По данным разведки...
...Согласно Вашим указаниям приняты меры по разрушению железнодорожного полотна на магистрали Брянск — Гомель, на перегонах Брянск — Пятилетка, Пятилетка — Полужье, Полужье — Выгоничи, Выгони-чи — Бородино, Бородино — Пильшино, Пильшино — Красный Рог, Красный Рог —Почеп, Почеп — Жудило-во, Жудилово — Уиеча.
На линию железной дороги нами направлено 6 партизанских отрядов и более 15 групп...
Командир объединенных партизанских отрядов группы районов Орловской области
(Д. Емлютин) Начальник штаба капитан (Гоголюк)
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА СЕКРЕТАРЯ ОРЛОВСКОГО ОБКОМА ВКП(б) В ЦК ВКП(б) О СОСТОЯНИИ ПАРТИЗАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ И БОЕВЫХ ДЕЙСТВИИ ПАРТИЗАН ОРЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ НА 1 ИЮНЯ 1942 г.
2 июня 1942 г,
В 49 районах и 4 городах Орловской области, временно оккупированных немецко-фашистскими захватчиками, на 1 июня 1942 года насчитывается 60 действующих партизанских отрядов с общим количеством 25 240 чел., в том числе за отчетный период заслано в оккупированные районы области 16 партизанских отрядов с количеством 320 человек и 322 диверсионных группы с количеством 620 человек.
В освобожденных партизанами районах Суземском, Трубчевском, Комаричском, Навлинском и Дятьковском созданы из числа действующих партизанских отрядов 100 групп самообороиы с количеством 16 000 бойцов...
Итоги боевых действий партизан
За десять месяцев Отечественной войны партизаны Орловской области нанесли немецко-фашистским бандитам значительный урон в живой силе и боевой технике. По неполным данным, партизанскими отрядами за этот период уничтожено: 13 746 немецких солдат и офицеров, взято в плен 72 немецких солдата и 74 офицера. Взорвано, сожжено и разгромлено: штабов 9, эшелонов с танками и самолетами 4, эшелонов с боеприпасами и живой силой 23, мотоциклов 12, цистерн с горючим 6, тягачей 9, складов и баз 20, самолетов 29, танков и бронемашин 40, автомашин 414, предметов вооружения и снаряжения 97, участков ж.-д. полотна и телеграфно-телефонной линии 181, мостов 84, управлений полиции и комендатур 8.
Трофеи
В боях с гитлеровцами партизаны захватили трофеи: танков 11, бронемашин 2, автомашин 14, мотоциклов и велосипедов 20, орудий 13, минометов 15, ручных пулеметов 105, автоматов 56, винтовок 1 346, патронов 30 ящиков и 300 000 шт. гранат, 900 шт. биноклей, пистолеты, рации и массу телефонно-телеграфной аппаратуры, кабели, подвод с продовольствием, лошадей и другое военное имущество.
О боевой деятельности партизанских отрядов и их вооружении прилагаю полученные отчеты...
Секретарь Орловского обкома В КП (б)
Матвеев
12
Иногда появлялись в штабе и быстро исчезали вооруженные группы, быстрые, легкие, стремительные. Их как будто заносило сюда ветром и ветром же уносило куда-то снова. Это были разведчики или диверсионники, посланные в леса через линию фронта с Большой земли. Однажды такая группа привела в штаб пленного немца. Немец был голый, но не совсем, а наполовину. На нем были только штаны от зеленой солдатской формы и подтяжки на белом и довольно сытом теле. Был он бос и без головного убора.
Поселили немца временно, до выяснения, в охране, в караульном помещении. Васька, согласно своим твердым взглядам на оккупантов, предложил немца пристрелить, но лично Емлютин не разрешил этого делать, до выяснения.
Когда Славка пришел с поста, он увидел этого немца уже в караулке. Он сидел на скамеечке перед домом, сидел один, ребята стояли перед ним, а кто и сидел, но только не рядом, не на скамеечке, а на земле. Немец молчал, поглядывал на партизан, старался быть спокойным, делал спокойное лицо; у него это получалось, хотя кто же мог поверить в его спокойствие? Ребята тоже молчали, откровенно разглядывали его. Похоже, что у них был разговор какой-то, вернее, попытка поговорить, но ничего из этого не получилось, говорили на разных языках. Убедившись, что ничего не получается, немец и партизаны теперь просто глядели друг на друга.
Славке сразу бросилось в глаза то именно, что оккупант был голый. Круглый живот, полные покатые плечи, и на этих плечах и на животе очень смешными были подтяжки, узкие, уже порядочно засаленные, с металлическими бляшками, чтобы можно было подтянуть или опустить, когда понадобится. И босые ноги, босые ступни мирно и строго рядышком, одна рядом с другой, покоились на прибитой травке. Пыльные ноги, на одной между пальцами грязь присохла, в лужу где-то наступил. Голова круглая, стриженная под машинку. Оккупант. А кричал ведь: «Лос! Лос! Капут! Нах Москау!» И разное другое. И прикладом подгонял. И в детей стрелял. Конечно же стрелял, сволочь!
Наконец кто-то придумал и сказал немцу:
— Гитлер капут.
— Хитлер капут, яволь, геноссе,— быстро отозвался немец. И стал ждать каких-нибудь еще слов или команды, готовый отозваться на новые слова, исполнить команду. И глаза его были как у пса — все понимали, а сказать ничего не могли, Оккупант.
Священная ненависть. Как же его ненавидеть, когда он сидит перед тобой в подтяжках на голом животе, с умными, как у собаки, глазами. Пупок беспомощный, как у всех людей, в ямочку завалился. А тот горлопан-мотоциклист на Москву спешил, не дошел до Москвы, и танки те, и грузовики с медвежатами, с зайчатами на дверцах, и те битюги, и породистые морды в автобусах, начальники этого голого оккупанта, и тот конвой, что на Юхнов повел людей.
Самые подлые для Славки были теперь почему-то те, что говорили: «Гут, гут» — и щадили его, отпускали, чтоб он жил. Гут, гут, а сами на Москву перли, а сами людей на Юхнов гнали, а сами поджигали деревни, наших женщин насиловали. Этот, с пупком, насиловал наших женщин?..
Другой раз, возвращаясь в караулку, еще издали Славка услышал гвалт, слишком уж напористый, веселый. Когда завернул за угол и проходил мимо окон, опять грохнуло, даже стекла дрогнули. В окно заметил, а войдя, уже точно разглядел веселую картину. Посередине казармы, на табуретке, сидел этот голый немец, а вокруг него толпились ребята, горячие, шумные, то и дело раскачивались от смеха. Руководил всем делом курносый партизан, из местных, шутник по имени Колюн.
— Так,— говорил Колюн,— повторим еще раз, повторение мать учения.— И вразбивку, отчетливо выговаривал слова, которые немец должен был повторять.— Не годи-ится, — возмущался Колюн. — Что же ты, фриц безмозглый, у нас так даже попугаи умеют. Неужели трудно сказать: твою, по буквам говорю — т, в, о, ю, и не мэчь, а мать, ма-ать. Понял, кочерыжка? Ну, еще разок.
— ...тэфью...
— Тьфу ты, падла.
— Га, га, га, ох-хо-хо...
— Что же, у вас все такие? Как же вы воюете? Полные идиоты. В Россию полезли. А по-русски ни бум-бум.
Немец только моргал белесыми ресницами. Трудно давался ему чужой язык.
Васька полулежал на нарах, не принимал участия в обучении немца.
— Не впрок ему,— сказал он издали,— и не сможет он, их Гитлер всех одурачил, кончай хорька гонять.
— Ну,— сказал Колюн,— последний раз.
Славка не смеялся, но ему тоже было смешно. Когда же за последним разом последовал еще последний, и еще потом, и еще, он сказал, ни к кому не обращаясь:
— Зачем издеваться над человеком?
Не захотелось Славке оставаться в помещении, захотелось одному побыть, и он ушел. Бродил меж деревьев, по молодой травке, по мхам, по прошлогодним листьям, а немец из головы не выходил. То ненавистный, то жалкий, то смешной. Мало тут, конечно, смешного. Не шел из головы немец, и вдруг Славку осенило: надо описать его. Как раз газета открылась, «Партизанская правда». Один номер уже вышел. Описать этого немца — и в газету.
Завернул в штаб, попросил у девушкн-машинистки бумаги, у нее же карандаш взял, забился в лесную глушь, устроился под тремя березами — из одного корня росли — и стал сочинять заметку, немца описывать. Давно не держал в руках карандаша, и бумаги давно не было белой перед ним, забыл и про бумагу, и про карандаш, а было ведь это хорошо, карандаш и бумага.
Заметка получилась. Ходил Славка по лесу, разворачивал бумагу и читал, опять сворачивал и опять ходил, потом прочитал последний раз — все же очень хорошо получилось — и пошел в штаб. Ходил вокруг да около, стеснялся спросить, где найти редактора. Много прошло времени, а тут и редактор сам явился, откуда-то приехал, в седле, на огромном жеребце. Жеребец был непропорционально огромен, а редактор, в картузике, щупленький, непропорционально мал для такого жеребца.
— Товарищ редактор,— Славка подошел поближе, и жеребец ему показался совсем горой — и как только редактор взбирается на него? — протянул свою заметку, свернутую трубочкой. Лошадь оглянулась на Славку, и он отступил немного.
— Ты жеребчика не бойся,— сказал редактор,— давай сюда.
Славка опять подошел поближе и опять протянул трубочку. Редактор развернул, прочитал вслух название и сказал:
— Хорошо. Давай познакомимся. Коротков Николай Петрович.
— Холопов, Слава.
Николай Петрович перегнулся очень сильно, протянул руку.
...Легким шагом возвращался Славка в казарму. Как будто с души свалилось что-то тяжелое, давно его тяготившее.
| Книга вторая |
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1
Пришлось немца этого расстрелять.
В караулке к нему уже было привыкли. Спал он на печке, никто его не охранял, с завтрака, обеда и ужина ребята приносили ему котелок с едой. Когда делать было нечего и когда было настроение, потешались над ним, обучали матерным словам.
Конечно, этот немец страдал. Если Славка возвращался из наряда, входил в караулку, пленный стряхивал с себя апатию — или это был сон с открытыми глазами,— мгновенно менялся в лице, поднимался сразу, делал несколько шагов навстречу и говорил всегда одно и то же: «О майи камерад» — «О мой товарищ»,— со стоном говорил немец эти свои слова. Близко однако не подходил.