— Жалею, — сказала Ингрид, — но мы ничем не можем помочь.
— Что с ними случилось? — спросил Андрей. Пластик стягивал кожу, и хотелось его содрать.
— Сегодня увидишь, — сказал Конрад. — К нам пожалует сам Октин Хаш.
— Я думаю, — сказала Ингрид, — что он пришлет своего палача.
— Приедет, — сказал Конрад. — Я с ним говорил. Он любопытен.
Андрей Брюс попросил воды, выпил маленькими глотками. Вода была свежей, родниковой.
— Наши соседи, по-здешнему — стая Белого волка, — сказала Ингрид, — кочевали раньше километрах в двухстах отсюда. Мы основали станцию в безлюдном месте. Даже вместо куполов поставили шатры, чтобы не выделяться.
— Они о нас все знали, — сказал Конрад. — Охотники сотню километров проходят в день. А верховой и еще больше.
— Они к нам приходили, — сказала Ингрид. — Мы для них другая стая. И очень богатая. Мы с ними наладили отношения — они к нам привыкли, но приезжали нечасто. Обокрасть нас трудно, а железа мы не даем. Но потом пришел Октин Хаш.
— Кто он такой? — спросил Андрей.
— Аттила, местный Аттила, — сказал Конрад. — Он пришел со своей ордой с юга. Так нам говорили. Другие считают, что он всегда кочевал у Зеленой реки, а года два назад стал сильным.
— Ведьмы помогли, — заметила Ингрид, складывая инструменты и закрывая шкафчик. — Наша стая так считает.
— Ведьмы или организационные способности, — сказал Конрад, — но суть в том, что он сумел подчинить себе все стаи этой степи и собирается в большой поход к морю. А войны здесь простые — смерть или рабство. Стая Белого волка тоже была разбита, и остатки ее бежали к нам под крыло. Октину Хашу это не нравится, он не хочет делить с нами степь, но и не смеет напасть.
— Как же называется ваша стая? — спросил Андрей.
— Стая Железной птицы, — ответил Конрад. — Только не воображай, что нам все это нравится. Если бы не уникальная фауна, не миллион загадок, мы бы отсюда улетели.
— Соблазн велик?
— Знаешь, как кличут нашу планету в Управлении Исследований? Эвур. Эв-ур — Эволюционный урод. Здесь все сразу — триас и мезозой, кайнозой и хомо сапиенс. Новые виды здесь появлялись, а старые не вымирали. Этого не может быть, но это случилось. Ради того, чтобы здесь поработать, можно пойти на переговоры даже с Октином Хашем.
Филолог Жан заглянул в медпункт.
— Там Белогурочка, — сказал он. — Ее отец заболел.
— Что с ним? — спросила Ингрид.
— Был на охоте. Больше она не говорит. Табу.
— Я пойду, — сказала Ингрид. — Скажи Медее, что пирог в духовке.
— Я сам посмотрю, — сказал Конрад. — Возьми с собой нашего раненого. Ему интересно.
— Спасибо, — сказал Андрей. — Я пойду.
— Вернетесь — будем обедать, — сказал Конрад.
Перед выходом Конрад выдал Андрею пояс с бластером.
— Здесь много неожиданных гадов, — сказал он. — Правда, сюда они редко суются — шумно, боятся, запахи чужие. И все же залетают.
Они пошли втроем. До шатров было метров триста. Впереди шагал Жан. Он нес через плечо сумку Ингрид с медицинскими инструментами. Затем Ингрид — рука на поясе. Андрей замыкал шествие.
Спутники Андрея выглядели опереточно — легкие рубашки и шорты, широкие пояса с пистолетами на боку, высокие сапоги — типичные покорители звездных трасс из детских фильмов.
Они шли по широкой тропе. Трава была сочной, зеленой. Гудели пчелы, огромный, в пядь, зеленый кузнечик выскочил на тропинку, присел и сиганул метров на десять. Вереницей пересекали тропинку большие желтые муравьи, мелкие розовые бабочки густой стайкой вились над белыми шапками соцветий. Андрей отмахнулся от шмеля размером с кулак. Тот обиженно взревел, но отлетел.
— Они не кусаются? — спросил Андрей.
— Вылечим, — ответила Ингрид обнадеживающе.
— Все же здесь надо быть осторожнее, — сказал, обернувшись, Жан. — Вылечить она вылечит, но будет больно.
— А в озере вы купаетесь? — спросил Андрей.
— Ни в коем случае, — сказала Ингрид, — на это даже моего оптимизма не хватит.
— Оптимизм ни при чем, — сказал Жан. — Один раз на берег выползла такая гадина, что Конрад забрался на шатер — совершенно гладкая поверхность, а забрался на верхушку. Я думал, что умру от смеха.
По скучному тону Жана трудно было представить, чтобы он умирал от смеха.
— Аксель Акопян его застрелил, — сказала Ингрид. — Шкура в столовой висит. Посмотрите.
— Нет, — сказал Жан. — Мы ее уже запаковали.
Шатры стаи Белого волка вблизи оказались жалкими поделками. Несколько жердей связаны сверху, оплетены ветками и кое-как прикрыты облезлыми шкурами.
Площадка вокруг чумов была утоптана. Удручающе воняло. Более всего от тушек птеродактилей — женщины разделывали их на открытом воздухе. Тучи синих мух реяли над ними. Женщины прекратили работу, глазели. Их заинтересовал Андрей. Незнакомый человек. И одет иначе. Синие рейтузы, серебристые башмаки и белая безрукавка.
Голые детишки, все с косточками, которые они обсасывали, — в становище было много мяса, — сбежались, чтобы потрогать гостей. Одна из женщин поднялась и отогнала их хворостиной.
Верхом появился парень в меховой юбке. Он спрыгнул с коня, шлепнул его по морде.
— Хе ка-ва сей, — гортанно сказал он.
Жан ответил длинной фразой.
Из самого большого чума через низкое отверстие выполз толстый старик. Сидя на корточках, принялся хлопать себя по щекам.
— Это брат вождя, — сказала Ингрид. — Показывает, какое большое горе.
Андрею хотелось убежать от тоскливой, всепроникающей вони. Мухи перелетели к гостям и густо жужжали у самых глаз. Рыжая хромая собака с окровавленной мордой зарычала, осев на задние лапы.
— Пошли в шатер, — сказала Ингрид. — Там мух нет.
В шатре было прохладнее. Глаза быстро привыкли к зеленоватой полутьме; внутри шатер оказался просторнее, чем выглядел снаружи. Пахло терпко и остро — в середине дымил костер, лежала охапка травы. У костра на корточках сидела девушка. Она кинула в дым связку травы и поднялась. На темном лице светились белки глаз и зубы.
— Ты пришла. — Она легонько, на мгновение прижалась лбом к плечу Ингрид.
Куча тряпок и шкур за костром зашевелилась. Оттуда послышался низкий голос. Зацокал, заурчал. Жан ответил.
— Вождь был на охоте, — сказал Жан. — Его догнал лев.
Ингрид прошла к ложу раненого. Жан переводил ей.
Андрей понимал, что он здесь лишний, но выходить наружу, в жару и вонь, не хотелось.
Рядом с костром в землю было вкопано бревно с сучьями. На сучьях висело оружие. Андрей подошел, разглядывая короткие копья с широкими каменными лезвиями, прямой зазубренный меч.
Девушка стояла к нему спиной, наблюдая за тем, что делает Ингрид. Наряд девушки ограничивался короткой юбкой, ладно сшитой из конской шкуры. Прическа странная — на висках волосы сбриты, на макушке торчат ежиком.
— Так можно и ногу потерять, — сказала Ингрид.
В ответ что-то спросил раненый, потом ответил Жан. Девушка почувствовала взгляд Андрея и обернулась. Куда быстрее, чем оборачиваются городские девушки, которые не чувствуют чужих взглядов и не привыкли их бояться.
Глаза были светлые, внимательные. Андрей улыбнулся. Девушка после секундной паузы улыбнулась в ответ.
— Тебя я не видела, — сказала она. — Ты новый. Ты с неба?
— С неба, — сказал Брюс. — Ты откуда знаешь наш язык?
— Жан меня учит, — сказала девушка. — Никто не знает язык людей неба. Я знаю. Я умная. Я — дочь вождя.
— Как тебя зовут?
— Биллегури, а твои люди зовут меня Белогурочка. Почему?
— Им лучше знать. Это хорошее имя.
В Белогурочке было что-то птичье — в посадке головы, настойчивом взгляде, тонкости костей. От плеча до небольшой груди шел светлый шрам. Белогурочка перехватила взгляд Андрея и сказала:
— Меня ударил врар, я упала с горы. И прямо на сук.
— Ты знаешь много слов, — сказал Андрей. — Кто такой врар?
— Это пещерный медведь, — сказал Жан. — Их здесь не бывает, они живут к северу, где раньше кочевала стая.
— Мы раньше жили у леса, — сказала Белогурочка. — Потом пришел Октин Хаш и убил многих мужчин. И взял женщин. А мы убежали. Он хотел и меня взять. Вы будете с нами есть?
— Нет, — сказала Ингрид. — Мы будем есть дома.
— Жан боится нашей пищи, — сказала Белогурочка. — Он боится, что у него будет болеть живот от микробов.
В чум заползла женщина. Спросила что-то. Ей ответил Жан.
Только сейчас, когда прощались, Андрей увидел отца Белогурочки. Тот лежал на спине с закрытыми глазами. Ингрид дала ему наркоз, и теперь он отдыхал от боли.
Белогурочка выпорхнула за ними на площадку. Андрею стало дурно от вони. Разделка птеродактилей подходила к концу. Дети гоняли собак, чтобы те не растащили мясо.
Подскакали два воина. Они подняли копья, приветствуя гостей. Один из них, одноглазый, засмеявшись, прощебетал длинную фразу. Жан ответил. Ингрид поняла и сказала Андрею:
— Он жалеет, что не смог утащить у нас блестящую коробку. Они страшные воришки. Если покопаться в шатрах, найдешь все, что пропало у нас за полгода.
Жан тоже смеялся. Белогурочка сказала:
— Брать чужое плохо.
Она посмотрела на Андрея снизу вверх. Она была на голову ниже его.
— Плохо, — согласился Андрей.
— У тебя на голове блестит. Это рана?
— Как ты догадалась?
— Ингрид всегда мажет раны жидкой мазью, которая потом твердая. Кто на тебя напал?
— Птеродактиль, — сказал Андрей. — Знаешь?
— Знаю. Это корпы. Вон лежат. Мы из них делаем одежду, когда холодно. И еще едим. У нас теперь много мяса. Хочешь, я тебе дам?
— Пошли, — сказала Ингрид. — А то тебе обедать не захочется.
Белогурочка смотрела им вслед. Она увидела, что Андрей обернулся, и крикнула:
— Ты красивый!
— Ну вот и поклонница, — сказала Ингрид. — Почему во всей Вселенной капитаны Космофлота пользуются такой популярностью у девушек?
— Не представляю. Раньше это говорили о гусарах.
— У них форма красивая, — сказал Жан. — Смотри под ноги. Змея!