Сама квартира была не слишком большой, с двумя противоположно расположенными комнатами, в одной из которых находился балкон. После того, как Гена сфотографировал все помещения детально, приступили к обыску. Сначала оперативники провели его в маленьком уголке, именуемым кухней, в котором непонятно как разместились предметы обстановки. Белый, ещё советский кухонный гарнитур; его ровесники – бежевый в полоску обеденный стол с четырьмя металлическими табуретками, две из которых были задвинуты под него; а также плита и холодильник, оказавшиеся вполне современными. На одной из конфорок стоял маленький медный чайник.
Когда Гена дернул дверцу рефрижератора, Гоша инстинктивно напрягся, допустив мысль, что в нем может найтись нечто страшное, но, увидев пустые полки, облегченно вздохнул – оказалось, он вообще был выключен.
В кухонных шкафчиках не обнаружилось ничего, кроме сложённой утвари, клеёнок и посуды, включая два подарочных комплекта фужеров и тарелок с вензелями, и коробки с множеством приправ – все они были наполовину использованы. В нижнем находился запас банок мясных и рыбных консервов.
Пока все продолжали осматривать кухню, а так же ванную и туалет, Гоша прошёл в комнату с балконом. Окна в ней, как и во всей квартире, были сменены на современные стеклопакеты, однако некогда полосатым обоям можно было дать немало лет. Мебель была представлена обычной стенкой выпуска примерно семидесятых годов с одной стороны, и старым коричневым махровым диваном с приставленным к нему журнальным столиком – с другой.
Он подошёл к стенке. Она казалась совершенно пустой и заброшенной – если не считать стеклянной посуды в буфете. Распахнув дверцы правого шкафа, Гоша увидел несколько висевших на плечиках курток, а внизу – две пары старых сапог.
– О, а мы как раз уже переходим сюда, – на пороге показался Геннадий, а за спиной его маячило бледное лицо Ивана.
Повторилась история с кухонным гарнитуром – все ящики и дверцы были распахнуты, а содержимое тщательно осмотрено. К слову, его здесь тоже оказалось не так много – помимо одежды, в одном из нижних ящиков обнаружились кассеты со старыми фильмами вроде «Белого солнца пустыни», «Неуловимых мстителей», «Александра Невского» и других.
– Тут в основном боевики и исторические драмы, – поворошив кассеты, резюмировал Гена. – А видика уже нет. Да и телека тоже.
– На балконе нифига интересного, – объявил Юра, возвращаясь оттуда. – Только сумка с инструментами. Хочешь – иди, Гена, фотай.
– Ого! – Ваня вытащил несколько белых свечей и две обычные зажигалки.
– Я надеюсь, он хранит это не для каких тёмных ритуалов, – Гена скорчил морду. – Хотя для них предпочтительней чёрные свечи.
– Кстати. Михайленко движется обратно, – сказал Юра, убирая телефон в карман. – Конечно, учитывая состояние его хаты – далеко не факт, что он заявится прямо сюда, но всё же – имейте в виду.
– Да и хрен с ним. Мы сейчас идём в ту комнату – и уходим. Всё равно здесь нефиг искать. Вы что, не видите – этот парень попросту не живёт здесь! – Барсуков указал на стопы сложенного постельного белья. – Все свои вещи он давно куда-то вывез, а здесь оставил только барахло. Да тут даже ремонт не делали лет пятьдесят! Даже шторы, вон, ровесники моей бабушки, – он указал на плотные бордовые занавески. – А если их тряхнуть как следует, то птичка вылетит!
– О, а тут новая одежда, даже не распакованная, смотри! – Ваня показал блестящие упаковки.
Вторая комната оказалась ещё более пустой: в ней не было ничего, кроме тахты и большого комода. На стенах с блеклыми, когда-то зелёными обоями, противоположно друг другу висели две картины в деревянных рамах. На полотне слева был изображен лес, в котором несколько мужчин в костюмах и дам в кринолинах столпились вокруг расстеленной на земле скатерти с яствами. Картина справа, казалось, была продолжением сюжета первой: одна обнаженная дама уже сидела в окружении господ, а рядом лежала её одежда.
– «Завтрак на траве», – прошептал Георгий. – Клод Моне и Эдуард Мане. Удивительно…
– Может, за ними тайник есть? – предположил Ваня.
Но за картинами не оказалось ничего, кроме выгоревших на обоях прямоугольников.
– Бетон, падла! – Гена постучал по одному из них.
Они перешли к изучению комода. Когда Юра выдвинул первый ящик, их взору предстал фотоальбом в твёрдой серой обложке, украшенной тиснеными золотистыми узорами.
– Ого! – воскликнул он. – А вот это интересно.
Альбом был тех же времён, что и большая часть вещей в этой наполовину застрявшей в СССР квартире. Сгрудившись вокруг него, они стали рассматривать старые фотографии, навечно запечатлевшие в себе историю чужой семейной жизни. В том, что он принадлежал некой паре, не было сомнений: почти на всех фото фигурировали одни и те же мужчина и женщина. Картонные страницы в руках Юры со скрипом поворачивались, показывая очередную порцию черно-белых снимков: вот они вместе отдыхают на природе, вот стоят возле здания в неомавританском стиле, в котором можно узнать Большую Хоральную Синагогу, а вот – на фоне Андреевского собора в Кронштадте. Мужчина был крупным, темноволосым и с небольшой бородой. Должно быть, он был слишком серьёзным – а может, просто не привыкшим демонстрировать какие бы то ни было чувства, потому что везде стоял с серьёзным лицом. Только на свадебной фотографии он, казалось, позволил себе отбросить напускную важность, и улыбался чуть робкой, но искренней и доброй улыбкой, обнимая молодую жену.
Что касается самой его супруги, то она была совершенно другой – белокурая, всегда весёлая, она, казалось, буквально летала, а не ходила по земле в своих бесчисленных платьях. Гоша подумал, что такая женщина, должно быть, была для всех окружающих живым лучиком солнца, тепла.
После снимков, на которых было изображено бракосочетание, последовала дальнейшая череда моментов теперь уже законных мужа с женой. На одном из таких молодожены находились перед деревенским домом, а с ними была пара постарше. По сходству новоиспечённого супруга и пожилого мужчины рядом, Гоша подумал, что это его родители. На дальнейших снимках было видно, что женщина, раньше предпочитавшая наряды, подчёркивающие её тонкую талию, изрядно располнела, сменив их на более свободные. По выступающему животу на некоторых стало понятно, что она уже ждала ребёнка.
Но, вопреки ожиданиям, фотографии счастливых родителей на ступеньках роддома с новорожденным на руках, да и каких либо других совместных снимков не появилось. Вместо этого, перелистнув пустую страницу, они наткнулись на цветное изображение маленького мальчика примерно двухлетнего возраста. Снимок был явно выполнен в студии. На нем очаровательный малыш в костюме зайчика сидел возле нарядной ёлки, сжимая в руках подарок. Волосы его были тёмными, с аккуратно подстриженной челкой, а голубые глазёнки смотрели на мир с детской наивностью. Чертами лица он очень походил на обоих своих родителей.
– Можешь перевернуть фото, Юра? – спросил Гоша. – Обычно родители их подписывают…
По крайней мере, у него в семье было заведено так, и в детстве Гоша, когда подрос до нужного возраста, с интересом переворачивал карточки, и определяя по увиденным на обороте датам, кому тогда было сколько лет.
– Артём, тридцатое декабря тысяча девятьсот семьдесят второго года, – прочитал Юра, вытащив и перевернув фото ребёнка.
Гоша тяжело вздохнул. Было всё-таки непросто осознавать, что этот милый малыш мог вырасти в жестокого маньяка-убийцу, отнявшего жизни у многих людей, и сломавшего другие.
– Гена, фотай давай, – Юрий передал альбом Барсукову.
Больше они не нашли ничего интересного, и тем более – того, что могло бы указывать на причастность хозяина квартиры к чему-либо криминальному. В комоде им попалось ещё несколько книг, посвящённых работе с огнестрельным оружием, и несколько – по юриспруденции, но зная, кем приходилось работать Артёму, в этом не было ничего необычного.
– Может, у него ещё где тайники могли быть? – неуверенно протянул Ваня.
– Блин, Ванёк! Мы осмотрели сливной бачок, место под ванной, отодвигали мебель, шарились в недрах диванов и даже… (он выругался) залезли в его трусы! Ну что ты ещё хочешь?
– Нет здесь ничего, – покачал головой Юра. – Даже заначки с бухлом. Мы покажем всё, что нафотали, Шапошникову. Может, он и составит какой психологический портрет на основании всего этого, но нам этот обыск ничего не дал. Михайленко давно уже обитает там, куда он едет, когда пропадает из видимости. Я бы на его месте сдал квартиру. Почему он этого не сделал – странный вопрос, но к делу не относится. Так что давайте, уходим!
Георгий, испытывая лёгкое разочарование, вновь надел капюшон. А что он ожидал увидеть – доску с трофеями, взятыми у похищенных жертв? Их фотографии на алтаре?
А может быть, вещи Ксюши…
Да, ещё три часа назад он действительно надеялся хоть на какую-то подсказку, точное подтверждение того, что они на верном пути – а теперь не получил ничего. Но, с другой стороны, Гоша был рад, что в жилище Артёма не обнаружилось ничего ужасного.
Выходили из квартиры так же, по одному. Но когда Гена начал запирать замок, дверь квартиры напротив внезапно открывалась, и на пороге возникла старенькая бабушка, одетая в длинный красный халат с цветами. На варикозных ногах у неё красовались розовые тапки, а полностью седые волосы пожилая дама собрала в высокий пучок.
– Вы кто? – взвизгнула она дребезжащим голосом. – Зачем полезли в чужую квартиру? А, я поняла! Воры! Помогите! Грабят!!!
– Тише, спокойно! – тут же подскочил к ней Гена, и затолкал бабулю в квартиру. Все, не сговариваясь, поспешили следом.
Только когда Барсуков представился женщине, показав документы (Юра тоже автоматически достал удостоверение, а Ваня, замешкавшись, начал судорожно рыться по карманам, но поняв, что опоздал с этим, решил прекратить поиски) и объяснив, что в ходе следствия им пришлось посетить квартиру Артёма.
– А в чём он подозревается? – проскрипела она. – Что Артём мог натворить?