Дзикевич медленно поднял взгляд, и в ту же секунду сердце его остановилось.
13
Глеб Корсак возвращался домой далеко за полночь. Подземный переход под площадью Рижского вокзала был пуст. Окна киосков затянуты ширмами. Повсюду валялись обрывки газет и деревянные ящики из-под овощей. Каждый шаг журналиста гулким эхом проносился по длинному, тускло освещенному туннелю.
Несколько раз Корсак замедлял шаг и встревоженно оглядывался. В переходе по-прежнему пусто. Журналист шел дальше. За те несколько часов, что Глеб провел в поезде, он немного оправился от шока, но на душе у него все еще оставалось неспокойно.
Корсак старался не вспоминать ужасное лицо Дзикевича. Бледность, седые волосы, вылезшие из орбит глаза… И этот странный запах… Сухая трава и мускус. Так, должно быть, пахли наши далекие предки-охотники, ночевавшие в открытом поле.
Выйдя из перехода на улицу, Глеб с наслаждением закурил. У стены Рижского вокзала сидел на деревянном ящике бомж. Увидев Корсака, он ощерил рот в усмешке и сделал рукой какой-то непонятный знак – то ли благословлял, то ли предавал анафеме. Бомж был смуглый, бородатый, с воспаленными глазами и черными, давно не мытыми волосами. Корсак подумал, что так, должно быть, выглядели наши древние предки-охотники.
Сворачивая на Сущевский вал, Глеб оглянулся. Возле гранитного бордюра подземного перехода виднелась одинокая фигура. Лица было не разглядеть. Человек не двигался и, судя по всему, смотрел вслед Корсаку.
На секунду Глеб замедлил шаг. Что, если вернуться и подойти к незнакомцу? Заглянуть ему в лицо? Узнать, кто он?.. Но через секунду Корсак снова торопливо шагал по Сущевскому валу. На этот раз победила не щепетильность – страх.
До дома Глеб добрался без приключений. Правда, набирая код электронного замка, снова почувствовал на себе чужой взгляд. Но во дворе никого не было.
«Нервы», – решил Корсак и вошел в подъезд.
В квартире его ждал неприятный сюрприз. За время отсутствия журналиста здесь явно кто-то побывал. Беспорядка не было, и на первый взгляд все вещи находились на своих местах. Глиняные фигурки, наборы открыток, стопка книг на столе. Однако верхняя книга в стопке лежала корешком внутрь, а Корсак терпеть этого не мог. Верхний ящик стола был закрыт слишком плотно. Скособоченная дверца антресолей, наоборот, была слегка приоткрыта. Закрывать ее так, как нужно, умел только сам Корсак. Были и другие мелочи, на которые Глеб сразу обратил внимание. Сомнений не оставалось – квартиру тщательно и умело обыскали.
С бьющимся сердцем Корсак подошел к журнальному столику. Початая бутылка водки стояла там, где он ее оставил. Стакан – тоже. Глеб задрал край скатерти и облегченно вздохнул – Тильбох на месте. У таинственных недругов не хватило воображения заглянуть под скатерть. Им, вероятно, и в голову не могло прийти, что с картиной можно поступить таким вот варварским образом. Так или иначе, но Тильбох уцелел – а в том, что искали именно Тильбоха, у Корсака не осталось никаких сомнений.
Чтобы успокоиться, Глеб взял из бара бутылку водки и отхлебнул прямо из горлышка. Вытер мокрые губы рукавом, поставил бутылку на стол, и тут в дверь позвонили: так бесцеремонно и настойчиво, словно гостю легче было высадить дверь пинком, чем убрать палец с кнопки. Корсак не стал дожидаться, пока это случится, и пошел открывать.
На пороге стоял старший следователь по особо важным делам Шатров. Стоял, широко расставив ноги, нахмурившись и засунув руку в карман серого мокрого пальто. Глеб посторонился, и сыщик вошел в прихожую. Захлопнул за собой дверь и осмотрелся.
– Звонил тебе полдня, – строго сказал Шатров, – но трубку никто не брал.
– Я был на работе, – ответил Корсак.
Следователь мрачно усмехнулся и достал из кармана сигареты. Прикурил от железной зажигалки, громко щелкнув крышечкой. Корсак сделал приглашающий жест, Шатров кивнул и прошел в комнату, оставляя на ковре грязные мокрые следы, похожие на отпечатки копыт нагруженного дровами першерона.
Прошел, рухнул в кресло, едва не развалив его, и пододвинул к себе пепельницу, не обращая внимания на сыплющиеся из нее окурки.
– Что за работа? – спросил Шатров, стряхивая пепел мимо пепельницы.
– Хреновая, – ответил Глеб. – Беготни много, а денег мало.
Шатров кивнул:
– Времена сейчас такие.
Затянулся сигаретой и глянул на журналиста со снисходительной улыбкой.
– Честно говоря, Корсак, выглядишь ты отвратительно. Щеки запавшие, рожа зеленая, как у лягушки. Давно не отдыхал?
– Давно.
– Смотри, а то могу посодействовать, – сказал Шатров. – Санаторий люкс. Круглосуточный уход, охрана, все удобства. Соседи – все сплошь милые, интеллигентные люди, на каждом не больше пары трупов. Тебе понравится.
– А как насчет вида из окна?
– Вид хороший. – Шатров выпустил струю дыма Корсаку в лицо и добавил: – На лесоповал.
– Замечательно. И когда заезд?
– Да можно прямо сейчас. Там уже все готово.
– Спасибо за предложение, но у меня еще есть дела в городе. Приятно было повидаться. Вас проводить?
Шатров задумчиво поскреб подбородок желтым от въевшегося никотина ногтем и сказал:
– Где ты был сегодня в семь часов вечера?
– Гулял по городу, – ответил Глеб.
– Один?
– Один.
– Напрасно. Свидетель тебе не помешал бы.
– С какой стати?
Майор мрачно усмехнулся:
– Ты, наверно, в курсе, что в Питере умер коллекционер картин Дзикевич?
– Не знал, – сказал Глеб.
– В ежедневнике Дзикевича нашли запись, что он должен был встретиться с тобой в семь часов вечера.
– Вы уверены?
Усмешка Шатрова превратилась в хищный оскал.
– Как и в том, что ты отъявленный врун, – жестко поговорил он.
Глеб вздохнул:
– Ну хорошо. Мы действительно должны были встретиться с Дзикевичем в семь часов вечера. И я действительно приехал в Питер. Я должен был позвонить ему с вокзала и позвонил. Но Дзикевич не взял трубку. Я звонил целый час, но все безрезультатно. Тогда я сел в поезд и уехал обратно в Москву.
– Вот так вот просто?
Глеб кивнул:
– Именно так.
– И тебя не разозлило, что коллекционер повел себя как свинья?
Глеб пожал плечами:
– В жизни журналиста бывает и не такое. А теперь, после ваших слов, я понимаю, что у Дзикевича имелась уважительная причина.
– Когда ты вернулся домой?
– Двадцать минут назад.
– О чем ты хотел поговорить с Дзикевичем?
– Я собираю материал о русских коллекционерах.
– И много собрал?
– Пока нет.
– Похоже, тебе не везет с коллекционерами, а? – Голос Шатрова звучал сухо и холодно. – Стоит тебе с кем-то из них связаться, как он тут же отправляется на тот свет.
– В жизни всякое бывает, – пожал плечами Глеб.
Шатров уставился на журналиста холодным, неприязненным взглядом.
– А я вот уверен, что ты был в квартире Дзикевича, – сказал он. – И лучше тебе рассказать об этом здесь и сейчас. Ты ведь наверняка предпочитаешь вести беседу за чашечкой кофе.
Глеб прикурил, выпустил в потолок струю дыма и спокойно спросил:
– У вас есть доказательства?
– Пока нет.
– Ну, значит, и говорить не о чем.
– Гм… – Шатров исподлобья посмотрел на Глеба, потом потер пальцами небритую щеку и проговорил: – Считаешь себя неуязвимым?
– Вовсе нет, – ответил Глеб.
– Ладно, черт с тобой. – Майор покрутил головой и остановил взгляд на журнальном столике. – Вижу, у тебя тут водка…
Корсак встал с кресла, подошел к серванту, взял еще один стакан и поставил на журнальный столик. Потом сходил на кухню и принес тоник и лед.
– С закуской проблемы. Придется прямо так.
– Ничего, переживу, – отозвался Шатров.
Выпили. Помолчали. Корсак разлил еще. Опять выпили. Шатров закурил, щелкнув крышкой зажигалки так, словно это была маленькая гильотина. Выпустил дым ноздрями и, прищурившись, проговорил:
– Не могу понять, Глеб, что за игру ты ведешь?
– Я же сказал – хочу написать большой материал о русских коллекционерах.
Шатров махнул сигаретой:
– Да слышал, слышал… – Он пригладил ногтем большого пальца правый ус и внимательно посмотрел на Корсака. – Кстати, как твое здоровье? Нервишки в последнее время не пошаливают? Не тянет порой выкинуть что-нибудь этакое?
– Тянет, – кивнул Глеб. – Давно хочу выкинуть вон тот диван. Пружины скрипят, обивка поистрепалась. Спать – просто мучение.
Шатров ухмыльнулся:
– Значит, так, Корсак, – сказал он хрипло, – приставать с вопросами я к тебе больше не стану. Все равно ведь валяешь дурака. Я просто предупрежу. Если выяснится, что ты хоть как-то замешан в этих делах, я повешу все эти трупы на тебя. Огребешь по полной программе. Усек?
– Усек, – спокойно ответил Глеб. – Из квартиры Дзикевича что-нибудь пропало?
– Пропало. Картина.
– Что за картина?
– Брейгель. «Опасность обоняния». – Шатров внимательно следил за реакцией Корсака. – Слыхал про такую?
Корсак невозмутимо покачал головой:
– Нет.
Шатров усмехнулся и ткнул пальцем в стакан:
– Давай-ка еще по сто грамм.
Глеб налил следователю водки, себе смешал коктейль. Едва они взялись за стаканы, как в дверь позвонили – коротко и робко, совсем не так, как Шатров. Корсак положил дымящуюся сигарету на край пепельницы и пошел открывать. За дверью стоял молодой парень в очках, с напряженным, умным лицом, похожий на студента-старшекурсника престижного вуза. Это был давнишний помощник Шатрова.
– Шатров здесь? – спросил лейтенант.
– В комнате. Вы бы хоть представились, что ли…
– Алексей Синицын.
Корсак отошел в сторону, впуская оперативника. Синицын вошел и протопал прямо в комнату, оставляя на ковре аккуратные мокрые следы.
– Можете не разуваться, – с ухмылкой поговорил ему вслед Корсак.
– Синицын! – приветствовал молодого оперативника Шатров. – Выпей-ка, брат, с нами. Корсак, накапай моему напарнику.
Корсак достал третий стакан.