— Дело не в численности или процентах. Дело в вере. Нас мало, но вера наша во сто крат сильнее, чем ваша, пусть вас и много.
— Я верю в Новую Республику.
— Что ж, — усмехается Ташу, — твою веру еще предстоит испытать на прочность.
— Так же, как и твою рожу. Когда я дам тебе пинка в зубы.
— Ага, вот и он. — Ташу с треском щелкает пальцами, словно ломая птичью шею. — Живой росток злобы и ненависти, рожденный чувством безнадежности, которое я в тебе посеял. Жуткое крошечное семечко. Не могу дождаться, когда из него вырастет презренное дерево, принеся свой омерзительный плод.
ИнтерлюдияКоронет, Кореллия
Вспыхивает молния, и драка продолжается. На крыше старого голотеатра, на фоне яркого, постоянно меняющегося рекламного изображения сражаются двое. Они здесь уже столь давно, что утратили всякое чувство времени. Они устали, перепачкались, промокли от непрекращающегося дождя.
Но они продолжают драться.
Тот, что постарше — коренастый и неопрятный, в болтающейся на нем ржаво-красной броне, — кружит возле противника, выставив перед собой похожие на булыжники кулаки. Он слизывает стекающую из носа струйку крови и ухмыляется, словно пьяный.
— Мы можем в любой момент закончить этот цирк, приятель, — рычит Денгар. — Сесть, выпить по пинте, все обговорить.
— Никаких разговоров, — отвечает второй, по имени Меркуриал Свифт. Он молод и гибок, брони на нем нет вообще. Темные волосы прилипли к бледному лбу. В руках у него пара дубинок, которыми он крутит перед собой. — Бросай это дело, Денгар. Ты и так уже слишком далеко зашел. Какой-то дурацкий крестовый поход…
Денгар снова бросается на врага, размахивая кулаками, словно молотами. Будто ему хочется не просто поколотить более молодого и проворного противника, но и превратить его в кашу, как спелый плод для утреннего сока. Удар попадает Меркуриалу в ключицу, боль прошивает шею и руку. Одна из его дубинок падает на крышу, разбрызгивая воду в луже.
Меркуриал отскакивает в сторону, а когда Денгар устремляется за ним, молодой охотник за головами ловко уворачивается и с силой вонзает конец второй дубинки в зазор между бронепластинами Денгара, прямо в ребра.
Взвыв, тот пятится, схватившись за бок. Улыбка превращается в гримасу.
— Присоединяйся ко мне. Ты ловок и быстр, но глуп. По-настоящему глуп. Только взгляни на себя — зеленый, словно свежий доакиевый спайс. Тебе нужна… направляющая рука.
— Твоя? — насмешливо уточняет Меркуриал. — Не могу даже представить подобного, старик. — Снова молния, без грома. — Ты еще не понял? Я взялся за эту работу, потому что мне нравится быть одному. Я люблю одиночество. — Он издает странный мелодичный смешок. — Если я не вступил в ваш клуб единомышленников, то это вовсе не значит, что я перестал быть охотником за головами.
Денгар снова начинает кружить.
Меркуриал мелкими шажками движется в другую сторону, к своей упавшей дубинке.
— Мы всегда держались вместе! — кричит Денгар.
— Может, потому другие охотники всегда уводят нападу у тебя из-под носа? А ты вечно плетешься в хвосте?
Дубинка уже у ног Меркуриала. Он пинком подбрасывает ее и тут же ловит.
— О-хо-хо, хочешь сказать, я потерял свою прежнюю прыть?
— Как можно потерять то, чего у тебя никогда не было?
— Ах ты, мелкий задолиз! Да я отказывался от выгодных контрактов, когда ты еще в космических пеленках ходил!
— Про тебя поговаривают, будто ты до сих пор в космических пеленках.
— Я так погляжу, ты не слишком меня любишь?
— Хочешь честно? Ты просто чокнутый старикашка. Сказать от всей души? Никто тебя никогда не любил.
Удар попадает в цель. Словно обезумевший зверь, которому нужно лишь подсунуть под нос подходящую приманку, Денгар устремляется на врага, но в последний момент отпрыгивает влево и, упав, катится по крыше. Вскочив на ноги на другом ее конце, он разворачивается к противнику — и в руке у него дробовик, готовый рассеять атомы тела Меркуриала по вспыхивающему рекламному щиту.
Оба застывают — Меркуриал с поднятыми руками, Денгар на одном колене, нацелив на врага широкое дуло оружия.
На этот раз оба молчат. Напряжение растет — словно между ними протянулась невидимая, готовая порваться нить. Снова сверкают молнии. Палец Денгара дрожит на спусковом крючке. Слышно гудение дробовика. Меркуриал крепче сжимает в руках дубинки.
Надо что-то делать.
Иначе Денгар его застрелит.
Взгляд Меркуриала падает на соседнюю крышу. Глаза его расширяются, челюсть отвисает. Он вызывает в памяти знакомый образ и, запинаясь, говорит:
— Боба Фетт?
Денгар разворачивается в ту сторону вместе с пушкой.
И это шанс для Меркуриала. Взмахнув дубинкой, он с силой ударяет Денгара по макушке, едва тот успевает снова повернуться к противнику. Голова его отскакивает назад, и в то же мгновение, прыгнув вперед, Меркуриал бьет старого охотника за головами коленом в висок, затем локтем в ключицу и дубинкой по запястью. Дробовик падает.
Меркуриал подбирает оружие и подсовывает дуло под подбородок Денгара.
Вновь начинает идти ненадолго прекращавшийся дождь.
— А ты и впрямь хорош, — морщась, бормочет Денгар.
— Да, мне говорили.
— Отменный трюк. Похоже, я действительно старею.
Меркуриал пожимает плечами:
— В свое время я был актером и танцором.
— Не шутишь? — хрипит Денгар. — И с чего ты выбрал другую жизнь?
— Империю не особо интересует искусство.
— Что правда, то правда, — усмехается Денгар, шмыгая окровавленным носом. — Но времена меняются, и наша профессия тоже становится мало кому нужной. Вряд ли повстанцы будут долго мириться с нашим существованием. И потому нам ничего не остается, кроме как объединиться, создать свой союз. Стать официальной силой, с которой будут считаться.
— Предпочитаю рискнуть в одиночку.
— Что ж, ладно, — кивает Денгар. — Ты… меня убьешь?
— За тебя не назначена награда. Какой смысл?
— Увидишь, еще придет время, когда за головы охотников за головами будут давать награду. И это случится достаточно скоро, еще на моем веку. Вот увидишь.
Кивнув, Меркуриал убирает пистолет.
— Удачи, Денгар.
— Вряд ли, парень. Очень вряд ли.
Глава девятнадцатая
Утро. Аден ждет адмирала Слоун.
Девушка прекрасно понимает, что она всего лишь маленькая шестеренка в машине великих дел — атташе, помощница. Ее задача — носить на подпись документы, подавать каф, доставлять сообщения.
Но возможно, когда-нибудь она добьется большего.
Ей довелось жить в славные времена.
Да, положение у Империи сейчас шаткое, и она, можно сказать, пошла трещинами, что само по себе не есть хорошо. Но именно в этих трещинах Адея видит свой шанс — стоит лишь сунуть в одну из них ногу и постепенно ее расширять, пока там не найдется место и для нее самой. Вот почему она так восхищается Слоун.
Адмирал все понимает. Адмирал пытается обратить ситуацию себе на пользу. Но сейчас у Адеи для нее плохие новости.
Мысль об этом приводит девушку в трепет, хотя не вполне ясно почему. Дурные известия по определению плохи, но главное — реакция на них. Кризис меняет каждого, обнажая твою истинную сущность. Адея выросла на Корусанте, но ее родители были простыми людьми. Отец работал сварщиком. Конечно, ему не приходилось трудиться в подземельях города-планеты — он выполнял лучшие заказы Империи. Но тем не менее руки его всегда были грязны, обожжены и покрыты ссадинами, пока не превратились в скрюченные артритом мозолистые клешни.
Ее всегда восхищало умение лазерных сварщиков как создавать, так и разрушать. Они могли соединить вместе составные части какого-то изделия — или, наоборот, разрезать его на куски.
Теперь все точно так же.
Кризис либо объединит их, либо уничтожит. Но Адея верит, что кризис сделает Слоун лишь сильнее. Не тот небольшой, о котором она собиралась сообщить, а глобальный.
Она по-настоящему восхищается Слоун.
И ей будет крайне жаль разочаровать адмирала.
Рей стоит под ледяными струями душа. «Вода поступает прямо из каньона, — сказал сатрап. — Самая чистая, какую только можно найти на Акиве. Древний народ ахайяко верил, будто вода настолько чиста, что может забрать твои грехи, сделав тебя лучше».
Если бы только это было правдой…
Привычка принимать холодный душ появилась у нее много лет назад, когда она была простым кадетом на имперском звездном разрушителе «Непокорный». Другого тогда просто не было, но постепенно ей это понравилось — холодная вода закаляла и пробуждала, как и сейчас.
К тому же холод создает необходимый контраст со здешней жарой. Стоит ей выйти из душа, как жара окатывает ее горячей влажной волной, хоть и невидимой, но вполне ощутимой. Кажется, будто идешь по кипящему, готовому поглотить тебя болоту.
В роскошных покоях, которые предоставил Рей сатрап, ждет Адея. Утреннее солнце освещает ее неподвижную, словно вешалка для одежды, фигуру с голопланшетом в руке.
— Поспала немного? — спрашивает Слоун, вытирая полотенцем голову.
— Да, адмирал, — отвечает помощница, отводя взгляд и краснея, пока Рей обсушивается и одевается. Адея не кадровый военный. Рей порой забывает, что обычаи вне армии и флота несколько иные. Нагота Слоун — это не нечто выдающееся. Это лишь временное ее состояние — ничего романтического, ничего постыдного. Всего лишь одна из сторон жизни.
— Хорошо, — кивает адмирал. — Впереди тяжелый день.
— Я думала, встреча прошла успешно.
— Настолько же, насколько можно назвать успешной вынужденную посадку. Всего лишь первый шаг, ничего пока не значащий и ни к чему не ведущий. — Рей надевает форму, разглаживая складки на ткани — хоть какая-то польза от влажности. Да и волосы у нее смотрятся просто изумительно, впервые за много лет. Внешность мало что для нее значит, но приятно порой вспомнить, как она выглядит на самом деле. — Сегодня попробуем снова, хотя многого я не жду. Это только первое собрание, и, возможно, потребуются новые, с большим количеством участников. Скажи Морне, чтобы приготовила челнок к старту сразу после ужина.