проскакивает даже не между влюбленными — просто между собеседниками. Делая их интересными друг другу. Даже если они из разных миров — оттуда, где Земля плоская, или же с той ее стороны, где каждый сам платит за свой сок. Сок, бывший когда-то виноградом. Солнцем. Ветром. Вино на самом деле было прекрасное. Но я не знал, почему мне его не хочется.
— Тут всегда рассаживают дам вместе с кавалерами?
— Одиноких обычно да.
— А если кто-нибудь возражает?
Она воззрилась на меня в неподдельном удивлении:
— Ну… я не знаю. Это всего лишь затем, чтобы люди не скучали во время приема пищи! Или вы подозреваете, что с нашими девочками и поговорить не о чем? Уверяю, это не так. Хотя я сама кажусь вам ужасно скучной, правда?
— Это прекрасно компенсируется ужином! — Я оскалил зубы: ни дать ни взять вампир в предвкушении жертвы.
Между тем за столиками в зале велись оживленные беседы; обнаружив это, я почувствовал себя неблагодарной скотиной: мадам меня ужинает, а я даже литературной байки не рассказал! Я уже открыл было рот, но тут Светлана-Лючия вдруг сказала:
— Видите того старца, крайний столик у окна?
— Который сразу с двумя откушивает? — рассмотрел и уточнил я. — Он еще бегает по утрам?
— Да, очень блюдет свое здоровье. Пятерых жен похоронил, последнюю года два назад — а ведь ей едва тридцатник стукнул! И все чисто, никакой ревности, отравлений или чего-нибудь подозрительного из криминального репертуара. Просто умирают, и все! То скоротечный рак, то несчастный случай. Одна в цунами попала, представляете? Четвертая угодила в Нью-Йорке в те самые башни-близнецы, которые сгорели! С пятой не помню и что, кажется, парашют не раскрылся… точно! Оказалось, он даже не знал, что они с подругой поехали на какое-то авиашоу и вдруг решили прыгнуть! Ну… и опять вдовец! Сейчас шестую ищет, говорит: я человек сугубо семейный, мне надо, чтобы меня кто-то дома ждал…
— Да, роман с таким сюжетом напишешь — скажут из пальца высосал, не поверят! Надо же, пять жен схоронил! Прямо Синяя Борода какой-то… если вспомнить о наших сказочных никах!
— О, теперь я его так и буду называть! Синяя Борода, точно! А вон тот, который сейчас смеется, вообще Карабас-Барабас!.. Да, с нашей Золушкой номер один — он только с виду такой приятный и милый, а на самом деле весьма опасен. Специализируется на рейдерских захватах, шантажом тоже не брезгует. Первый миллион сколотил на похищениях и паленой водке — неплохой джентльменский набор, правда? Ну, дальше сплошь порядочные люди: взятки, откаты, полюбовные договоренности… скучно живут! Там купить задешево, тут продать задорого… Отходы — в воздух, мазут — в реки, взятки — в чиновничьи карманы… А строят из себя! Понтов в три раза больше, чем букв в фамилии! Новое дворянство: на гербе бутылка подсолнечного масла и кило гречки — старухам-то помощнички по домам перед выборами разносят, чтобы у каждого депутатская неприкосновенность была, ну а сверху девиз: после нас хоть потоп, хоть апокалипсис!
— А… а девушки что?… — несколько ошарашенно спросил я. — Золушки наши? Они здесь что… совсем даже не принцев ожидают, а тоже?… Акулы бизнеса?
— Они пока что акулья икра, — засмеялась моя партнерша по ужину. — Хотя и зазевавшегося принца могут прихватить, если это будет стоить затраченных усилий! Между прочим, все они — выпускницы моих курсов. Каких курсов, я вам не скажу, соблюду интригу, сообщу только, что это лучшие из лучших. Прошедшие такие отборы, пробы и экзамены, что сказочной Золушке с ее жалкими пятью мешками фасоли и злобной мачехой и не снились! К моменту выпуска их всегда остается не больше трети. Остальные, не выдержавшие перегрузок, стрессов и не справившиеся с курсом, отсеиваются. Поездка в это место для них — своего рода премия.
— Да? — Я стараюсь не подавать виду, что крайне удивлен. — И… что потом? Эти разумницы и красавицы тоже будут сливать мазут в реки, раздавать гречку и брать откаты?
— Надеюсь, они станут поступать умнее. Они уже сейчас весьма здравомыслящие, не смотрите, что так резвятся на ваших мастер-классах. Но нужно где-то и пар выпускать? К тому же почти все они, несмотря на блестящие аналитические способности, не владеют литературными приемами изложения мыслей… а это зачастую играет гораздо более важную роль, чем принято думать! Немного приоткрою завесу тайны: это я пригласила вас сюда, Лев Вадимович! Литературные мастер-классы для выпускниц — моя идея.
— Примерно как крупные фирмы нанимают для сотрудников частного психолога?
— Да, именно так. Ну и что вы скажете о своих подопечных? Есть надежды?
— То есть можно ли зайца научить курить?
Светлана-Лючия-Серый-Волк снова засмеялась. Смех у нее был мелодичный, а зубы превосходные.
— Что ж… будем откровенны. Почти все они литературно — полный ноль… кроме одной. Одна из этих милых акул — несомненный талант. Большой талант, я думаю! Что касается остальных… в любом случае это пойдет им на пользу. Они все умеют делать выводы и учиться! — неожиданно для самого себя сделал я открытие. — Да! Они прекрасно учатся!..
— Это их сильная сторона! — согласно кивнула Серый Волк, она же Лючия.
— Так что, думаю, зайца можно не только научить курить, — задумчиво добавил я, глядя на щебечущих, красивых, молодых… и, оказывается, при этом еще и умных, перспективных бизнес-леди! А я-то принимал их за томящихся дочек-женушек, которым скучно жить! — Зайца можно и на тигра выучить, — добавил я, — если вовремя подбросить его в тигриное логово!
— Что я и делаю… — веско резюмировала та, что стала для меня еще большей загадкой, чем до этого ужина. — Что я и делаю!
Мир номер три. Прошлое. Они все украли
— У меня есть брат Павлик… — шепотом сказала Алла. Наши вечерние разговоры почти всегда начинались с этой фразы, произнесенной едва слышно, но твердо: это означало, что Алла не потерпит, чтобы кто-нибудь, а тем более я, усомнился!
— Павлик сначала учился в университете, а теперь у него своя квартира! Две комнаты — для него и для меня!
— Ты же говорила, он живет с папой?
— Папа уехал… он теперь работает в другой стране. Павлик сделает ремонт в той комнате, где папа жил… и сразу же приедет за мной!
— А у меня есть сестра. Лиза. Она красивая. Очень. У нее синие глаза и такие золотистые волосы… очень длинные…
— …у Павлика тоже синие глаза! А волосы — черные… это тоже очень красиво!..
— …Лиза очень умная. Она всегда училась на одни только пятерки и окончила школу с золотой медалью…
— …Павлик тоже очень умный! Он университет тоже с медалью окончил!
— Тут говорили, что в институте медаль не дают…
— Тут всегда врут! — вскрикивает Алла и сразу же испуганно зажимает рот ладошкой и переходит на самый тихий, но страстный шепот: — Ты им не верь! Они всегда, всегда врут! Они нарочно говорят, что у нас никого нет! А сами не дают нам письма и посылки… Я знаю, Павлик мне посылает!
— Наверное, Лиза тоже посылает, — неуверенно говорю я. Мне уже кажется, что у меня действительно есть сестра… Лиза… она далеко, но она есть!
— Конечно! — шепчет Алла. — Павлик мне послал Барби, и кукольную посуду, и две большие шоколадки… знаешь, такие, с орехами!.. И они все украли! И мою книжку про собак тоже! Она была у него, он мне купил и послал… А они украли!
Я лежу, смотрю в темноту и тоже чувствую себя обворованной. На мне теплая пижама в горошек, у меня есть два платья, джинсы и свой шкафчик. Ботинки, колготки, трусы, футболки, носки… Все чистое и целое — не такое, как раньше, когда мама почти ничего не стирала… Носовые бумажные платки не в счет, но махровое полотенце, желтое, с желтым же вышитым утенком — оно мое собственное, из новогоднего подарка. Я им не вытираюсь, оно не для этого! Его можно расстелить на тумбочке и выставить на него все сокровища: куклу без руки — ту самую, что приехала со мной из дому, пластмассовый браслетик на резинке — очень красивый, с красным сердечком посередине… мне его подарила одна тетенька в больнице, очень добрая тетенька! Которая смотрела на меня и почему-то плакала… наверное, потому что у нее самой была больная девочка, ей было плохо, той девочке, а мне уже хорошо, и меня выписали. Еще у меня есть погнутое и исцарапанное колечко — Алла говорит, что оно все-таки золотое, хотя желтое оно было когда-то, а теперь все желтое почти совсем слезло, но камушек очень красивый — синий-синий! Я его никому не показываю, кроме Аллы… ну и потому, что я его нашла, а кто-то ведь потерял! Там, на черной лестнице, куда мы так любим ходить. Колечко завернуто в носовой платок с листиками — однажды нам выдали не просто белые платки, как всегда, а необычно красивые, с желтыми, красными и коричневыми листьями… я не могла даже подумать, чтобы в них сморкаться или руки вытирать, как некоторые, и испортить такую красоту! Мне ужасно понравился рисунок, я подолгу любовалась им, и потом, на уроке рисования, я изобразила дерево с такими же листьями. Я их долго вырисовывала, со всеми жилочками и зубчиками на листочках, а потом раскрасила. «Удивительно, как рисует эта девочка! — шепотом сказала наша училка воспитательнице. — Я думала, такие глаза…» Да, такие глаза! Они думают, что я со своими кошмарными глазами совсем дебилка, как кричат мальчишки в коридоре! И не могу ни читать, ни писать, а рисовать тем более не могу! Только это неправда! Я могу! И я всему научусь! Я буду… буду, как Лиза!
— Да, они всегда врут! И все воруют! — говорю я громче, чем нужно, и тут же спохватываюсь: услышат. Хорошо, если просто шикнут: «Спите уже! Наговориться не могут! Подружки-ссыкушки!» — но могут подойти… и ударить. Или бросить через всю комнату чем-то. Моя кровать у самой двери, которую прикрывают неплотно. Щель — для того чтобы видеть и слышать, чем мы занимаемся, если вдруг не спим. Но когда свет гасят и в коридоре, они уже не ходят. Не подсматривают и не подслушивают. Мы с Аллой всегда ждем, когда свет погасят совсем.
Наверное, уже очень поздно — никто ничего не говорит, все спят. Алла тоже зевает и бормочет все тише и невнятнее. Я спать не хочу… я боюсь уснуть и проснуться мокрой. В туалет не хочется, но я все равно встаю и иду. Там тоже темно, блестит холодный кафель, и пахнет не домом, а как в больнице… Тут нигде не пахнет, как пахло дома. Хотя дома у нас пахло не всегда хорошо, но все же это был ДРУГОЙ запах.