я лагеря «Приют» подался в бега. Все из твоего отделения погибли или пропали без вести. Все, за исключением рядовой, фотографию которой я тебе только что показала. Марика Кимура, прозвище Рингер. Она угнала наш вертолет и теперь направляется на север. Мы думаем, что знаем, куда именно, но хотим выяснить, зачем и что она собирается предпринять, когда доберется до цели.
Сержант ждет. Я думаю, она ждет, что я заговорю первым. Полное имя Рингер – Марика Кимура. Почему я узнаю ее имя, а потом и фамилию от совершенно незнакомых людей?
Пауза затягивается. Сержант делает вид, будто готова ждать вечность, хотя мы оба знаем, что у нее в запасе не так много времени.
– Я не Дороти, – в итоге говорю я. – Один из нас Дороти, но это не я.
Сержант качает головой:
– Парень, ты так далеко зашел, что мне тебя и в гребаный телескоп не разглядеть. – Она берет меня за подбородок длинными пальцами и сжимает. Крепко сжимает. – У меня кончилось терпение, а у тебя кончается время. Каков план, сержант? В какую игру играет Рингер?
Черт, а она сильная девка. Я с трудом открываю рот:
– В шахматы.
Она еще секунду сжимает мой подбородок, потом отпускает и презрительно фыркает. Машет рукой, и из парадной двери фермерского дома выходят двое. Один высокий, второй – маленький. Маленький – это Наггетс.
Сержант встает и привлекает к себе Наггетса, она ставит его перед собой и держит за плечи сильными руками.
– Говори.
Наггетс, не отрываясь, смотрит мне в глаза.
– Скажи что-нибудь, – приказывает она.
Я молчу.
Тогда она достает из кобуры пистолет и приставляет к виску Наггетса. Наггетс даже не морщится. Он не скулит и не плачет. Его тело неподвижно, как и взгляд, а тот говорит мне: «Нет, Зомби. Нет».
– Сделай это, и посмотрим, что ты получишь, – предлагаю я.
– Я убью их обоих, – обещает сержант. – Сначала его, потом девчонку. – Она приставляет ствол к затылку Наггетса.
Я сначала не понимаю, а потом жалею, что понял. Если она спустит курок, мозги Наггетса полетят мне в лицо.
– Ладно. – Я стараюсь говорить спокойно, насколько это возможно в таких обстоятельствах. – Тогда убей и меня. Мы все погибнем, а тебе придется объяснять этот неприятный инцидент своему командиру.
А потом я выбиваю ее из колеи, что, впрочем, и является моей целью. Гениальный прием, который всегда срабатывал безотказно – с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Я улыбаюсь. Включаю на полную «особую улыбку от Пэриша» и спрашиваю:
– И что же это было до прибытия их корабля? Спринт? Угадал? Или марафон? Лично моя игра – футбол. Крайний игрок. Не очень шустрый, но с руками у меня порядок. – Я киваю. – Да, с руками у меня порядок. – Смотрю через голову Наггетса ей в глаза. – Что с нами стряслось, сержант Спринтер? – В ее глазах мерцают серебряные искры. – Что они с нами сделали? Могла бы ты всего год назад представить, что сумеешь выстрелить в голову ребенку? Я тебя не знаю, но мне почему-то кажется, что нет. Можешь называть меня Дороти, но я сомневаюсь, что хотя бы десять человек из семи миллиардов могли бы такое представить. А теперь мы запихиваем им в горло бомбы, угрожаем вышибить мозги, как будто это самое обыденное дело на Земле – не сложнее, чем одеться или почистить зубы. Интересно, что будет дальше. То есть после того, как ты дойдешь до этого уровня, – сможешь ли ты опуститься еще ниже?
– Что и следовало доказать, – отвечает сержант и пытается передразнить мою особую улыбку от Пэриша. – Начинаешь нести бред от Дороти.
– Марика отправилась туда, где была сделана эта фотография, – сообщаю я и выключаю улыбку.
У Наггетса округляются глаза: «Зомби! Нет!»
– Когда она туда доберется, – продолжаю я, – она найдет мудака, который отымел нас всех – ее, тебя, меня, всех в этом полушарии. Она найдет его и убьет. А потом, возможно, перебьет всех рекрутов с промытыми мозгами. А когда вы вернетесь назад – если успеете вернуться до того, как эта большая зеленая херня начнет срать зелеными кирпичами смерти, – она убьет вас.
Я снова включаю улыбку. Ослепительную и неотразимую. По крайней мере, так в былые времена ее характеризовали все мои знакомые.
– А теперь опусти пистолет, сержант Спринтер, и валим отсюда.
86
Рывком встаю на ноги и шагаю в дом вместе с Наггетсом, Меган и двумя борзыми парнями с комплекцией нападающих. Ребята сняли куртки, чтобы продемонстрировать, насколько они круты. У них на плечах одинаковые татуировки: VQP. Располагаемся в передней комнате. Меган с плюшевым мишкой забирается на диван, Наггетс не отходит от меня ни на шаг, хотя ему не нравится мое поведение.
– Ты раскололся, – с укором говорит он.
Я пожимаю плечами:
– Пуля вылетела из ствола, Наггетс. Вряд ли они теперь что-то смогут сделать.
Малыш не улавливает смысла метафоры и недовольно качает головой. Тогда я наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
– Но я же не рассказал им о Кэсси?
Упоминание сестры чуть не становится для Наггетса последней каплей. Он выпячивает нижнюю губу, на глаза наворачиваются слезы.
– Эй, выше нос, рядовой. Сегодня вечером ты показал исключительное мужество, твои действия были наивысшим проявлением чувства долга. Тебе известно, что означает повышение в звании в боевой обстановке?
Наггетс мрачно мотает головой:
– Нет, не знаю.
– Так вот, ты повышен в звании, капрал Наггетс. – Я прикладываю ребро ладони ко лбу.
Наггетс выпячивает грудь, задирает подбородок, в глазах горит огонь настоящего Салливана. Он лихо салютует в ответ.
На веранде о чем-то горячо спорят сержант и ее зам. О чем – не секрет, их отлично слышно через открытую дверь. Зам утверждает, что миссия выполнена и теперь надо избавиться от «этих уродов» и возвращаться на базу.
– Обнаружение и захват, – возражает сержант. – Приказа убивать не было.
Но по голосу слышно, что она колеблется. Зам на это приводит мой довод о зависшей на орбите, напичканной бомбами твари. Она может разбираться с Дороти, как пожелает, но они должны вернуться на базу до рассвета, иначе во время Армагеддона им обеспечены места в первом ряду.
Распахивается дверь-сетка, и сержант идет прямиком ко мне. Она подходит так близко, что я чувствую аромат ее духов. Я сто лет не ловил подобных запахов, и на секунду у меня даже перестает болеть голова.
– Как она собирается все это сделать? – орет сержант. – Как один человек?..
– А больше и не нужно, – тихо, в отличие от нее, отвечаю я. – Один человек способен изменить мир. Это не ново.
Черные глаза сержанта впиваются в меня, как сотня кинжалов.
– Капрал, мы отходим, – отрывисто командует она своему заму, но взгляда от меня не отрывает. – Отконвоируйте пленных в вертолет. Им предстоит небольшое путешествие в кроличью нору. – А потом обращается ко мне: – Ты помнишь «Страну чудес»?
Я киваю:
– Конечно помню.
87
Черная птичка отрывается от земли и взлетает. Пещеры сверху не видны. Фермерский дом, поля серебристого цвета и порыв холодного ветра, как мировой вопль. В последний раз я был на борту вертолета, когда возвращался в лагерь, чтобы спасти мальчишку, который сейчас сидит рядом со мной. Когда-то у него было круглое лицо, а сейчас оно худое и суровое. Парень исполнен решимости.
Когда-нибудь он спросит своих внуков: «А я вам рассказывал, как меня в шесть лет произвели в капралы?»
Внуки Наггетса. Если верить Рингер, для них эта война еще не закончится. И для их внуков и правнуков тоже. Война не закончится, пока над нами висит корабль противника. Как она может закончиться, если все, что смогут сделать наши потомки, – это смотреть в небо?
Как сержант Спринтер смотрит на меня через проход в трюме вертолета. Совершенство и жуткость их плана в том, что ей плевать на то, что я не Тед. «Кто не с нами, тот против нас». С таким подходом человечество не раз оказывалось на краю гибели. В этот раз мы переступили черту.
Я отворачиваюсь и смотрю на воющий за бортом мир. Земли не видно – только черная линия горизонта, мириады звезд и зависшее над горизонтом зеленое око.
Кто-то трогает меня за бедро. Вот уж этого я точно не ожидал. Грязные исцарапанные ладошки, обломанные ногти, руки как веточки, худое личико, спутанные волосы (Салливан героически пыталась их расчесать, но потерпела неудачу). Я убираю прядь волос ей за ухо. Меган смотрит на меня настороженно, но не отстраняется. В последний раз, когда она летела на вертолете, люди, которым она верила, вставили ей в горло миниатюрную бомбу. И теперь она возвращается к этим самым людям. Как с этим справиться? Какими словами объяснить? Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не произнести вслух: «С тобой ничего не случится. Я не дам тебя в обиду».
Сержант что-то кричит в шлемофон. Разобрать можно только процентов десять.
«Четвертый в действии? Четвертый? Ты уверен?» Или: «А у нас хватит горючего?» Ну и отборная ругань, которую я бы не стал переводить в проценты. Второй рекрут, услышав о «четвертом», напрягся. Я не знаю, что значит эта фраза, но, кажется, ничего хорошего она нам не сулит.
Вообще ничего хорошего.
88Рингер
Я на крыше командного центра. Где-то в ста ярдах от меня разбивается окно. Из окна вылетает рекрут, он извивается в грязи и стонет, его униформа вся в осколках стекла. Я не вижу ее лица, но даже с такого расстояния узнаю спутанные соломенные кудри.
Бегом пересекаю крышу и прыгаю на стоящее в сорока футах соседнее здание, потом с высоты трех этажей спрыгиваю на землю. Салливан видит мои ботинки у себя перед носом и кричит. Возится с пистолетом. Я ногой выбиваю пистолет и ставлю ее на ноги. Ее униформа промокла насквозь, глаза распухли и покраснели, лицо все в темно-красных волдырях. Ее жутко колотит, она близка к шоку. Медлить нельзя.
Я закидываю ее на плечо и бегу к небольшому ангару за зданием. На двери висячий замок. Открываю одним ударом ноги и заношу Салливан. Хаб анализирует переданную обонятельными дронами информацию. В воду подмешано что-то ядовитое.