам Мельсины струились цепочки факелов, неподалеку от Синих ворот занимался тусклым ленивым пламенем дворец эмайра Эс-Сувара — только у этого большого красивого дома по углам возвышались минтарисы в форме копейных наконечников, сейчас подсвеченные разгорающимся огнем. Пылала часть квартала, где располагались самые богатые лавки, пожар, судя по всему, подбирался к опустевшему сегванскому концу. Торговцы и воины с полуночи, вместе с жившими рядом с ними людьми из Галирада, еще минувшим вечером погрузились на свои длинные, похожие на хищных рыб корабли, бросив склады с товарами, и подняли паруса. Как-никак жизнь дороже.
Повернувшись налево и глянув в сторону порта, Даманхур сумел разглядеть несколько десятков саэт, освещенных мерцающими фонарями, и какое-то смутное клокотание на длинных узких причалах. Все ясно. Перепуганные нашествием жители Мельсины, как и предсказывал Энарек, готовятся к исходу. Спасение для них только в море.
"Воображаю, какие цены теперь заламывают владельцы судов за крохотное место на палубе, — появилась отвлеченная мысль. — Сегодня на вес золота ценится все, что может плавать и нести хоть клочок парусины. Мергейты не любят моря им неведомо искусство кораблевождения. Возможно, некоторым моим подданным повезет…"
Два главных храма города, посвященных Атта-Хаджу и Богине, Простершей Руку Над Морем пока оставались в стороне от битвы, но были ярко освещены факелами, цветными светильниками и кострами, разведенными прямо на улицах. Судя по мельканию теней и доносящейся богослужебной музыке, в огромные храмы — один под синим куполом, другой под зеленым — сошлись люди со всех близлежащих кварталов, а мардибы беспрестанно возносили моления Высшим силам. Они еще надеялись, что покровители Саккарема защитят город или хотя бы их жизни.
"Кто ответит: как такое могло случиться? — в смятении думал шад, шаря незрячими глазами по едва вырисовывающимся во тьме зданиям города. — Какую силу обрел этот вонючий степняк? Как ему удалось войти в город, который даже при правильной осаде никогда не смогли бы взять сами арранты? Гурцату же понадобилось немногим меньше трех седмиц! Мир рушится…"
Шад еще долго стоял, наблюдая с высоты за Мельсиной, и от его взгляда не могло ускользнуть, что пожары распространяются по городу все шире, раздуваемые налетающим с моря ветерком, а рев сражения неуклонно приближается к дворцу.
Три седмицы. Двадцать один день. Именно столько продлилась осада мергейтами столицы некогда великого и непобедимого Саккарема.
Шад, его приближенные и военачальники знали: командует обложившим город войском не сам хаган степняков, а некий Ховэр, большой сотник. Хотя мергейты не желали вступать в переговоры, командовавший мельсинской гвардией Хадибу изредка отправлял через тайные ходы, ведущие за стены, самых ловких воинов с приказом захватить пленных. Однажды опытные десятники гвардии, вышедшие на очередную «охоту», приволокли в город аж настоящего тысячника степного войска, куда более осведомленного в планах и делах Гурцата, нежели простые нукеры. Мергейт вначале упорно не желал ничего говорить, но когда палачи Черной башни — самой страшной тюрьмы шаданата — побеседовали с ним, попутно лишив нескольких фаланг на пальцах и правого уха, а заодно припугнув раскаленным железом, Хадибу выяснил: Гурцат по совету одного из своих ближних (якобы нардарца, заслужившего доверие хагана) внезапно покинул стоящее под Мельсиной войско и зачем-то уехал на полночь, к горам.
По приказу Гурцата тумены не отходили от саккаремской столицы, согнанные со всей округи пленные, руководимые нанятыми (опять же по подсказкам таинственного человека из Нардара! Хадибу мысленно возненавидел эту продажную шкуру и пообещал обязательно изловить для примерной казни) в Халисуне мастерами, возводили деревянные осадные башни, однако Ховэр не пытался штурмовать город. Мергейты выжидали.
Способный трезво оценивать обстановку, дейвани Энарек почуял неладное после неудачной вылазки, предпринятой в начале осады, когда подошла аррантская помощь в виде полутысячи пехотинцев, нескольких кораблей и баллист, способных метать снаряды с горючей смесью или связки дротиков. Под огнем метательных машин сразу же погибла лучшая гвардейская сотня, обязанная отвлекать мергейтов, а затем несколько крупных отрядов саккаремского войска полегли под стенами города из-за непредсказуемости действий степняков.
Кавалерии Даманхура надлежало прикрывать аррантскую когорту, вышедшую из городских ворот, прямо напротив которых варвары устроили лагерь. Но командир саккаремцев пренебрег строжайшими указаниями Хадибу, ясно гласившими: мергейтов не преследовать и не позволять себя окружать. Тысячник оставил без защиты пехоту и в азарте боя погнался за якобы побежавшими с поля битвы степняками. Отдельные отряды мергейтов обошли конницу шада справа и слева, перекрыли пути отхода к Мельсине и, взяв в плотное кольцо, уничтожили еще до полудня.