– Ксюша, что с тобой? – недоуменно сказал Гоша, протянув к ней руку, но больше не осмеливаясь прикасаться. Он отступил на шаг, огляделся по сторонам, и снова взглянул на неё. «Мы будем разговаривать в коридоре? Я бы сказал, это не лучшее место, но раз ты так хочешь…» – именно так Ксюша интерпретировала этот его манёвр.
Она прислонилась к дверному косяку и только сильнее ухватилась за рукава, чувствуя, что начинает дрожать сильнее. К горлу подступил ком.
– Я… Гоша, я не могу… быть с тобой, – Ксюша отчаянно мотала головой из стороны в сторону. – Если ты… пришёл за мной – я не могу. Не смогу.
Язык еле слушался. Ладони совсем взмокли. Она вдруг не к месту подумала, что надетая нею под низ чёрной кофты цветная в полоску майка Аниты совершенно дурацкая, и истерично хихикнула.
Муж выглядел так, будто его чем-то ударили по голове.
– Я… не пойму, – удивлённо произнёс он. – Почему? Что случилось? Я сделал что-то не так?
Ксюша хотела было ответить «нет», но вдруг, ни с того, ни с сего, из глубины души раздался голос, иррациональный смысл слов которого испугал даже её саму:
«Да. Лучше бы ты не искал меня. Я осталась бы с ним, и помогла ему – а теперь для него всё кончено».
Она почувствовала злость. Нет, нельзя поддаваться этому, она не должна так считать…
– Нет, – Ксения старалась, чтоб в её речи не проскальзывало раздражение – в первую очередь на саму себя. – Ты тут не при чём. Дело во мне.
Её голос сорвался. Гоша терпеливо ждал, пока она соберётся с духом. Чёрт побери, ну почему он даже сейчас смотрит на неё с заботой и жалостью!
– Я… я принадлежала ему! – вскрик Ксюши был похож на резкий порыв ветра. – И после этого ты всё равно хочешь… хочешь быть со мной? – она всхлипнула. – Тебе это не нужно. Я сама себе отвратительна – а тебе тем более, после такого… И… перед тобой… так нечестно… А я не хочу, чтобы меня не бросали только… из-за жалости.
Сквозь слёзы она видела, что муж дернулся, как от удара. Он снова потянулся к ней правой рукой, но Ксюша с визгом вырвалась.
– Не надо, не подходи!
– Ксюшенька… милая… – его голос звенел. Лицо скривилось – то ли от физической боли в руке, то ли от душевной. – Не надо говорить о себе так. Ты не виновата в том, что происходило. И ты никогда не будешь для меня… отвратительной, – Гоша поморщился, будто слово было таким же на вкус. – Какой-то… маньяк не может меня заставить перестать любить тебя. Ксюша, то, что сейчас происходит с тобой – это нормально! И это пройдёт. Мы вместе переживём это.
Ксюша вдавилась спиной в косяк, чувствуя, как из-под закрытых век предательски катятся слёзы. Маньяк… «какой-то» маньяк…
– Если ты винишь во всем меня – ты права. Ксюша, я и сам был готов разорвать себя, за то, что мы оказались в этом проклятом городе, и что меня не было рядом, когда он тебя похитил, – ей показалось, он тоже плачет. – Я делал всё, чтобы найти тебя. Я не простил бы себе, если… если бы ты оказалась одной из тех, в подвале.
– Гоша, я полюбила его.
Ну вот. Вот и всё. Наконец-то она высказала это вслух.
– Что?
– Полюбила. Артёма, – ей казалось, вокруг них бушует камнепад. – Прошу, умоляю, хоть ты это пойми…
Муж, застыв, стоял напротив с побледневшим лицом, на котором застыла смеь удивления и крайнего непонимания. Глаза его блестели. Она причиняла ему боль, резала его наживую. Но останавливаться было поздно.
– Не знаю, когда это случилось. Наверное, когда я поняла, что в нем было хорошее… – Ксюша вытерла щёки.
– Он не был злым, не был им до конца, Гоша. Он спас меня, когда я пыталась сбежать, чуть не утонула в реке, и на меня напал медведь.… А после ещё вылечил от пневмонии. Тяжёлой. Мы и потом много общались… и он…
Больше Ксения объяснить ничего не могла. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Хотелось, чтобы в неё тут же ударила молния и убила на месте. Тогда она никому больше не будет приносить несчастья. И Гоша, и Артём пострадали из-за неё – а Ксюша не смогла им помочь…
– Пожалуйста, уходи, – прошептала она.
Прижавшись к косяку как к позорному столбу и плача, Ксения услышала, как муж подошёл к ней. Она уже различала такой знакомый ей запах – это полоснуло её душу ножом. А потом ощутила, как Гоша, вложил Ксюше в руку какой-то маленький предмет, а затем мягко коснулся её волос. Она вздрогнула.
«Нет, нет, хватит…»
Ксюша молила про себя, чтобы он поскорее ушёл. Ведь, чем дольше Гоша здесь находился, тем больше она опасалась, что её решимость исчезнет – а значит, она продолжит мучения их обоих.
Только когда звук его шагов стих за дверью, Ксения решилась открыть глаза и посмотреть на то, что Гоша ей дал. Когда она поднесла ладонь к себе и разжала, у неё перехватило дыхание.
Это был брелок для ключей в виде полосатого серого котика с розовым бантом на шее, подаренный ей мамой. Тот, который, как она думала, был безвозвратно утерян – но, как сейчас выяснилось, чудесным образом найденный и сохранённый несчастным, но преданным и верным человеком.
Из лёгких будто вышибли воздух. Сжимая в руке самый дорогой на свете подарок, которому выпала честь стать таковым целых два раза, Ксюша еле как добралась до кровати, и наконец-то лишилась чувств.
Глава 56
– Она так и сказала? – обеспокоенно проговорил Юра, подавшись на кресле вперёд.
– Да, – вздохнул Гоша, развёл руками, состроил гримасу, и сел на диван напротив. – Мне ничего не оставалось, как уйти.
Он старался говорить ровно, чтобы в голосе не прозвучала подавленность.
Сегодня, перед тем, как отправиться из Сертинска в Токкари-Лэнд, где он буквально накануне снял небольшой дом, Георгий заехал в полицейское управление повидаться с другом. На этой раз Юра позвал его не в их общую комнату, ставшую столь печально знакомой, а на пятый этаж, где Гоше ещё не доводилось бывать. Зайдя внутрь указанного помещения, он понял, что оказался, скорей всего, в комнате отдыха – но только обставленной слишком хорошо, чтобы принадлежать простым служащим. Шерстяной ковёр с восточным орнаментом располагался в центре, посреди паркета. Прямо над ним висела хрустальная люстра. У правой стены, рядом с гардеробом, стоял чёрный диван из натуральной кожи; перед ним – журнальный стол, в центре стеклянной столешнице которого возвышался фарфоровый чайник, а по бокам от него – корзины: одна с фруктами, другая с конфетами. По левую сторону, рядом с широким окном, занавешенным элитными тюлевыми драпировками молочного цвета, стоял круглый деревянный стол, по бокам от которого стояли идентичные дивану кресла. На ближнем сидел Юра. Но больше всего Гоша удивился, заметив на другом… психиатра Шапошникова. Всё такой же светловолосый, в очках – сегодня он был в красной футболке-поло, а в руке держал кружку с какой-то незатейливой надписью. Заметив Гошу, профайлер приветливо кивнул и улыбнулся.
Зубы у него оказались белыми и ровными. В этот момент он казался совсем другим – отбросив обычную серьёзность, Александр Сергеевич напоминал теперь обычного довольного жизнью беззаботного парня, пришедшего в пиццерию с друзьями. Георгий невольно подумал, что для полного образа доценту не хватало бейсболки. О том, кем он является, напоминал разве что его оставшийся проницательным взгляд – хоть он и вполовину убавил резкость, сделавшись мягче.
После того, как он рассказал о последнем разговоре с женой, оба, кажется, не удивились.
– Мы как раз говорило об этом перед твоим приходом, – извиняющимся тоном сказал Юра. – Гоша, знаешь… Она пока так и будет себя вести.
– Прошло ещё мало времени, – пояснил Саша (которого Юрий звал теперь так). – Он оказывал на неё колоссальное влияние, и эта эмоциональная связь между ней и похитителем пока слишком сильна. Сочувствую вам и вашей жене. Чтобы её душевное состояние стабилизировалась, ей потребуется время и, скорей всего, помощь психотерапевта. Причём одним-двумя сеансами не обойтись – нужна длительная терапия. Жертвы, которые провели с похитителями немало времени, в конечном итоге начинают отождествлять себя с ними. Это не отклонение – это механизм психологической защиты, и он включается, чтобы уберечь психику от ужасов происходящего. И главная помощь пострадавшему первое время заключается главным образом в постоянной заботе и поддержке.
– Она… она даже не хочет видеть меня, – прошептал Гоша. Голова сделалась ватной, становясь похожей на онемевшее после сегодняшнего обезболивающего укола плечо. – Мне даже показалось, – он сморщился от того, что придётся озвучить то, во что было абсурдно верить. – Ксюша ещё и винит меня в том, что произошло с этим… маньяком. Будто я помешал им… быть вместе.
Он кашлянул, проглатывая в горле комок.
Юра и Шапошников молчали. Первым заговорил психиатр:
– В этом тоже нет ничего странного. Поймите – чтобы сохранить рассудок, Ксюша вынуждена была мысленно объединиться с преступником. И это зашло так далеко, что она посчитала, что на самом деле любит его. К тому же её мучает чувство вины перед вами – из-за того, что ей вынужденно пришлось… вступать в сексуальную связь с другим. Данный факт так же играет роль в развитии механизма привязанности к маньяку. Для Ксении, как, несомненно, порядочной женщины, это способ справиться с травмой из-за насилия и якобы совершенной при нем измены. К тому же, всё повторялось неоднократно. Потому её подсознание дало установку: если она полюбит того, кто с ней это делает – взгляд на ситуацию поменяется, и уход к теперь уже любимому мужчине, как и секс с ним, не будет считаться моральным уничтожением. Да, разрыв с одним ради другого вещь тоже неприятная – но всё-таки не настолько, как если бы она приняла то, что произошло с ней на самом деле. Поэтому в данный момент, Георгий, ей невыносимо вас видеть. Оставьте пока Ксюшу. Подождите какое-то время. Главное – чтобы она не оставалась одна. У неё сейчас есть люди, которые с ней? Поддержка родных?
Гоша еле заставил себя кивнуть – тело будто окаменело. На лбу выступили капельки пота.