– Вот и отлично. Всё будет хорошо, это излечимо.
– К чёрту официальность. Может, перейдём на «ты»? – Гоша сказал это чересчур быстро и резко, испытывая неприятное волнение, с которым будет связан следующий вопрос. – Что… насчёт Михайленко? Ксюша упомянула, что он спас её в реке, заботился о ней, – Георгий облизнул пересохшие губы. Он хотел добавить что-то ещё, но передумал. Ему важен был не сам ответ, а мнение Шапошникова.
Однако тот его огорчил:
– Рад был услышать от вас – от тебя – самый первый вопрос. Саша. А что касается остального, – он почесал голову, – прости. Это я пока не могу прокомментировать. Чтобы выдать полное заключение о Михайленко…
– Да ладно тебе, – вмешался Юра. – Тебе просто неприятно осознавать, что поведение реального маньяка имеет различия с описанным тобой портретом личности. Не может потому что такой психопат испытывать…
– А вот и нет, – уязвлено ответил доцент. – Я и не говорил, что он «чистый» социопат. Сейчас снова постараюсь тебя убедить. То, как преступник обращался с Ксенией, указывает, что он может испытывать привязанность. Но только в своём особом понимании, и в исключительных случаях. Мое мнение – она представляла для него некий интерес, неразгаданную тайну. А ещё символизм чего-то очень личного. А то, что он склонен к этим паттернам поведения, говорят многие вещи. Например – картины в его комнате.
– Моне и Мане. «Завтрак на траве», – вспомнил Гоша. – Одинаковое название и художники с созвучными фамилиями… Хочешь сказать, он видел в этом мистическую загадку?
– Нет. Не думаю, что Михайленко вообще склонен к мистицизму. Пожалуй, тут, я бы сказал, его интересовало, как одно и то же можно интерпретировать по-разному. Каждый человек способен видеть что-то своё. Не буду вдаваться в подробности, скажу сразу вывод: видеть множество граней и свойств одного предмета, явления или человека – то, что его привлекает. Ну а символизм…
Саша, потянувшись за кресло, взял стоявший там портфель, вынул книгу, на которой Гоша успел заметить название «История России» и раскрыл на первой странице.
– Прямо самодельный экслибрис, – прошептал он, подойдя к столу и вглядываясь в неровный круг с тремя заглавными буквами «А» в середине.
– Именно. Учебник стал для него чем-то особенным. Как и альбом с семейными фото. Поэтому мне думается – в других условиях он мог бы стать отличным семьянином. Ценности-то у него заложены правильные. Определённо нужна была психокоррекция… Я буду изучать это. Помните, я предполагал, что он дистимик – то есть человек со сниженными психоэмоциональными функциями? Думаю, так и есть. Был такой советсткий нейропсихолог, Александр Лурия – мой тезка, кстати. Он выдвинул теорию о разделении мозга на три функциональных блока. Первый, отвечающий за энергетические процессы в нем, должен установиться до восьми лет. Если до этого возраста на ребёнка влияют неблагоприятные воздействия – он не формируется, и в результате понижается тонус коры, а вместе с ним – эмоции. Так, ладно, это мои мысли вслух… В общем, вот. Кстати, все книги авторства вашей жены мы у него тоже нашли.
– Петров рассуждал вчера ещё проще, – покосившись на Гошу, оправдывающимся тоном сказал Юра. – Он думает, Михайленко оставил Ксюшу в живых, чтобы… ну, дольше помучать. Внушил ей любовь к себе. И чтобы ещё с ней… это… И не только он так… Ладно, неважно, – друг покраснел и отвернулся. – Петров вообще злой сейчас, – Юрий быстро сменил тему. – Считает, что Костомаров с шефом и наш начальник управления всю славу в поимке маньяка себе присвоили, а ему нифига.
– Нифига? А как же обещание дать полковника?
– Это пока только обещание, – усмехнулся Юра. – Кидается на всех. На меня вчера налетел…
– Юра, тогда он вернулся от Михайленко.
– Да? – Юрий мгновенно сбавил тон. – Понятно… Он его бесит.
– Я бы выразился – его бесит то, что он боится заключённого. По мнению Петрова, это признак собственной слабости. Для руководителя такое унизительно.
– Сань, когда ты задвигаешь психологические штучки и смотришь на меня, как будто испепелить хочешь, я тебя тоже боюсь, – сказал Юра.
– Ничего, до октября привыкай, – улыбнулся Шапошников. – Я позвал его на футбольный матч в Москве, – пояснил он. – Спартак против Динамо. Хочешь – присоединяйся.
– Ого! Не знал, что ты любитель футбола, – удивился Гоша.
– С самого детства.
– Спасибо, я подумаю. Так что там не так с Михайленко? – вернулся он к прежней теме. – Он… что с ним не так?
– С ним вообще всё не так. Странный тип – и это при том, что он даже молчит.
– Молчит?
– Да, не стремится сотрудничать, но дело не только в этом, – Юра неуютно поёжился. – Если и не знать, что он совершил – один фиг испугаешься. Как относиться к арестованному, который не только не показывает ни малейшего признака страха перед кем-либо, но ещё и смотрит на всех, как на… букашек каких-то. Жалких, не заслуживающих внимания. Как будто он, мать его, избранник высших сил. Ваня, бедный, едва выписался, стал рваться к нему. Очень тяжело пережил смерть Гены… Но я ему сказал, что пристыдить Михайленко – не просто дохлый, а очень дохлый номер.
– Как Ваня?
– Лучше. Пока на больничном. Но с ним всё будет нормально. Ты кстати, надеюсь, тоже планируешь пока отдыхать?
– Не думаю, – Георгий покачал головой. – Я сейчас нужен в издательстве.
– Да ладно тебе. У вас отлично идут дела! И то, что ты снял дом в престижном посёлке, это доказывает. Отдохни там как раз! С твоей-то рукой… И вообще от всего этого.
– Обойдусь.
– Зря, Гоша. Я бы вот с удовольствием – но дел бешеная куча. Хорошо, нам хоть сюда удалось сегодня попасть посидеть – это комната отдыха начальства. Ну и приёма всяких важных гостей типа нашего мэра.
– Вот как? Надеюсь, из-за меня вы не заработали проблем, – забеспокоился Гоша. – Из-за того, что меня ранили на вашем задании.
– Да всё нормально. Шеф Костомарова всех прикрыл. А Владу отдельное спасибо.
Не успел Юра закончить предложение, как дверь открылась, и на пороге показался Журавлёв. На нем был костюм-тройка цвета индиго. Из-под жилета торчал ворот белой блузки. Волосы были уложены с помощью геля так, что полностью скрывали залысины, а лицо, застывшее в печально-серьёзном выражении, обрамляла идеально ровная бородка в стиле Бальбо. Ни дать ни взять – сыщик из нуара. Ему не хватало только тянущегося за ним туманного шлейфа.
– Гоша, привет, – поздоровался он.
– Влад? – поразился Георгий. – Вот так сюрприз! Ты не говорил, что приедешь. И твою машину я не заметил… Что ты здесь делаешь?
– Улаживал кое-какие дела. Отзывал отсюда своих ребят, да и не только это, – неопределённо ответил он, и, не прерываясь, продолжил: – Сегодня в «Полярной Сове» умер Соколов.
– Да… жаль, – протянул Юра. – Мы даже не успели начать что-то предпринимать для его освобождения. Только подготавливались…
– Когда мы с Гошей говорили с Соколовым, он уже был серьёзно болен. Увы, этого было не избежать. Во всяком случае, посмертно его оправдают. Конечно, у вас теперь и помимо него тяжёлая работа.
– Ага. Муторный кошмар. Уточняем личности обнаруженных останков. Сверяемся со списками пропавших в Сертинске и везде, где бывал Михайленко. В морге каждый день опознания. Да ещё Сосновый бор с их скелетами. Нам как будто своих мало.
– Спорим, они тоже так про вас говорят? – ввернул Шапошников.
– В общем, этот гад везде успел насолить, – подытожил Влад. – Но всё хорошо, что хорошо кончается.
– Я тут подумал, – подал голос Александр, – возможно, после окончания исследования Михайленко, я захочу написать об этом книгу.
– Ооо! Ты только не вздумай идти к ней не к Гоше! – весёлым тоном откликнулся Юра. – А если серьёзно, – он повернулся к Георгию, и все, как один, сделали то же самое. – Мы собрались здесь, чтоб проводить тебя. Помочь тебе перебраться с нашего Простоквашино в место, где ты, надеемся, будешь счастлив.
– Я извиняюсь, но это скорее Сайлент Хилл, – выступил Шапошников.
– В любом случае, я буду любить свой город. И маньяки мне в этом не помешают. Ну а ты, Гоша, – Юра встал, – мы все хотим сказать, что ты молодец.
– Присоединяюсь, – подтвердил доцент, тоже поднимаясь с места. – Твои друзья подробно рассказали мне про всё, что ты совершил.
– Я до сих пор раскаиваюсь, что посоветовал вам сюда переехать, – Юра потупил взгляд. – Но сейчас Сертинск освобождён от зла, которое обитало в нем много лет – и в этом немало твоей заслуги. Ну вот, сказал как в супергеройских фильмах, – друг позволил себе на мгновение улыбнуться. – Но серьёзно. Даже Костомаров вчера сказал Петрову: жаль, Карасёв не полицейский. Возьми его в отдел – он работал бы лучше всех, вместе взятых.
– Да бросьте, – отмахнулся Гоша. – Без всех вас ничего бы не вышло.
– Не скромничай. Я предложил бы отметить, да это ещё не конец. Нам с Саней предстоит просто куча всего. Успокоюсь, только когда эту сволочь закроют пожизненно. Тогда приглашу на распитие своих «Бордо» и «Бордо супериор». И «Джим Бим», конечно, туда же. Ну вам сейчас – и тебе, и Владу – спасибо огромное за все. Влад, ты ведь тоже здорово помог.
– Я всего лишь частный детектив, – скромно заметил Журавлёв. – Звучит многообещающе. Но когда дело оказывается серьёзнее, чем слежка за неверным супругом – что мы можем без сотрудничества с полицией?
Друзья предложили ему попить с ними чаю перед отъездом, и, не дожидаясь его согласия, начали накрывать на стол, перенося корзины с журнального столика на обеденный. Загудел чайник.
Несмотря на витавшую в комнате атмосферу уюта, на душе у Гоши было по-прежнему тяжело, а от бесконечных похвал становилось хуже. Он никак не мог отделаться от воспоминания, где Ксюша рвалась из его рук к Артёму, и не сомневался – она негласно винила Гошу в том, что он разрушил их иллюзорное счастье. Раньше Георгию доводилось слышать о таком поведении жертв – но он не предполагал, насколько нелепо и страшно это выглядит вживую.