Она провела рукой по волосам и случайно выдернула из прически ручку. Вся копна волос упала ей на лицо.
— Я провела три с половиной часа в штабе национальной криминальной полиции, пытаясь составить фоторобот этой девушки. Вышло не очень хорошо, но полицейские говорят, что это лучше, чем словесный портрет.
— Значит, ты видела убийцу? — спросил главный редактор, смутившись от своего неподдельного волнения. — Значит, стреляла женщина. Ты видела и сцену убийства?
Анника неуверенно посмотрела на свои лежавшие на коленях руки.
— Убитая смотрела на меня, — сказала Анника и, подняв голову, посмотрела в глаза шефа. — Она смотрела на меня, умирая.
— Каролина фон Беринг? Ты видела, как ее застрелили?
Анника машинально отбросила с лица волосы и закрепила их ручкой. Отвечая, она устремила взгляд куда-то поверх крыши русского посольства.
— Она смотрела на меня как-то особенно, — сказала Анника Бенгтзон, глядя в окно и сцепив руки на коленях.
— Тебе нечего сказать нам, твоим работодателям?
Она посмотрела на Шюмана, по лицу ее пробежала мимолетная тень.
— Я не знаю, что делает полиция, помимо того, что видела своими глазами. Думаю, что вы информированы гораздо лучше меня. Полагаю, что теперь мало кого интересует аромат духов королевы Сильвии.
Андерс Шюман подавил раздражение и обратился к ночному редактору:
— У нас есть возможность обойти запрет?
— Если верить адвокату, то нет.
Шеф встал, не в силах усидеть на месте.
— Этого я и боялся, — сказал он излишне громко и в отчаянии всплеснул руками. — У нас уникальный свидетель, но полиция связала нас по рукам и ногам. Закон о терроризме в действии. Нам запретили писать о самом громком преступлении, и на каком, спрашивается, основании? Ведь мы пока еще живем в демократической стране!
Янссон бросил взгляд на часы, недовольный, как всегда, ненужной эмоциональной вспышкой.
— Глава двадцать третья юридического процедурного акта, — сказала Анника, — параграф десятый, заключительный раздел. Показания ключевых свидетелей засекречиваются руководителем расследования в случаях особо серьезных преступлений. Это очень старый закон, призванный предотвратить утечку информации, которая может повредить следствию.
— Всегда найдутся разумные причины для того, чтобы ограничить свободу слова, — сказал Шюман, погрозив пальцем подчиненным. — Но как они вообще смогли такое допустить? Неужели в ратуше не было охраны?
Анника Бенгтзон потерла ладонями глаза.
Конечно, она была, но нобелевский банкет никогда не считался особо опасным и рискованным мероприятием. Уровень обеспечения безопасности не менялся уже много лет. Полиция работает совместно со службой безопасности, организаторами банкета и администрацией ратуши. В этом нет ничего необычного.
— Полицейские охраняют входы и выходы, а люди из службы безопасности работают в зале, — подытожил Шюман.
— Именно так, — устало подтвердила Анника. — Оцепление вокруг ратуши никогда не бывает слишком плотным. Охраны намного больше в концертном зале, во время самой церемонии награждения. Там блокируют Верхний рынок и часть Королевской улицы…
А телохранители? — спросил Шюман. — Где они были, черт бы их побрал?
— Полиция безопасности никогда не распространяется о личной охране, — сказала Анника. — Но существуют правила, согласно которым осуществляется полицейское сопровождение членов правительства, королевской семьи, высокопоставленных гостей из-за рубежа. Полиция в таких случаях выполняет определенные уставами функции…
Андерс Шюман поднял руку, заставив Аннику замолчать.
— Я говорю о полной неспособности полиции работать! — сказал он. — Как такое вообще могло произойти? Я хочу сосредоточиться именно на этом! Полиции не удастся умыть руки, оправдываясь отсутствием нужного законодательства…
— Не хочешь ознакомиться с обзором утренних изданий? — спросил Янссон, неловко поерзав в кресле.
Андерс Шюман, побагровевший от обуревавших его чувств, сел за свой стол и знаком велел ночному редактору продолжать.
— У нас практически нет снимков места преступления, — заговорил Янссон. — Ульф Ольссон, этот идиот, обожающий снимать знаменитостей на разных событиях, сделал пятьсот снимков принцессы Мадлен, но ни одного снимка события преступления. У него, видите ли, была неподходящая диафрагма и камера с неважным разрешением. Анника сделала несколько фотографий в Золотом зале, когда ратуша уже была оцеплена, — таких снимков нет больше ни у кого, — но снимки сделаны сотовым телефоном, и их качество оставляет желать лучшего. Один снимок мы разместили на восьмой полосе, один — на девятой. Двое судмедэкспертов у лужи крови. Очень сильные фотографии.
— Что еще у нас есть? — поинтересовался Шюман.
— Мы продолжаем следить за Шведским телевидением, не выпустят ли они какой-нибудь материал, но они пока ничего не передают. Камера работала в Золотом зале в момент преступления, но она, к сожалению, была установлена возле оркестра. Вопрос заключается в том, что они сняли и что выпустят в эфир.
— Конечно, они ничего не покажут, — сказал Шюман. — Зачем им это нужно?
— Но это же совершенно особый случай, — возразил Янссон.
Шюман едва не задымился от злости.
— В чем дело? — спросил он. — Что делает это убийство таким особенным, кроме того, что оно было совершено в таком месте и в такое время?
— Это тройное убийство, — сказал Янссон. — Второй охранник только что скончался, третий находится в критическом состоянии. Никто не считает это рядовым убийством.
— У убитых охранников, наверное, были жены и дети, — заметила Анника.
Шеф снова встал:
— Значит, это убийство настолько необычное, что ради него нам нужно новое законодательство? Оно такое особенное, что нам понадобился новый набор этических правил?
Анника Бенгтзон посмотрела на часы, потом переглянулась с ночным редактором.
— Что еще у нас есть? — спросила она.
— У ратуши, на улице, было много внештатных фотографов, так что много материала есть у них. Весь город оцеплен, так что на большинстве фотографий мы получим угрюмые лица полицейских и военные машины. Страницы десять и одиннадцать — полиция на охоте.
Андерс Шюман не мог сидеть, он встал и подошел к окну, став спиной к русскому посольству.
— Планирует ли полиция в ближайшее время начать аресты? — спросил он.
— Лодка, на которой бежала убийца, была обнаружена в Грендале. Полиция думает, что дальше она поехала на машине к югу, в Сёдерталье. Возможно, у нее были сообщники — один в лодке, другой в машине.
Андерс Шюман взял ручку и постучал ею о ноготь.
— Почему к югу?
— В полиции заявили, что они были готовы к такому повороту и сразу заблокировали дороги. Если бы она поехала на север или на восток, ее бы точно поймали. На запад — вода, остается только одна дорога — на юг. У нас есть предположительный график ее бегства. Полиция считает, что в Шерхольмене она была до двадцати трех часов пяти минут, так как в это время дорога в этом месте была блокирована.
Шюман увидел, что Анника смотрит на ручку, и отбросил ее в сторону.
— Как с фотографиями жертв?
Так как дорожная полиция и паспортные отделы закрыли для публики свои архивы, раздобывать фотографии жертв стало постоянной головной болью. Еще одно последствие теракта 11 сентября. Новая эра наступила.
— И фон Беринг и Визель были публичными людьми, поэтому их фотографий великое множество. Агентство Пелле опубликовало кадры передачи из Голубого зала. Там они сидят рядом, весело беседуют и поднимают бокалы. Качество не блещет, но мы поместили их на шестой и седьмой страницах… Еще у нас есть фотографии королевской четы, их реакция. Конечно, они не видели, что произошло, но Берит сумела сделать из этого захватывающий рассказ. Король и королева сидели в Галерее Принца и беседовали с некоторыми лауреатами, когда раздались выстрелы. Если измерить расстояние, на котором это произошло от королевской четы, то от убийцы ее отделяли какие-то десять — двенадцать метров, пусть даже половина этого расстояния — массивная каменная кладка…
— Что вы поместили на обложке? — перебил Янссона Шюман.
— Ждем фоторобот, заголовок гласит: «Лицо убийцы», или что-нибудь в этом роде.
Андерс Шюман почувствовал, что сейчас его усталый мозг сожмется и превратится в жалкую горошину, венчающую спинной мозг.
— Мы ждем фоторобот, составленный нашим корреспондентом, но не можем его напечатать. И все из-за чертова запрета полиции на разглашение, будь они неладны, — не дают работать…
Он упал на стул и махнул рукой.
— Идите заканчивайте номер, — сказал он. — Но я хочу увидеть номер перед тем, как он пойдет в печать.
Когда коллеги покинули его кабинет, Андерс Шюман встал, подошел к окну посмотреть, что делает русский солдат.
Будка была пуста.
Солдат ушел.
Анника вернулась в свою комнатку и записала все, что смогла вспомнить. Она записала по памяти все, что случилось на ее глазах, включая танец с Боссе. Она записала все детали, все, что сказали полицейские, все, что она видела и чувствовала.
Получился весьма неважный, путаный текст, но он все равно не предназначался для публикации. Аннике нужна была подпорка для памяти; она участвовала во многих судебных процессах и знала, как многое забывают свидетели. Со временем память тускнеет, а она хотела сохранить свои первые, истинные ощущения.
Для того чтобы даже следы текста не попали на сервер газеты, она поместила его в своем электронном архиве в Сети, в почтовом ящике annika-bengtzon@hotmail.com. Там Анника хранила тексты, к которым хотела сохранить доступ с других компьютеров, но сделать их недоступными для газеты.
Она выключила компьютер и продолжала сидеть, бесцельно глядя в пространство. Тело просто кричало от усталости, но она была уверена, что ночью не сможет уснуть.
Она увидела, как в курилку прошел Янссон с сигаретой и чашкой кофе. Анника схватила куртку и выбежала за ним.