– Сбежит, – угрюмо проворчал Петров. – Нужно обыскать его тайное место. Пошлём туда вместе с ребятами ещё и кинологов. Сергей Антонович, звоните в Санкт-Петербург. А вы, Александр Сергеевич? Что-нибудь надумали? Может, рассказ этой бабушки, Тюркиной, навёл вас на какие-то мысли? Вы же вчера его три раза на диктофоне послушали, вам Геннадий специально скинул.
– Возможно, и навёл, – согласился Шапошников. – Если вы всё-таки хотите услышать мнение о психике подозреваемого Михайленко, то я могу сказать только одно: у него есть и шизоидные, и эпилептоидные черты характера. На последние может указывать то, как он старался выполнять всё с особой точностью. Не исключена так же органическая патология ЦНС и наследственные особенности характера. Но, опять-таки – я опираюсь лишь на слова относительных свидетелей – а значит, не стоит воспринимать их как абсолютную истину.
– Ну, хорошо, – с видимой неохотой протянул Петров. – А по поводу портрета убийцы? Почему трупы одних он оставляет, а других – нет?
– О, вот это уже более понятный вопрос, – оживился молодой доцент кафедры психологии. – Чтобы ответить на него, нам придётся вспомнить, что мы разбирали в прошлый раз.
– Давайте, расскажите всем, выходите, – ажитированно, быстро и суетливо шепнул Петров, и парень, поднявшись со стула, вышел к месту у доски. Гоша снова увидел его цепкий, «хватающий» взгляд.
Стекла очков нисколько не делали его более туманным. Даже наоборот – глаза и очки психиатра, казалось, слились в единое целое, а зрачки, черноту которых не погасало никакое расстояние, могли чётко заглянуть в самую душу каждого.
«Чёрт возьми, – подумал Гоша. – Надеюсь, полиция догадывается использовать этого парня на допросах преступников. От него уж точно ничего не укроется!»
– В прошлый раз, – продолжил Шапошников, – я говорил, что для преступника важно получить эмоциональное насыщение от убийства. Я думаю, сначала он начал убивать всех прямо на месте, но потом ему это показалось недостаточным. Их предсмертная агония длилась слишком мало, и не могла в полной мере его удовлетворить.
– Так было с жертвами этого, Соколова, – торопливо перебил Петров. – То есть, за которых обвинили его, ну вы поняли. А что насчёт Соловьёвой и той пары? Александра была найдена задушенной в канаве недалёко от города, а тех два года назад просто зарезали! Почему он вернулся к прошлому почерку?
– Хм, – доцент поправил очки. – Скорей всего, убийца по каким-то причинам не смог доставить этих жертв туда, где обычно с ними расправляется, и решил прикончить их сразу. Он уже вошёл в патологическое состояние, и для выхода из него ему обязательно нужно совершить убийство. От быстрого он всё-таки тоже может получить эмоции, пусть и менее сильные. К тому же, девушка с парнем… Кто знает, как именно всё произошло. Возможно, молодой человек ненадолго отошёл, а преступник заметил одинокую девушку, и решил похитить. Когда он напал на неё, неожиданно появился защитник. Она и сама могла отбиваться неслабо. Маньяк понимает, что сильно рискует, и принимает решение уничтожить обоих. Да, и не забываем про эпилептоидный радикал. Желание довести дело до конца – пусть и не таким способом, как изначально планировал. Это, плюс его состояние, и привело к такому исходу. А та девушка, убитая под городом…
– Вообще, он похитил её в Сертинске, – уточнил Петров. – А потом вывез и задушил. Всего через четыре дня после предыдущего похищения.
Шапошников задумался. Его зоркие глаза при этом остекленели, окончательно слившись с очками.
«Предсмертная агония… мало длилась…»
– Извините, что перебиваю вас, Александр Сергеевич, – Гоша вдруг будто со стороны услышал собственный голос. – Может быть… могло ли это убийство стать знаком того, что ему не удалось… – он не мог заставить себя произнёсти слово «расправиться», – не удалось сделать всё, что он собирался, с предыдущей похищенной им девушкой?
Доцент вздрогнул и оценивающе посмотрел на него. В поблескивающей тёмной синеве его глаз на мгновение отразилось некое понимание. Но, когда он заговорил, взгляд его выражал лишь задумчивость.
– Вполне вероятно, как одна из версий, – согласился Шапошников. – Почему нет? Если предыдущая жертва смогла каким-то непостижимым образом сбежать от него, то ему пришлось спешно искать новую, чтобы выпустить пар.
От незаконченного предыдущего акта убийства его психика ещё больше дезорганизовалась, и поэтому преступнику настолько не терпелось совершить желаемое, что он, не довезя новую жертву до своего логова, решил прикончить ту ещё по дороге, выбрав для этого первое попавшееся безлюдное место.
– Она ещё успела там от него побегать, – сообщил Гена. – Сломать ногу.
Психиатр кивнул.
– Возможно, он сам позволил ей это сделать. Ведь ему нравится… наблюдать.
Георгий понял, что ему не слишком приятно в обществе этого доцента не из-за его взгляда. Вещи, о которых рассказывал московский профайлер – а главное, то, Как он объяснял мысли маньяка – для Гоши было невыносимо больно слышать, и сохранять спокойствие ему стоило огромных усилий. И всё-таки от того, что Шапошников согласился с версией, что Ксюша могла спастись, на душе у него стало легче.
– Он готов рисковать, чтобы устроить всё в точности так, как он любит, – подытожил Костомаров. – И даже похищать людей в других городах. Если, конечно, их он тоже вёз в то самое место за Песочным, а не пытал где-нибудь в другом, более близком, но тоже надежно скрытым от посторонних глаз.
– Именно.
– А что вы скажете насчёт его квартиры? – выступил Юра. – К примеру, об этих картинах, и о том, что он хранит старый фотоальбом своих родителей.
– Вы снова имеете в виду того Михайленко из оружейного? – голос психиатра разом сник. – Ну ладно. То, что он повесил схожие картины с одинаковым названием художников со схожими фамилиями, может говорить о его интересе к сравнению. К выискиванию различий. К обнаружению сути вещей. А альбом – о чрезвычайной важности для хозяина. Уверен, что те фотографии имеют для него своё, особенное значение – ведь вы сегодня перед собранием сказали, когда принесли снимки, что других вещей, указывающих на присутствие личности владельца, в квартире не обнаружилось.
– Эээ… я не так сказал, – растерянно пробормотал Юра. – Я только заметил, что…
– Понимаю, просто я перевёл ваши суждения на язык, более приближённый к психологии, – пояснил Шапошников.
– Александр Сергеевич, давайте откровенно. Почему, когда мы обсуждаем преступника, вы всеми силами даёте понять, что не хотите связывать его с Михайленко? Вы не верите в его виновность? – выступил Костомаров.
– Сергей Антонович, – доцент глубоко вздохнул и пристально посмотрел на майора. – Я не могу связывать характер предполагаемого убийцы с каким-то определённым человеком, не изучив лично его самого.
– Но вы же сами описывали его сейчас, базируясь на убийствах, которые приписали Соколову! – поражённо воскликнул тот. – И результаты их экспертиз с последними жертвами как раз подтверждают нашу версию Михайленко! Кто это ещё может быть, если не он?
– Я понимаю вас, как полицейских – с вашей точки зрения, вы правы. Но я ничего не могу с собой поделать. Как психиатр, я видел случаи, когда все улики указывали на кого-то одного – а в итоге тот человек оказывался невиновным. Я лично участвовал в таких делах, и спас от приговора двоих путём составления и сравнения психологических портретов преступника и конкретно данного задержанного. Поэтому я предпочитаю работать только по такой схеме. Беспристрастие – мое все. Вот как только вы задержите Михайленко – тогда я и займусь сопоставлением. А пока могу только помогать вам дифференцированно рассматривать – как разыскиваемого, так и каждого подозреваемого, не обобщая.
– Хорошо, хорошо, – сдался Сергей Антонович, пододвигаясь ближе к столу, чтобы пропустить психиатра на своё место. – У кого ещё есть, что сказать? Юра, у тебя всё?
– У меня? Э… да. Остальное мы уже и так обсудили.
– Замечательно, – майор встал. – Итак, обе группы, сегодня будьте готовы отправиться на разведку.
Глава 44
Весь день Гоша от волнения не находил себе места. Поехав сразу после собрания в издательство, он пытался сосредоточиться на работе, но мысли его то и дело возвращались к Сертинску и оперативной группе, которая, возможно, вот в эту минуту, в то время, как он подписывает очередной договор или отвечает на телефонный звонок, она прибывает в установленное место, и, может быть, ребята уже обнаружили Ксюшу. А он лишён возможности видеть, как она выглядит, как отреагирует на внезапно появившихся спасителей, и не сможет тут же обнять её и успокоить.
Но если бы его жену нашли, они бы уже сообщили… Гоша, дергаясь, как на иголках, ни на секунду не выпускал телефон из зоны видимости, а на каждое оповещение или звонок его сердце совершало кульбит, после чего обессилено падало вниз. Тогда он невольно ловил себя на мыслях, что это состояние стало для него безнадежно привычным – причём, речь шла далеко не о сегодняшнем дне.
Но что, если они не смогли освободить её и поспешили за подмогой? Или Ксю там не оказалось? Или… (по его спине пробежала ледяная дрожь) преступник вернулся раньше, чем его ожидали, и убил всех?
Лишь около одиннадцати Георгий получил сообщение от Юры:
«Он не выезжал сегодня оттуда, мы зря прождали весь день. Ждём завтра».
Гоша тяжело вздохнул. Значит, его агония только продолжится.
Этой ночью спал он крайне плохо. Сначала долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок, а когда это ему наконец удавалось, то к нему приходили кошмарные видения. В одном он наблюдал, как чёрное чудовище разрывает Юру и его коллег на части, а сам Гоша стоял рядом, держа в руках мощную винтовку, но был будто парализован, и не мог сделать ничего, чтобы их спасти. В другом (самом ужасном за эту ночь) к нему приходила Ксюша в мёртвом обличье – в той же одежде, в которой пропала, и каким-то грустным шёпотом, от которого Гоша весь леденел, говорила, что никто не смог найти и откопать её, поэтому она умерла. Изо рта у неё при каждом слове сыпались комья земли, и когда Георгий, мигом проснувшись, увидел рядом с собой вздыбившееся одеяло, первой мыслью подумал, что всё ещё спит, и это его жена затаилась там, готовая повернуться, и, глядя пустыми глазницами, из которых сыпется земля, обвинить его в собственной смерти.