Снимаю с нее куртку. Срываю рубашку и майку. Салливан в полубессознательном состоянии, она почти не сопротивляется. Ботинки, носки, трусы. Кожа у нее горячая и липкая. Прижимаю руку к груди – сердце колотится о ладонь. Смотрю в слезящиеся, невидящие глаза и вхожу в нее. Яд ее не убьет (надеюсь), а вот страх может.
Понижаю градус паники и замедляю пульс. Первобытная часть ее мозга сопротивляется. Срабатывает древний и более мощный, чем встроенная в меня технология, механизм «бей или беги». Сопротивление продолжается несколько минут.
Наши сердца. Война.
Ее тело – поле боя.
89
Накидываю свою куртку на ее голые плечи. Она плотно запахивает ее на груди – хороший знак, я ее еще не потеряла.
– Где… ты… была?
– Наблюдала, как весь лагерь разбегается по бункерам. Они отключили электричество.
Салливан хрипло смеется, потом отворачивается и сплевывает. У нее розовая от крови слюна. Я думаю о чуме.
– Неужели? А я и не заметила.
– Умный ход. Они оставляют нас снаружи, где мы ограничены в выборе, а потом спускают на нас усиленный персонал…
Салливан качает головой.
– У нас нет выбора, Рингер. «Страна чудес». Мы должны туда попасть… – Она пытается встать, ноги не держат, и она опускается на пол. – Черт, где моя одежда?
– Вот, возьми мою. Я надену твою.
Она почему-то смеется:
– Коммандо. Это смешно.
Я не понимаю, что тут смешного.
Натягиваю форму Салливан и сразу чувствую, как в ноги проникают токсины. Тысячи микроскопических ботов нейтрализуют отраву. Я передаю Салливан свою сухую рубашку, а сама надеваю ее мокрую.
– Яд на тебя не действует? – спрашивает Салливан.
– Я ничего не чувствую.
Она закатывает глаза:
– Это я и так знала.
– Я ухожу. Ты остаешься.
– Черта с два.
– Салливан, риск…
– Плевать я хотела на твой риск.
– Я не говорю о риске, которому подвергается наша миссия. Я говорю о тебе.
– Это не важно. – Салливан встает и на сей раз удерживается на ногах. – Где моя винтовка?
– Я ее не видела.
– Ладно. А пистолет?
Тяжело вздыхаю. Так ничего не получится. Салливан в данных обстоятельствах не помощница, а скорее обуза. Хотя от нее и раньше было мало толку. Из-за нее я потеряю в скорости. Из-за нее меня могут убить. Мне следует оставить ее в этом ангаре. Если надо – вырубить. Плевать на наш договор. Уокер мертв. Наверняка он уже мертв. Зачем Вошу оставлять его в живых, если он загружен в «Страну чудес»? А это значит, что Салливан рискует всем ради пустого места.
И я тоже. Рискую ради того, что даже не могу сформулировать. То же самое я вижу в глазах Салливан. Это никак не связано с Вошем и не имеет отношения к мести за то, что он со мной сделал. Это гораздо важнее. Это нечто более весомое и обоснованное. Точнее не могу описать.
Нечто непреложное.
Но я ничего такого не говорю. Я открываю рот, и вместо всех этих слов у меня получается:
– Тебе не нужно оружие, Салливан. У тебя есть я.
90
Оставляю ее ненадолго. Но сначала принуждаю дать слово, что она не двинется с места. Салливан не собирается ничего обещать, – наоборот, она желает выслушать обещание. В итоге я обещаю вернуться.
Когда возвращаюсь, Салливан выглядит гораздо лучше. Лицо у нее все еще красное, но крапивница почти прошла. Салливан, понятное дело, от этого не в восторге, но по пути к командному центру ей приходится опираться на мое плечо.
На базе так тихо, что даже становится жутковато. Мы грохочем ботинками.
«Ты наблюдаешь за нами, – мысленно говорю я Вошу. – Я знаю, что наблюдаешь».
Как только мы доходим до двери, Салливан сразу от меня отстраняется.
– И как ты намерена туда пройти? – вопрошает она. – Нас заживо сожгут этими ядами.
– Вряд ли. Я только что вырубила водопровод.
После этого я пробиваю кулаком стальную дверь и опускаю ручку с противоположной стороны. Ни сирен, ни прожекторов, ни выстрелов. Гробовая тишина.
– Это волны, Рингер, – шепчет мне в ухо Салливан. – Электричество. Вода. Чума. Ты знаешь, что на подходе.
Я киваю:
– Знаю.
На лестнице, которая ведет в подземную часть комплекса, натыкаемся на тела семи рекрутов. На них ни пятнышка крови, ни царапинки. Очевидно, что это сделал кто-то усиленный. У двоих головы развернуты на сто восемьдесят градусов, они лежат на животах, но при этом смотрят на нас невидящими глазами. Передаю Салливан пистолет одного из рекрутов, и мы, переступив через трупы, спускаемся дальше. В одной руке она сжимает пистолет, второй вцепилась в рукав моей куртки. Она не могла видеть убитых и не стала спрашивать, ни что случилось, ни что я увидела. Либо не хочет знать, либо ей все равно.
«Только одно имеет значение», – сказала Салливан.
И она была права, хотя ни она, ни я не могли объяснить, что именно.
На самом нижнем этаже темно и тихо. Даже с усиленным зрением я не вижу конца коридора. Но я помню это место. Я уже бывала здесь, только раньше тут никогда не гасили свет. Здесь меня нашел Бритва, здесь он меня спас, подарил мне надежду, а потом предал.
Останавливаюсь. Салливан крепче цепляется за рукав.
– Ни черта не вижу, – шепчет она. – Где тут зеленая дверь?
– Ты стоишь прямо перед ней.
Я отодвигаю ее в сторону, а сама для разбега отбегаю на дюжину ярдов назад. Насколько я знаю, даже усиленные люди не способны выбить блокировочный механизм этой двери. Но выбора у меня нет. На полпути я набираю полную скорость, и, когда у меня уже не остается места для торможения, Салливан выходит вперед и нажимает на дверную ручку.
Дверь открывается. Мой тормозной путь – шесть футов. Хорошо, что Салливан не может видеть мое вытянувшееся от удивления лицо. Она бы посмеялась.
– Какой им смысл запирать дверь, если нет электричества, – говорит Салливан. – «Страна чудес» ведь не может без энергии?
Конечно, она права. Чувствую себя дурой. Не смогла предвидеть очевидное.
– Я понимаю, – говорит Салливан, как будто прочитала мои мысли. – Тебе непривычно чувствовать себя дурой. Ты привыкнешь, можешь мне поверить. – Она улыбается. – Возможно, у «Страны чудес» есть свой источник электроэнергии. На всякий случай.
Заходим в комнату. Салливан закрывает за нами дверь, а потом быстро пробегает пальцами по «мертвой» клавиатуре. Поразительно, но она еще не утратила способность надеяться.
– И что теперь? – спрашивает она после того, как я безрезультатно нажимаю несколько кнопок на пульте управления.
«Не знаю, Салливан. Это ведь ты настояла на том, чтобы мы сюда пошли, хотя сама знала, что они отключили электричество».
– А резервного энергоснабжения тут нет? – спрашивает она. – По идее, должны быть аккумуляторы на случай, если вдруг возникнут проблемы с электричеством.
А потом она говорит, скорее чтобы заполнить паузу:
– Я останусь здесь, а ты иди, найди, где тут у них силовая или электростанция, и включи свет.
– Салливан, я думаю.
– Думаешь?
– Да.
– Вот, значит, чем ты занята. Ты думаешь.
– Да, это то, что мне удается лучше всего.
– А я-то все это время думала, что лучше всего тебе удается убивать людей.
– Ну, если выбирать между двумя способностями…
– Не шути.
– Я никогда не шучу.
– Вот видишь? Это твоя главная проблема. Это основной дефект.
– Не больший дефект, чем болтливость.
– Ты права. Мне следует меньше болтать и больше убивать.
Ощупываю стол – ничего. Забираюсь под него. Клубок проводов, разъемы, удлинители. Встаю. На стене плоский экран. Никаких проводов. Только экран и клавиатура. Но должно же быть что-то еще. Где хранятся данные «Страны чудес»? Где процессор? Я понимаю, что это внеземные технологии и Вош может носить процессор в кармане. Все может быть записано на чип размером с песчинку и встроено прямо ему в мозг.
Но больше всего меня беспокоит вопрос риска. «Страна чудес» – крайне важная часть всей системы. Без нее нельзя запустить Пятую волну. С ее помощью отбирали гнилые яблочки, включая Эвана Уокера, который оказался самым гнилым из всех.
В комнате сухо. Спринклеры здесь не включали. Тогда почему отключено электричество? Его могли отключить во всех зданиях комплекса, но здесь оно должно быть включено. Риск слишком велик.
– Рингер? – Салливан не видит меня и поэтому начинает нервничать. – О чем ты теперь думаешь?
– Слишком рискованно отключать от сети «Страну чудес». Они не могут пойти на такой риск.
– Поэтому я и спросила про аккумуляторы или…
«Дура, какая же я дура».
Надеюсь, Салливан права, и я привыкну к этой мысли. Я прохожу мимо нее и щелкаю выключателем на стене.
«Страна чудес» оживает.
91
Кэсси садится в белое кресло и опускает спинку. Я пристегиваю ее ремнями.
– Никогда через это не проходила, – признается она, глядя в белый потолок. – Хотя в «Приюте» могла.
– А что помешало?
– Задушила доктора Пэм вот таким ремнем.
– Молодец, – искренне хвалю я. – Не ожидала от тебя.
Отхожу к пульту управления. Уверена, что запросят пароль, но пароль не запрашивают. Нажимаю на случайную клавишу, и на центральном мониторе появляется страница запуска.
– Что там? – спрашивает Салливан, из кресла ей, кроме потолка, ничего не видно.
Банк данных.
– Нашла, – отвечаю я и нажимаю на кнопку.
– И что теперь?
Все закодировано. Тысячи цифровых комбинаций, каждая, как я понимаю, представляет того, чья память была загружена в программу. Понять, какая из них отображает Уокера, невозможно. Можно попробовать первую и, если это будет не он, пойти дальше по списку, но…
– Рингер, ты молчишь…
– Я думаю.
Салливан громко вздыхает. Наверное, хочет сказать что-нибудь вроде: «Ты вроде говорила, что у тебя это получается лучше всего», но она сдерживается.
– Не можешь вычислить, какой у Эвана номер, – наконец говорит она.