я космического мусора.
— У нас есть время, — улыбается Нирииан. — Ужин, потом отдых?
— Ужин, потом кое-что еще, потом отдых.
Она коротко хихикает. Музыка для его ушей.
Спор продолжается далеко за полночь, столь же бурный, как и гроза за стенами дворца сатрапа. Впрочем, сатрап, похоже, единственный, кого нисколько не интересует ни то ни другое — он сидит в углу, привалившись к стене, и храпит.
— Не стоит забывать, что у нас есть кредиты, — напоминает Арсин Крассус, постукивая костяшками пальцев по столу. Он всегда так делает, когда считает, что сказанное им крайне важно, и похоже, что считает он так всегда, поскольку стук повторяется с раздражающей частотой. — Кредиты, которые мы можем потратить, как нам заблагорассудится.
Джилия Шейл сидит с каменным лицом. За последние несколько часов она почти не пошевелилась, словно происходящее нисколько ее не утомляет, в отличие от остальных.
— Кредитами Галактику назад не купишь, — возражает она. — На них не купишь души и умы ее обитателей. А имперская казна далеко не столь внушительна, как когда-то, Арсин.
— У нас до сих пор есть резервные счета. Банковский клан владеет немалыми богатствами, которыми можно воспользоваться…
— И ввергнуть Галактику в рецессию? — раздраженно фыркает Шейл. — О да, так мы точно завоюем доверие народа.
— Речь не о том, чтобы завоевать доверие всех, — возражает Крассус. Тук-тук-тук. — Как я уже говорил, лучший путь — формально основать осколок Империи. Заключить перемирие с этими паршивыми псами из Новой Республики — пусть живут по-своему, а мы по-своему. Мы с ними и так уже в состоянии холодной войны, так закрепим это положение дел официально.
Шейл закатывает глаза:
— Да, конечно. Давайте построим стену посреди Галактики. У них будет своя половина, а у нас наша. Так ничего не выйдет. Объясняю еще раз тем, кто готов слушать: мы проиграли эту войну. Мы сыграли чересчур глупо, самонадеянно и безрассудно — и поплатились за это. Никакого перемирия не будет. Новая Республика не позволит нам забрать наши игрушки во Внешнее Кольцо. Нас будут преследовать как военных преступников. Некоторых посадят в тюрьму, а других казнят.
Слоун наблюдает за архивариусом, который с трудом поспевает за ними, делая записи. Он и сатрап — единственные формально не участвующие во встрече, кому разрешено здесь находиться. Даже Адеи нет — хотя, естественно, дверь охраняют штурмовики.
Арсин снова наклоняется вперед и начинает говорить, постукивая пальцами по столу:
— Шейл, вы выдающийся стратег Империи, и при этом вас не устраивает имперская стратегия…
— Арсин, — бросает Рей, — если и дальше будете стучать по столу, я переломаю вам пальцы.
— Я… Да как вы смеете так со мной разговаривать? — багровеет он.
— Она права, Крассус, — усмехается Пандион. — Ваша дурацкая привычка крайне раздражает. Только попробуйте еще раз, и я сломаю вам другую руку, чтобы впредь было неповадно.
Банкир садится, скрестив руки на бочкообразной груди и дуясь, словно обиженный ребенок.
— Я не выстраивала стратегию Галактической Империи, — начинает Шейл. — Еще раз повторюсь: я была против обеих версий «Звезды Смерти». Я выступала против ее постройки с самого начала, однако мои противники не позволили мне ни на что повлиять — разве что, может быть, на Хоте. Но «Звезда Смерти» стала нашей гибелью. Как в старой поговорке: «Не работай в одной шахте со своими детьми». Мы поступили глупо, вложив столько времени, денег, усилий и жизней в экосистему этой гигантской боевой станции. Всему виной тщеславие Палпатина.
Наконец слово берет Ташу, который почти все это время молчал, щелкая пальцами и теребя края рукавов, словно те постоянно ему мешают:
— В тщеславии Палпатина никто не сомневается. Но вряд ли стоит сомневаться и в том, что без него Империи бы вообще не существовало.
Мофф Пандион — или, вернее, гранд-мофф Пандион — встает и начинает расхаживать у своего конца стола. — В данном случае соглашусь с Джилией Шейл. Не только в том, что «Звезда Смерти» была нашей величайшей ошибкой, но и в том, что никакое перемирие не увенчается успехом. Оно никак не утолит жажду нашей крови, которую испытывает так называемая Новая Республика. Они вбили себе в головы, будто мы чудовища. Это уже не обсуждается. Но это означает, что мы не можем просто сдаться. Они хотят крови — не удивляйтесь, если лучших из нас выволокут на улицы, где нас сможет пристрелить любой дикарь с пулевиком.
— Да, Велко, — кивает Шейл. — Мы знаем — вам хочется атаковать, атаковать, атаковать. Чего бы это нам ни стоило.
— А вы предпочли бы сложить руки и подставить шею под топор палача? — ехидно интересуется он. — Вместо того чтобы сражаться?
— Можно подумать, речь идет о какой-то вдохновляющей истории для неудачников, в которой мы играем роль героя-гладиатора, который свергает угнетателей, отправивших его на арену. Нет, это они считают себя таковыми. Мы же для них — поработители целых планет вместе со всем их населением. Это мы построили нечто под названием «Звезда Смерти», под руководством дряхлого гоблина, верившего в «темную сторону» некой древней безумной религии.
Юп Ташу бросает на Джилию недоуменный взгляд.
— В былые времена, — усмехается Пандион, — вас бы казнили за измену, генерал Шейл.
— Ну вот, видите? — замечает Шейл. — Мы только и умеем, что казнить, гранд-мофф Пандион. Если мы сдадимся, аномальная доброжелательность Новой Республики может сыграть нам на руку и мы сохраним головы на плечах. — Она шумно вздыхает. — К тому же у нас все равно нет никакого разумного плана нападения.
— Конечно есть, — коротко смеется Пандион. — Вы что, с ума сошли? Повстанцы — поскольку они именно повстанцы, преступники, бунтовщики — добились своего практически голыми руками. Все они просто мятежники. Они сделали своими рогатками пару удачных выстрелов, но у нас все еще есть корабли, солдаты, опыт. — Он показывает на Арсина. — И деньги.
— Тогда почему с каждым днем от нас отворачивается все больше губернаторов? Почему с каждой неделей мы теряем все больше кораблей? Почему мы смотрим голозаписи с освобожденных планет, где устраивают парады и сбрасывают с постаментов статуи? Они многого добились, располагая лишь небольшими силами, Пандион. Вы неверно понимаете наше место в истории.
— В таком случае и мы многого добиваемся небольшими силами. К тому же… — Он пренебрежительно машет рукой. — Все эти головидео — пропаганда, и вы прекрасно это знаете. Реальность такова, что у Альянса повстанцев нет ресурсов, чтобы контролировать Галактику, зато они есть у нас. И… — он поворачивается к Рей Слоун, — не стоит забывать, что у нас до сих пор есть звездный суперразрушитель. Верно, адмирал Слоун? Или… не у нас? Может, только у вас? Может, вы маленькая жадная девочка, которая не хочет делиться флотом с остальной академией?
Вполне ожидаемое замечание, которое Рей слышит уже не первый раз. И ее ответ не блещет оригинальностью:
— «Разоритель» и его флот находятся в распоряжении Империи, Велко. Вопрос лишь в том…
— Вопрос лишь в том, что сейчас представляет собой Империя и кто ею управляет, — издевательски заканчивает за нее Пандион. — Да, мне известна ваша позиция. Я просто хочу, чтобы все присутствующие знали — именно вы держите палец на спусковом крючке нашего самого мощного оружия, но при этом скрываете его от всех… собственно, мы даже не знаем, где вы его прячете.
— Ага, так, значит, ваши шпионы еще не подали вам на блюдечке этот лакомый кусочек? — усмехается Рей. Пандион пытается возражать, но она продолжает, желая показать, кто тут на самом деле главный: — На этой встрече судьбу Империи должны решить несколько советников, а не кто-то один. Если бы я хотела захватить «Разоритель», я могла бы попытаться, и, возможно, мне бы это даже удалось. Но я предпочту не повторять ошибок прошлого. Мы выслушали вас, гранд-мофф, и ваша позиция нам известна: «снова и снова одно и то же». Пока что мы не слышали вас, советник Ташу. Не поделитесь ли своими мыслями?
Ташу поднимает взгляд, будто его вырвали из глубоки задумчивости.
— Гм? А… да-да, конечно.
Ташу был близким советником — и даже в какой-то степени другом — бывшего Императора Палпатина, человека, когда-то занимавшего пост сенатора, а потом канцлера. По слухам, еще Император был темным повелителем ситхов, хотя в Империи ситхов считали скорее мифом нежели реальностью, и большинство воспринимало их как чью-то выдумку. Палпатин был далеко не первым правителем, который сочинял о себе истории, возвышавшие его до уровня космического божества. В исторических хрониках упоминается регент Старой Республики по имени Хайлмейн Лайтбрингер, который заявлял, будто он родился в пыли Тифонской туманности, и его невозможно убить оружием смертных, что оказалось ложью, поскольку его и правда убили оружием смертных — вероятно, ударом стула по голове. Частью легенды Палпатина стал и его подручный — жестокий Дарт Вейдер. Слоун верит в реальность их способностей, пускай они и не были таким всесильными, как всех хотел убедить Палпатин.
Так что неудивительно, что Ташу сразу же заводит об этом разговор.
— Вы клеймите темную сторону, — говорит он, — как будто это некий путь зла. Но не стоит путать ее с самим злом. И не стоит считать свет порождением добра. Древние джедаи были обманщиками и лжецами, жаждавшими власти маньяками, которые действовали под прикрытием святого монашеского ордена. Они считали себя моральными крестоносцами, признававшими лишь дипломатию светового меча. Темная сторона честна и непосредственна, это всегда нож в грудь, а не в спину. Да, темная сторона эгоистична, но интересы ее простираются и за пределы конкретной личности. Палпатин заботился о Галактике. Он не захватывал власть лишь ради себя — у него и до этого была вся полнота власти канцлера. Он хотел лишить власти тех, кто ею злоупотреблял. Он хотел обеспечить надзор и безопасность жителям всех планет, и это далось дорогой ценой. Он знал об этом и страдал, но все равно поступал по-своему, поскольку темная сторона осознает, что все имеет свою цену и ее всегда нужно платить.