ажение с камеры передавалось на монитор, установленный в помещении, где мы находились. Современные технологии позволили нам с Нортом, не приближаясь к телу Эллингтона, осмотреть его на предмет наличия других укусов.
Омертвение тканей, к счастью Эллингтона, когда он был еще жив, и к нашему счастью, поскольку нам пришлось осматривать его тело, наблюдалось лишь на правой руке. В остальных местах плоть, несмотря на сильную отечность, оказалась неповрежденной. Имелось несколько синяков, но никаких признаков рваных ран. Незначительные ранки могли, конечно, зажить за несколько дней пребывания пациента в больнице. Но крошечные укусы не привели бы к такой интоксикации. Чтобы произошло то, что случилось, клык змеи должен был глубоко проникнуть в ткань. Если бы у Джона Эллингтона были другие серьезные укусы, их следы остались бы на теле до сих пор.
А других укусов не было. Через несколько минут тело перевернули на живот, и доктор Ричардс снова стал медленно обходить с камерой каталку. Через двадцать минут мы уже не сомневались, что Джона Эллингтона другие змеи не кусали.
— Похоже, мы ни на йоту не продвинулись к разгадке этого случая, — сказал Гарри Ричардс, даже не пытаясь скрыть разочарование.
— Не знаю, — ответил Норт. — Пожалуйста, покажите еще раз рану на шее. Клара, подойди сюда.
Интересно, как это получилось, что я позволила Норту мной командовать? Но я, тем не менее, подошла к монитору. Камера в руке Гарри Ричардса была направлена на место укуса на шее Джона Эллингтона. Норт отступил, пропуская меня к экрану.
— Скажи, что ты видишь, — потребовал он.
Я всмотрелась в изображение. Два прокола, каждый приблизительно четыре миллиметра в диаметре, на расстоянии не больше двадцати миллиметров друг от друга, как раз над ключицей.
— Прошу прощения, — произнесла я, — но…
— Камера может увеличить изображение? — спросил Норт. Через секунду изображение увеличилось в два раза.
— Подумай, как кусает гадюка, — подсказал Норт. — Расскажи, что знаешь.
Я задумалась. У некоторых змей, например кобр, относительно короткие клыки, которые зафиксированы на челюсти. У гадюковых клыки намного длиннее. Змея выпускает их при нападении — они выдвигаются вперед, принимая вертикальное положение, а в состоянии покоя они занимают горизонтальное положение, концами назад.
— У гадюк клыки длинные, — сказала я. — Уколы должны быть довольно глубокими.
— Перед нами именно такие. Продолжай…
— Гадюки, укусив жертву, тут же ее отпускают. Они кусают один раз, используя нижнюю челюсть, чтобы глубже вонзить клыки в тело жертвы.
— Сколько зубов у гадюки на нижней челюсти?
— Обычно два ряда.
— Если нижняя челюсть обязательно участвует в механизме укуса, разве не должны быть видны отметины от нижних зубов?
Я подняла на него глаза, забыв о своем раздражении, потом вновь посмотрела на рану.
— Да, — согласилась я. — Должны.
Гарри Ричардс ровно держал камеру, но бросал в нашу сторону тревожные взгляды. Даже два санитара морга теперь заинтересовались происходящим.
— Тут ничего нет, — сказал Ричардс. — Никаких следов зубов ниже раны.
Норт пропустил его замечание мимо ушей.
— А что насчет верхних зубов? — спросил он у меня.
— У гадюковых верхних зубов меньше, чем у большинства змей, — ответила я, пытаясь припомнить прочитанное мною, когда работала со змеями. — У них есть мешочки, в которые складываются клыки.
— Диастема, — подсказал Норт.
— Но верхние зубы все же есть. Кажется, два ряда.
— Видны какие-нибудь отметины?
Я отрицательно покачала головой.
В этот момент я обнаружила, что стою на цыпочках, чтобы получше разглядеть изображение на мониторе. Норт обеими руками поддерживал меня.
— Взгляни на эти проколы, — сказал он. — Представь, как клыки входят в тело жертвы…
Я смотрела. Что именно я должна была увиден.?
— Представь, как они выходят из тела жертвы…
Ну конечно же!
— Кожа должна быть разорвана. Она надрывается, когда змея вытаскивает клыки. Края раны были бы надорваны, а сама рана имела бы неправильную форму — по ней можно было бы определить, под каким углом нападала змея.
— Видно что-нибудь?
Я посмотрела на Норта, на монитор, опять на Норта. Он улыбался, я невольно улыбнулась в ответ.
— Нет, — ответила я. — Края раны не надорваны.
— Ладно, ребята, я и так был слишком терпелив, — перебил нас Ричардс. — Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
Норт сделал шаг назад, но руки с моих плеч не убрал. Странно, что я не возражала.
— Ваш пациент скончался от отравления ядом гадюки, — заявил он.
— Ну конечно! — нетерпеливо выпалил Ричардс. — Нам это известно…
— А вот это и есть самое интересное. Если учесть, что гадюка его не кусала.
12
— Вы намекаете на то, что кто-то ввел Джону Эллингтону яд гадюки с помощью шприца? — спросил Ричардс, когда мы вышли из морга. В его голосе слышалось недоверие. По правде сказать, меня это не удивило. — Подобное невозможно даже представить, — продолжил он.
— Проще простого, если жертва находилась без сознания, — ответил Норт. — Насколько мне известно, Джона Эллингтона ударили по голове?
— Он упал, — ответил Ричардс.
— Вы уверены? — уточнил Норт.
Молчание.
— Любой, кто когда-либо держал в руках змею, может добыть ее яд, — заявил Норт. — Возьмите яд у нескольких гадюк — приблизительно шестерых — и получите его столько, сколько обнаружили в крови Джона Эллингтона.
— И яд можно ввести? — все больше изумлялся Ричардс. — С помощью… шприца? Такое возможно?
Норт пожал плечами.
— Никогда сам подобным не занимался, но не вижу в этом ничего невозможного, — ответил он. — В случае с нашим другом я бы предположил, что ему ввели яд глубоко в ткани. Вокруг самого места прокола рана не слишком опухла — это первое, что вызвало у меня подозрения, а потом я догадался: тот человек, кто бы он ни был, воспользовался острым тонким инструментом вроде маленькой отвертки и проделал две дырочки, чтобы скрыть след от иглы.
Потрясенный Ричардс смотрел на Норта.
— Вы сказали — его ударили по голове? — переспросил он.
Норт нахмурился.
— Скажем, черепно-мозговая травма. Неизвестного происхождения.
— А в чем дело? — поинтересовалась я.
Ричардс перевел взгляд с Норта на меня.
— Прошлой ночью к нам поступил тесть Ника Паулсона, — ответил он. — Вместе с остальными членами семьи. Но мать и детей выписали сегодня утром.
Мы с Нортом ждали продолжения.
— У старика легкое сотрясение, — снова заговорил Ричардс. — Он обо что-то ударился головой.
— На его подушке была кровь, — добавила я. — А полиция обнаружила в его спальне дохлую гадюку.
Мы стояли посреди коридора, санитары и посетители вынуждены были нас обходить. Никто не знал, что сказать. Неужели Эрнесту Эмблину уготована та же участь, что и Джону Эллингтону? В конце концов я нарушила молчание.
— Думаю, следует уведомить полицию, — сказала я Ричардсу.
Тот закивал.
— Секундочку, — вмешался Норт. — Мы же не хотим, чтобы половина жителей юга Англии впала в истерику из-за змей? Может, побеседуем со стариком, прежде чем поднимать панику? Его не кусала гадюка, верно?
— Нет, но…
— Что скажете? Он в состоянии принимать посетителей?
Эрнест Эмблин был не только в состоянии, но выразил горячее желание с нами встретиться. Нам с Нортом пришлось подождать Гарри Ричардса какое-то время возле ординаторской, потом мы пошли за ним в палату. Пока мы шли через маленькое помещение к койке у окна, старик приподнялся на кровати, и я вспомнила, что уже видела его минувшим вечером в доме Клайва Вентри. Он был одним из пятерых стариков, восседавших во главе стола.
— Та змея, которую вы нашли, — начал он, когда мы были еще у двери, — ядовитая. Удалось ее опознать?
Смотрел он исключительно на меня, обращался только ко мне.
Я бросила взгляд на Норта, в то время как доктор Ричардс шагнул вперед, чтобы поднять изголовье кровати доктора Эмблина. Норт кивком разрешил мне продолжить. Ричардс тщетно уговаривал Эмблина лечь.
— Мы полагаем, что это тайпан, — ответила я, глядя на доктора Эмблина. — Они водятся в Южном полушарии, в Австралии и Папуа-Новой Гвинее. Но мы абсолютно уверены, что вашего зятя укусил не тайпан.
— Да, да, — пробормотал Эмблин. — А вы действительно уверены, что они водятся только там? Больше нигде?
— Где, например? — удивился Норт.
— О, прошу прощения, — вмешался Ричардс, — доктор Эмблин, это…
— Например, в Африке, — сказал Эмблин. — Или… — Он переводил взгляд с меня на Норта, совершенно не обращая внимания на доктора. — Или в Северной Америке. Такое возможно? Могла ли змея попасть сюда из Северной Америки?
Не зная, что ответить, я посмотрела на Норта.
— Это невозможно, — ответил он, не сводя глаз с Эмблина. — Тайпаны ни разу не были обнаружены за пределами Австралии и прилегающих к ней островов. Единственным элапидом, обитающим в Северной Америке, является королевский аспид. Он совершенно не похож на тайпана, поскольку полосатый и имеет яркий окрас.
Казалось, Эмблин даже съежился на кровати.
— Спасибо, — пробормотал он, опустив глаза на сложенную простыню, прикрывающую нижнюю часть его тела.
Лишь теперь я его внимательно рассмотрела. Хорошо сохранившийся мужчина лет семидесяти пяти, грива густых седых волос, за толстыми стеклами очков — карие глаза. На левом виске — большой квадратный пластырь.
— Доктор Эмблин, прошлой ночью мы обнаружили в вашей спальне гадюку, — сказала я. — Это вы ее убили?
На секунду он поднял на меня глаза и тут же их опустил. Он покачал головой, потом скривился.
— Нет, — признался он. Его рука потянулась к ране на виске. — Гадюку я не видел.
Вновь взгляд на меня.
— Вы же знаете, что меня змеи не кусали.
— Знаем, — ответил Норт.
Явно успокоившись, Эмблин откинулся на подушку.