настоящий Артём. И уж точно не поверят тому, как он вёл себя с ней – в моменты, когда они действительно начали узнавать друг друга. Никто, кроме Ксюши, не видел, как в его глазах загорался свет, а на лице появлялась улыбка – в моменты, когда он смотрел на неё, говорил с ней, прикасался к ней. Она и не собиралась делиться настолько личными воспоминаниями с кем бы то ни было – они принадлежали только ей и Артёму. И Ксюше не хотелось, чтобы равнодушные служители закона выкачали их мир, словно озеро, превратив в ссохшиеся официальные бумаги. Единственное, что она сделала – кратко описала работавшему с ней психологу, миловидной женщине сорока с чем-то лет, как Артём заботился о ней, кормил, водил на прогулки, и на её вопрос, имеет ли она к нему претензии, Ксюша уверенно ответила «нет».
Ну, разумеется, дама не могла не передать всё это следователям – когда речь в деле идёт о серийном маньяке, этические кодексы не играют никакой роли.
– Зачем вам это? – не выдержав, сказала она после того, как Сергей Антонович (Ксюша наконец-то запомнила его отчество) объявил, что Михайленко (они предпочитали называть его преимущественно по фамилии) всё равно светит пожизненное – несмотря на то, что его причастность к большей части совершенных преступлений доказать не удастся. – Вы утверждаете – того, что удастся доказать – уже хватит, чтоб закрыть его, – Ксюша с яростью мотнула головой, сбрасывая со лба упавшую прядь волос. – Мой случай, я так поняла, вам не особо нужен. И я… я не хочу в этом участвовать. Всё, что я говорила, вам уже рассказала психолог. Если хотите – я и сейчас заявляю, что против Артёма ничего не имею. А теперь я просто хочу всё забыть. Забыть и жить дальше!
Истерически рассмеявшись, она откинулась на стену. За всё время пребывания в больнице Ксюша ещё никому не говорила столько слов одновременно. Пожалуй, увидев её в таком состоянии родственники, они бы немедленно настояли тут же прекратить с ней беседу. Она вспомнила, как поначалу следователь комитета предлагал опрашивать её только в присутствии близкого – но Ксения категорически отказалась. Уж лучше умереть, чем позволить услышать родным подробности своего похищения.
– Ксения Геннадьевна, пойман серийный маньяк-убийца. Скорей всего он войдёт в историю как самый опасный преступник двадцать первого века. На его счету десятки жертв. И вы – единственная выжившая из них, – терпеливым тоном начал Сергей Антонович. – Что-то заставило его поступить с вами иначе. То, что он вас удерживал и, – он замялся, – и насиловал – это ужасно и отвратительно, но всё же несравнимо с тем, что он делал с другими.
– По каким-то известным только ему причинам он выделил вас, Ксения Геннадьевна, – вступил лысый полицейский. – Вы даже не представляете, насколько ваш случай… уникальный. И мы тоже хотим узнать. Может, вы сами предполагаете – почему вы выжили?
Ксюша молчала.
– С вашего позволения, скажу вам, как есть, – сказал питерский следователь. – Когда вы отсюда выйдете – то не раз столкнётесь с этим вопросом. Многие уже сейчас строят самые невероятные предположения, задаваясь вопросами: чем же вы представляли для Михайленко особый интерес? Или, может, ему что-то было от вас нужно?
– Ему нужна была я, – тихо и просто ответила Ксюша, посмотрев прямо на собеседников. Ей было плевать, что они подумают. – Такой ответ вас устроит?
Полицейские молча переглянулись между собой, а затем сертинский тихо промолвил:
– Позвольте заметить. Мы так поняли, он назвался вам своим настоящим именем. Не могли бы вы это… эээ… прокомментировать?
Она, уделив тому внимания не меньше, чем если бы на его месте был ползущее по полу насекомое, легла на кровать, и со скучающим видом отвернулась к стенке. У неё не было ни сил, ни желания для бессмысленных попыток объяснить этому хорошо откормленному начальнику, погрязшему в лживости преступного мира, такую очевидную вещь.
Ксюша осознавала, что основной причиной её тяжёлого психологического состояния был Артём. Но только не в том плане, в котором все думали – в этом она так никому и не призналась. Друзья и родственники, навещая её, говорили о чём угодно, но всеми силами старались избегать упоминаний о её похитителе. Полицейские – наоборот, вынуждали говорить лишь о нем. И никто из них не понимал Ксюшу – да, наверное, и не смог бы такое понять. Если совсем уж честно – она сама вряд ли могла это объяснить.
Это было неправильно – но Ксюша постоянно страдала по нему, и ничего не могла поделать. Она оказалась единственной, кого Артём впустил в свой одинокий мир, и разделил его с ней – и от мыслей, что теперь ему суждено оказаться в вечной пустоте, Ксюшу выворачивало наизнанку. Это казалось совершенно честным с точки зрения мировой справедливости, и абсолютно разрушительным фактом – с её. Лежа без сил, уткнувшись в собственную подушку, она хотела выть и кричать. Почему нельзя отмотать время назад, и встретиться с Артёмом тогда, когда его ещё можно было спасти от себя? И как так угораздило её влюбиться в маньяка?
Несмотря на то, что возвращение во внешний мир внушало ей страх, Ксюше не терпелось поскорее покинуть больницу. Дома она хотя бы будет предоставлена сама себе, и наконец-то избавится от назойливого внимания медперсонала. Дом… Вот только куда ей идти? О том, чтобы возвратиться в Сертинск на съёмную квартиру и встретиться с Гошей, не могло быть и речи. Её собственная сейчас тоже сдавалась. А селиться у дяди Ефима, создавая тому дополнительные хлопоты, ей совершенно не хотелось. Ксюша знала – несмотря на все её заверения, что с ней всё нормально, дядюшка непременно захочет стать ей нянькой: таким уж заботливым он был. К тому же, нормально всё с ней определённо не было.
– Переезжай пока ко мне, – предложила ей как-то Анита. – До четырёх я в школе.
– Сейчас же лето, – удивилась Ксюша. – Почему так долго?
– Я ведь теперь ответственная за летнюю практику. И должники ещё будут до середины июня тянуться, чтоб их… А по средам и пятницам хожу на курсы английского. Хочу повысить квалификацию. Кстати, сегодня я как раз туда.
Ксюша посмотрела на внешний вид подруги. Её гладкие, спадающие до плеч волосы, явно не так давно были заново выкрашены в чёрный цвет, карие глаза обрамляли пышные ресницы, а вишневая помада замечательно гармонировала с блузкой цвета божоле и строгими чёрными брюками. Раньше она подколола бы Аниту, что преподаватель – наверняка симпатичный красавчик, но сейчас ей было вообще не до этого.
– Ээ… ладно. Я подумаю, – ответила Ксюша, задумавшись о том, как и когда она сможет забрать свои вещи из сертинской квартиры. Причём желательно сделать это в отсутствие мужа – хоть это будет трусливо, но встречаться с ним в ближайшее время она была не готова.
После того, как в пятницу на окончательном консилиуме врачи решили, что её состояние на данный момент достаточно удовлетворительное для выписки, Ксюше велели дожидаться в палате. Время ожидания затянулось, и, когда дверь наконец-то открылась, она с облегчением выдохнула.
Но медики оказались не одни – вслед за ними зашёл и следователь Сергей Антонович. Сегодня на нем был антрацитовый пиджак свободного кроя, мятые джинсы и серая рубашка. В руках он сжимал портфель.
«Ну что ему ещё нужно? – раздражённо подумала она».
– Уф, Ксения Геннадьевна, я еле успел. Поздравляю вас с выпиской.
– Спасибо, – холодно процедила Ксюша, разглядывая торчащую из его кармана ручку. Паркер? Или другая, не менее пафосная?
– Подпишите, пожалуйста, вот здесь, и здесь, – врач сунул ей документы, указав на галочки в нужных местах.
– Позвольте, – потянулся было в карман майор, но она, не глядя на него, взяла обычную ручку, протянутую ей медсестрой, и быстро сделала, что от неё требовали.
– Ээ… да, – следователь, торопливо засуетившись, расстегнул портплед. – Мы нашли это при обыске ммм… загородного дома Михайленко.
Ксюша с изумлением уставилась на свой белый «Sony», купленный для неё Артёмом.
– Мы изучили его содержимое, и подумали, что он принадлежит вам, – мужчина протянул ей планшет. – То, что в нем нашли – используйте это… мм… в собственных целях.
– Спасибо, – теперь уже искренне поблагодарила она его.
Невероятно! С момента своего освобождения Ксюша ни разу не вспоминала о своей рукописи – ни о той части, что была написана ею в плену, ни о той, что осталась в её ноутбуке. И нынешнее напоминание о том, что у Ксюши всё ещё имеется хоть какая-то цель, вселило в неё дух.
Теперь она должна сосредоточиться только на ней. Взять и дописать эту книгу. Выполнить последний долг перед собой и Гошей. И Артёмом. А уж потом она решит, как жить дальше.
Глава 53
Квартира Аниты стала отличным местом для её нового убежища. Главным образом, потому, что часы присутствия и отсутствия хозяйки, казалось, прямо пропорционально зависели от меняющегося настроения Ксюши: большую часть времени ей хотелось быть в одиночестве, но иногда на неё накатывали жуткие приступы страха и пустоты, во время которых хотелось, чтобы рядом кто-то был.
Теоретически, она не жила одна – и в то же время подруга часто отсутствовала. Первые проведённые у неё выходные прошли в соответствии с такими потребностями: в субботу Анита пришла только вечером, а в воскресенье ушла на ночь. Судя по всему, у неё явно случился роман с этим преподавателем английского, которого, как та однажды обмолвилась, звали Габриель, и родом он был из Бирмингема. Ксения понимала – Аните казалось неуместным подробно об этом рассказывать, глядя на то, в каком она была состоянии. В основном Ксюша относилась к такой неразговорчивости равнодушно – но бывало, что на неё вдруг накатывала такая бешеная злость, что хотелось бить и крушить всё вокруг. Тогда она молча уходила в ванную, включала воду и сидела на полу, вцепившись в колени и глубоко дыша, чтобы остановить подступающую истерику. Это получалось не всегда – иной раз Ксюша, чувствуя, как по щекам градом катятся слёзы, била по стенам и бортику ванной. На холодном кафеле и белой эмали не оставалось следов – чего не скажешь о ней: синяки и царапины стали теперь постоянным явлением на её руках. В придачу к ним добавлялись кровавые следы от ногтей на предплечьях, плечах и коленях, появляющиеся, когда Ксюша не находила другого способа, чем сцепить себя намёртво – пытаясь физически сдерживать рвущееся наружу безумие.