Гоша в отчаянии опустился на диван, глядя перед собой на собственный письменный стол.
– Юра, он мотался по Ленобласти, а когда возвращался в Сертинск, убивал там людей! – простонал он, чувствуя, как у него начинают болеть виски. – Может, он делал это и в других городах! Потом устроился в оружейный, и трупы в родном городе начали появляться чаще, и маньяка стали искать. Может, его даже подозревали. И когда он встретил своего одногруппника, который окончательно опустился в жизни, то решил, что будет идеально и совсем несложно подставить того и отвести от себя все подозрения! А если и нет – то всё равно перестраховаться. Или просто получить удовольствие, – Гоша осекся, невольно поймав себя на том, что имеет уже достаточное представление о маньяках – и от этого ему тут же стало противно.
– И у него всё получилось, – немного сбавив пыл, продолжил он. – После этого он и стал… стал осторожнее. Начал прятать… их всех, чтобы не было тел… или самих…
Его голос сорвался.
– Нужно найти хоть что-нибудь против него. Иначе…
Иначе Гоша не представлял, что будет делать, если маньяком окажется не Михайленко. Тогда получится, что всё было зря, а других версий, кто ещё мог быть похитителем Ксюши, не имелось ни у него, ни у кого-либо другого. Он вспомнил, как порою, читая детективы, насмешливо фыркал, когда герой, половину книги истерично прометавшись в попытках что-то выяснить, в итоге цеплялся за какую-то одну версию, принимая её за единственно правильную, следуя ей и подгоняя под неё все попадающиеся факты. И когда в финале всё оказывалось не так, Гоша не без удовлетворения принимал это как предсказуемую и справедливую расплату за однобокость.
А теперь он понимал, что сам превратился в такого героя, и готов был мысленно извиниться перед всеми осмеянными им вымышленными персонажами, лишь бы только его не постигла такая же развязка.
Чёрт, детективы! Он посмотрел на часы – половина второго. В два к нему должна придти Зоя Казьмина, писательница, чьи криминальные женские романы в последние полгода продавались особенно хорошо, пользуясь довольно высоким спросом. К тому же Казьмина была весьма трудоспособна – за время сотрудничества со «Сферой» – а это составляло почти год – она успела сдать три рукописи и сейчас заканчивала четвёртую. Зоя явно входила в число топ – авторов, на которых Гоша решил делать ставку, и поэтому им было, что обсудить друг с другом. А двумя часами позже вынести результаты их разговора, как и дальнейший курс издательства, на сегодняшнем совете директоров.
– Не беспокойся, я постараюсь выяснить всё, что смогу. Кстати, мы всё-таки сделали официальной объявление об орудующем в городе маньяке. После всего, что случилось, особенно с Мячиным в лесу, нельзя было больше молчать – люди бы нас порвали.
– И их нельзя за это винить. Юра! – его внезапно осенило. – Или даже так: сейчас я всё сообщу Владу, вы с ним скооперируйтесь, и одновременно потом всё расскажете. Если, конечно, у вас не будет сильно большой разницы в сроке добычи информации. Но, насколько я знаю, у него довольно проворные сотрудники.
– Ладно, договорились.
– Пока.
Чувствуя, как ныть начала уже вся голова, Гоша, подавив стон, встал, взял с подоконника бутылку минералки и подошёл к столу. Затем достал из ящика небольшую аптечку, нашёл в ней обезболивающее и выпил сразу две таблетки, после чего сделал два больших глотка прямо из горлышка.
Опустившись на кресло, он обхватил голову руками, запустив пальцы в волосы, и посидел так с полминуты, затем выпрямился и посмотрел в окно, о чём тут же пожалел: глаза бритвой резанул свет, отозвавшись в голове новой вспышкой боли. Подумав о том, что нужно бы развернуть тканевые жалюзи в сторону закрытия, Гоша посмотрел вправо, на стеллаж с документами, растянувшийся вдоль всей стены, а потом перевёл взгляд на тёмный сейчас экран компьютера перед собой, и щелкнул мышкой. На мгновение показалась заставка, вскоре сменившаяся уже известным ему документом.
Яркость монитора пронзила его глаза и добралась до мозга разрядом молнии. Можно было подумать, усталость и недосып в связи с возвращением из поездки глубокой ночью тут совсем не причём – чувство было такое, будто он накануне перебрал со спиртным. Он поморщился и с досадой посмотрел на пустой белый чайничек на левом краю стола, который совсем недавно был наполнен восхитительным крепко заваренным крупнолистовым цейлонским зелёным чаем. Надо будет сказать Тане, чтобы заварила ему ещё.
Превозмогая боль, Гоша вновь посмотрел на электронный документ, и поскорее отправил его в печать. Слева послышалось гудение принтера, затем внутри него что-то застрекотало, и сверху выскочил нужный листок. Георгий тут же схватил распечатку, положил перед собой и принялся изучать её, тщательно просматривая даты совершенных убийств, в которых обвинили Соколова. Одно – в тысяча девятьсот девяносто шестом году, и ещё одно – в девяносто девятом. В две тысячи первом году жертв оказалось сразу трое, а в две тысячи третьем – две. Ещё одна девушка и бывшая жена Владимира, Анастасия Соколова, были убиты в две тысячи четвёртом. Все они были совершены весной, летом, либо в начале осени – и все девушки оказались замучены отвратительными способами: среди них были множественные удары ножом, удушение, повешение, а от двадцатичетырёхлетней Олеси Рыльской нашли у реки только части тела, предположительно подвергшегося воздействию топора.
При чтении Гоша старался не акцентировать внимание на этих деталях, но всё равно невольно представлял это, и ему становилось не по себе, а сознание отказывалось воспринимать истину, что всё это мог сделать человек.
Сложив листок пополам, он убрал его в сторону, затем закрыл документ на компьютере, и постарался отбросить эмоции, чтобы они не мешали анализировать увиденное.
«В двухтысячном году стал официально числиться мастером оружейного магазина в Сертинске… Одно можно сказать точно – как раз после этого убийства участились».
На столе вдруг запищал селектор, и Гоша вздрогнул от неожиданности.
– Георгий Андреевич, – зажурчал голос его секретарши Татьяны, – к вам…
– Скажи Зое, пусть подождёт минут пять.
– Это не Казьмина, она ещё не пришла, – зачастила Таня. – Вам тут сейчас из типографии звонили, насчёт вчерашнего заказа. Вы сможете с ними сегодня переговорить, и если да, то во сколько?
– Ох, да… Скажи, чтобы часа через полтора, в половину пятого.
– Хорошо, Георгий Андреевич.
– Спасибо, Тань. Подожди, стой! Забери, пожалуйста, чайник, и повтори всё заново.
Гоша глубоко выдохнул. Он уже подумал, что Казьмина решила явиться пораньше.
Дверь открылась, и в кабинет вошла Татьяна – женщина тридцати восьми лет с тёмно-рыжими, подстриженными «лесенкой» волосами, обрамлявшими лицо с пухлыми щеками и большими, глубоко посаженными, карими глазами. На ней, как обычно, был один из её служебных нарядов – идеально выглаженная белая блузка с длинными рукавами, и тёмно-розовая юбка – карандаш. Виновато улыбнувшись, она забрала посуду с его стола, и быстро удалилась.
Кивнув ей, Гоша, облокотившись о стол левой рукой, сжал виски большим и средним пальцами ладони. Он вспомнил, что сегодня обещал отпустить её на час раньше, так как они с мужем собирались отметить пятнадцатую годовщину свадьбы, взяв с собой детей. Перед глазами Гоши снова встало вчерашнее виноватое лицо Татьяны, когда она озвучивала свою просьбу – он видел, что ей неловко было говорить с ним на тему семьи, учтивая, что произошло с его собственной женой.
Таня Корякина была с ним с самого начала основания «Сферы» – тогда она ещё была тридцатилетней молодой матерью троих детей: четырёхлетней дочки Вари и двухлетних близнецов Вити и Сёмы, активно ищущей работу после выхода из пятилетнего декрета. Татьяна, имевшая опыт работы компьютерщиком, в итоге идеально сработалась с ним, и стала ценным сотрудником. И, несомненно, она тоже помнила тот день и тот случай, когда он впервые познакомился с Ксюшей. Тогда, пять лет назад, выйдя из своего старого ещё кабинета, Георгий шёл по коридору, и наткнулся на симпатичную худенькую молодую девушку. Он и сейчас помнил, как она тогда выглядела. Белокурые волосы её были собраны в хвост, а по щекам волнами спускались выбившиеся из него пряди. На ней была блузка молочного цвета с рукавом в три четверти и серая в складку юбка, длина которой позволяла видеть обтянутые капроновыми колготками колени, открывающиеся при каждом шаге девушки. Через левое плечо у незнакомки была перекинута сумочка, а в правой руке она сжимала какой-то листок.
Но больше всего Гошу повеселило выражение её лица: огромные, широко распахнутые голубые глаза, полные смеси беспокойства и горящего энтузиазма, всё время бегающие по сторонам, словно стремясь кого-то отыскать, ярко выделялись на белоовой коже лица, посередине которого торчал аккуратный носик. Рот молодой женщины тоже был приоткрыт в волнении, но это нисколько его не портило: наоборот, изгиб её пухлых губ становился выразительнее и даже придавал ей умилительно трогательное выражение.
Заметив его, девушка моментально накинулась на него:
– Простите, пожалуйста, вы не подскажете, где можно найти Георгия Андреевича? Ох, мне сказали подписать сегодня с ним договор. Маргарита Ивановна предупредила, что он работает до пяти, а уже половина пятого – вдруг я не застану его?
Голос её на слух оказался приятным и мелодичным, но из-за того, что незнакомка явно волновалась, речь прозвучала торопливо и сбивчиво. Кроме того, щёки девушки вспыхнули яркими пятнами – но от этого она сделалась ещё милее и красивее. Глядя на её юбку, Гоша почему-то подумал об учителях, но эта девушка показалась ему слишком молодой и наивной, чтобы представить её в роли преподавательницы.
– Так вы автор, – догадался он. – Пойдёмте, конечно.
– Я? Да, да, новый. В первый раз здесь…
Она, перестав нервно покачиваться, поспешила за ним, постукивая небольшими каблучками своих маленьких чёрных полусапожек.
Едва его новая подопечная зашла в приёмную, она вновь посмотрела своими испуганными глазами цвета ясного неба сначала на сидевшую за своим столом Татьяну, а потом на него, и проговорила: