Я доехала до конца дороги и припарковалась у знакомого «лендровера», разбитого и грязного. Выбралась из машины, взяла под мышку тонкий легкий пакет и направилась к одноэтажному коттеджу с деревянными рамами, который уютно расположился среди молодых ясеней. Он был окрашен в голубой цвет и походил на пляжный домик. Я уже не один раз видела этот дом и гадала, кто может жить в таком месте, но мне и в голову не могло прийти, чье это жилище.
Когда я подходила к входной двери, от волнения у меня в животе словно кузнечики копошились. Стучать не потребовалось.
На приколотой к двери записке значилось: «К., ты опоздала!!! Пошел проверить гнездо. Если таки приедешь, подожди. Я скоро, Ш.».
На секунду у меня возникло желание оставить пакет на пороге и перезвонить ему утром. Неделю назад я бы так и поступила — даже несмотря на данное обещание не выпускать пакет из виду. Но я не спешила домой в поселок, кишащий змеями и тайнами.
Поэтому я вернулась на извилистую тропинку, идущую вдоль берега, и стала углубляться в Андерклифф, ожидая, когда морской бриз зашуршит верхушками деревьев. И когда это случится, по траве будут кружить крошечные световые блики, как будто чья-то огромная рука разбрасывает по земле золотые монеты.
Очертания побережья Лайм-Андерклиффа формировались в течение нескольких веков — его определяли оползни, явление отнюдь не редкое в этих местах. Они и сейчас меняются.
Самый мощный оползень за последние годы, который и завершил формирование Андерклиффа, каким мы его знаем, случился на Рождество 1839 года. За два дня приблизительно шесть с половиной гектаров земли, включая пашни и посадки капусты, а также восемь миллионов тонн горной породы, откололись от утеса и соскользнули в море, образовав пропасть глубиной сорок метров, протянувшуюся более чем на полтора километра. С тех пор крутые склоны утеса постепенно разрушались под воздействием погодных условий и менее значительных оползней. И все же они были густо покрыты растительностью, так что напоминали настоящие джунгли.
На протяжении многих лет геологи, ботаники и палеонтологи находили в Андерклиффе источник вдохновения, равно как и я. Я восторгалась тем, как столетия разрушений в результате создали место, где царил покой, но где за красотой скрывалась настоящая опасность. «Не стоит недооценивать Андерклифф», — говаривал мой отец каждый раз, когда мы выбирались сюда на прогулку. Всего в паре километров от города можно было легко заблудиться — и в результате стать жертвой несчастного случая, не заметив одну из скрытых трещин или расселин. Поиски пропавшего могли занять несколько дней.
Я опустилась на деревянную скамью. Солнце уже готово было скрыться за горизонтом, но хотело напомнить о себе: яркие солнечные лучи падали на поверхность океана, превращая ее в танцующую, сверкающую серебристо-белую массу.
Я сидела, вглядываясь в заоблачную даль, и размышляла: как я поступлю, когда узнаю наконец о происхождении змеиной кожи, лежащей в коричневом пакете у меня под мышкой? А никак — единственно разумный ответ. Я простой ветеринар. Я лечу диких животных — кроликов и ежей. Хотя…
Старик, которого я уже дважды видела, сильно походил на Уолтера Уитчера. А у того было четверо братьев. Я не сомневалась: все, что происходило в нашем поселке, было как-то связано с Уитчерами и их домом. Могла ли я узнать об их судьбе? Двое из пятерых умерли: Гарри покоился на церковном кладбище, а Альфред давно утонул. Остаются Уолтер, Арчи и Сол.
Арчи уехал в Америку. Его практически невозможно найти, даже если он еще жив. А что касается Сола, то его изгнали из поселка. Должно быть, он совершил нечто ужасное. А плохое, как правило, люди не забывают.
Я могла бы полистать старые газеты. Обычно о преступлениях пишут в газетах, и пятьдесят лет назад писали. Может, из газет удастся узнать, что сделал Сол и куда он уехал. Можно начать с пожара в церкви и плясать оттуда.
А как же Уолтер? Предположим, он не умер (и не прячется в своем старом доме), но где-то же он должен обитать! Смогу ли я достать перечень домов престарелых в нашем округе и проверить, нет ли его там? Если Уолтеру в больнице была оказана квалифицированная помощь, но он все еще не в состоянии вернуться домой, в таком случае логично предположить, что его поместили в приют или дом престарелых. Я могу узнать, так ли это, воспользовавшись телефоном.
Пролистать подшивки газет, сделать несколько телефонных звонков — это мне по силам, разве нет?
День клонился к закату. На востоке стали собираться облака. Они впитывали последние лучики солнца, создавая поистине захватывающую палитру цветов, — правда, это явление не редкость в нашей части света. Люди часто ругают угрюмое британское небо, но без наших туч не было бы наших закатов. За все надо платить.
За моей спиной хрустнула ветка. Несколько секунд я слышала только шум ветра, играющего молодой листвой, потом уловила едва различимое шуршание высокой травы.
Солнце опустилось еще ниже — пройдет несколько минут, и оно будет опускаться уже над другими берегами. Свет его был все еще горяч, а блестящая золотистая дорожка, идущая по волнам ко мне, казалась приглашением в другой, волшебный мир. На мгновение мне почудилось, что этот мир меня затягивает.
— Простите за опоздание, — извинилась я, глядя в ту точку на горизонте, где начиналась — а может, заканчивалась — золотая дорожка.
Мужчина за моей спиной засмеялся.
— А вот и я, скользящий в сгущающихся сумерках, словно тень.
— Услышала ваши шаги две минуты назад, — сказала я, не оборачиваясь. — Повсюду много сухих веток. Следует избегать их, если хотите двигаться бесшумно.
Он не ответил. «Молодчина, Клара! — мысленно похвалила я себя. — Этот мужчина известен своей способностью выслеживать редких животных, а ты пытаешься научить его бесшумно передвигаться по лесу. Ты что, забыла, что пришла сюда за помощью?»
— В красивом месте вы живете, — сказала я примирительно.
— Я влюбился в Андерклифф еще мальчишкой, — откликнулся он. — Я проводил здесь почти все свободное время. Здесь я поймал свою первую змею.
— Гадюку? — поинтересовалась я.
Рано же он начал возиться с ядовитыми змеями!
— Медяницу, — признался он. — Целых две недели я думал, что моя домашняя любимица — настоящая змея.
Он обошел скамью, а я, так и не поднимая глаз, подвинулась влево, чтобы он мог сесть справа от меня. С моей привлекательной стороны.
— Спасибо за… — начала я.
— Хорошо… — одновременно со мной заговорил он.
Я подняла глаза, увидела блеск ярких карих глаз и тут же опустила взгляд.
— Может, войдем в дом, выпьем чего-нибудь? — предложил он через секунду.
Господи, нет! Я почувствовала, как от одной мысли остаться наедине с мужчиной у меня задрожали руки. Наедине в его доме.
— Мне и правда нужно возвращаться, — выдавила я, чувствуя, как холодно, даже грубо звучит мой голос, но не в состоянии ничего с этим поделать. — Я бы послала вам это с курьером, если бы не обещала, что глаз с нее не спущу.
Теперь я говорила много и сбивчиво, а Шон Норт не приходил мне на помощь. Краем глаза я могла видеть лишь его сапоги, джинсы и краешек рубахи. Значительно чище, но в остальном — точная копия того, во что он был одет в день нашего знакомства. Я чувствовала на себе его взгляд. И знала, что выгляжу полной дурой. Я рискнула повернуться к нему вполоборота и встретиться с ним взглядом.
— Привет, — сказал он.
Я почувствовала, как краснею. Мне стоило большого труда вновь не отвести взгляд. Похоже, я вела себя, как подросток, которого познакомили с любимой рок-звездой. Я вытащила из-под подмышки пакет и передала его Норту. Он на секунду замешкался, потом взял его. Раскрыл и заглянул внутрь.
— Где ты это нашла? — спросил он, вытаскивая кожу и поднимая ее, чтобы рассмотреть на свет.
— В одном старом доме в нашем поселке, — ответила я. — Ее длина 125 сантиметров. Я измеряла три раза, чтобы не ошибиться. Интересно, могут ли…
— Нет.
— Что — нет? Это не кожа тайпана?
— Это не кожа нашего тайпана. Наша подружка — кстати, я называю ее Кларой, ты не против? — длиной всего 117 сантиметров. Помнишь, Роджер измерял ее при тебе? Значит, либо она уменьшилась в размерах — но такого я никогда раньше не встречал, — либо это не ее кожа.
Солнце скрылось за горизонтом, на поверхности океана осталось лишь золотое пятно. Оно на глазах становилось все меньше и меньше, таяло, как и моя слабая надежда на то, что на свободе не «разгуливает» еще один невероятно опасный убийца. Я была совершенно уверена, что Шон не сводит с меня глаз.
— Я была бы очень рада, если бы вы заверили меня, что это кожа другой змеи, — наконец произнесла я. — Какой-нибудь безобидной. А еще лучше, что ей уже несколько лет.
— Кожа сброшена совсем недавно. А если ты обнаружила ее в старом доме, то, скорее всего, на днях. Если бы она там пролежала какое-то время, ее бы уже съели.
Он был прав. Я почувствовала, как устала, похоже, этот разговор истощал мои силы.
— Я не могу так, на глазок, и при таком освещении определить, принадлежит ли эта кожа тайпану. Необходимо тщательно рассмотреть ее. А это займет какое-то время. Сейчас я могу сказать только, что кожа может принадлежать тайпану. Если ты не можешь ее оставить, возвращайся, когда у тебя будет больше времени.
— Нет-нет. Разумеется, я оставлю ее. Буду вам премного благодарна, если вы рассмотрите ее повнимательнее.
Мы еще немного посидели, наблюдая, как последний золотой луч дрогнул и скрылся за горизонтом. Меня всегда трогали закаты, но в этот момент меня охватила невыразимая печаль.
— Как тайпан мог выжить в таком климате? Сколько он может еще протянуть, представляя собой опасность для окружающих? — спросила я.
Шон и сам над этим размышлял.
— Думаю, недолго, — в конце концов ответил он. — Я бы предположил, что убежавший тропический тайпан через двадцать четыре часа впадет в спячку и уже не проснется. И перед тем, как заснуть, у него не будет ни сил, ни желания поохотиться. Слишком холодно.