— Я поняла, — бросает Норра. — Ты думаешь, будто я должна жалеть, что тогда улетела. Да, я жалею. Я и тогда отвратительно себя чувствовала, а теперь мне и того хуже. И я пытаюсь это исправить.
— Но ты вернулась… и снова работаешь на повстанцев. Ты нужна сыну, Норра, а не этим твоим… крестоносцам.
Крестовый поход. Вот как, значит, понимает это Эсмелль.
— К Акиве приближается война, Эсме. На всех парах. Возможно, она уже здесь. Можешь делать вид, что твой дом она обойдет стороной, но, поверь мне, моя мягкотелая сестрица, никакими благими пожеланиями катастрофу не остановишь. А теперь отойди. У меня нет времени на пустую болтовню.
Несмотря на протесты сестры, Норра проталкивается мимо нее.
— Может, я просто посижу и посмотрю? — спрашивает Синджир. Он наедине с Джес. Перед ними — очередной план из кухонной утвари и продуктов. С прошлой ночи карта Мирры основательно разрослась. — Мне, знаешь ли, все это как-то совсем не по вкусу. Я мог бы просто сидеть и поднимать таблички с оценками. Или подбадривать тебя кричалками?
Он прихлебывает из бутылки без этикетки сладкий напиток с ароматом меда и легкими нотками лаванды. На языке после него остается медный привкус, как если лизнуть ториевую батарею.
— Я же сказала — мне нужна настоящая помощь, а не моральная поддержка, — Джес выхватывает из его рук бутылку и нюхает.
— Эй! Ты чего?
— Ты пьян.
— Вовсе нет! Я просто поддерживаю надлежащий уровень… — Он шевелит в воздухе пальцами. — Помутнения мозгов. Так жизнь кажется намного приятнее.
— Мне нужна твоя ясная голова.
— Да с нами и так все ясно, — мрачно бросает он.
Охотница за головами прожигает его взглядом:
— Что с тобой случилось? Тогда, на Эндоре? Я ведь в самом деле тебя помню. Ты стоял весь в крови. В своей собственной?
— Не хочу об этом говорить, — ухмыляется он.
— И все же придется, — вздыхает Джес, садясь. — Я стала охотницей за головами, потому что мне не нравилась жизнь, которую выбрала для меня мать. Казалось, будто… все расписано на много лет вперед. Меня это тяготило. И я пошла по стопам сестры матери — тети Суги, тоже охотницы за головами. Суги никогда не действовала в одиночку, только с командой. Именно от нее я узнала, что если собираюсь работать с напарниками, то должна хорошо их знать и доверять им. Вот только я никому не доверяла — потому всегда и справлялась сама. А теперь мне приходится работать с тобой.
— Если честно, тебе очень повезло. Я в самом деле невероятно крут. Можешь считать, что выиграла в лотерею в честь Дня Империи, — усмехается Синджир. — Слушай, если у тебя есть корабль — где он? Почему бы нам просто… не улететь на нем с этой каменной глыбы? Не найти себе местечко получше?
— До него несколько дней пути через джунгли, — отвечает Джес таким тоном, что сразу понятно, что она не восприняла его предложение всерьез. — Мне нужно было тайно проникнуть в город.
— Разумно. Хотя и не очень удобно.
Она не сводит с него глаз.
— Что тогда случилось? На Эндоре?
— Сама должна знать. Ты же там была.
— С тобой. Что случилось с тобой?
— Я… — Синджир изображает на лице мрачную улыбку, изо всех сил стараясь не дать вырваться на волю раздирающим его воспоминаниям. — Ладно. В самом деле хочешь знать? Все равно не отстанешь? Что ж, слушай. — Он покачивает в бутылке медовую жидкость. — Как я уже говорил, я был офицером службы безопасности на базе на Эндоре, и… ох ты, Норра!
Он едва не роняет бутылку, увидев входящую в кухню женщину. Та яростно смотрит на него, грудь ее вздымается и опадает, словно у почуявшего кровь зверя. Странно, что он не услышал ее шаги. Хотя когда ты слегка пьян, да еще занят разговором…
— Имперец, — говорит она.
— Ты наверняка ослышалась, — бормочет Синджир. — Я ничего такого не говорил.
— Имперец, — повторяет она, на этот раз громче.
— Норра, послушай…
Она бросается на него, толкнув к кухонному столу. Грохочет посуда. Вдребезги разлетается упавшая солонка. Ее руки сжимаются на его горле, лицо нависает над ним.
— Мне следовало догадаться, — говорит Норра. — Ты вел себя не так, как кто-то из наших. Слишком высокомерно, слишком самонадеянно. Да и акцент у тебя… хрустишь, словно надкушенный крекер. Ах ты, гандарков сын…
Щелкает бластер.
Джес приставляет оружие к виску Норры.
— Норра, — спокойно произносит охотница за головами, — тебе придется с этим смириться. Иначе все пойдет ранкору под хвост. Да, он был имперцем. И он может нам пригодиться.
Весь боевой запал женщины внезапно исчезает, как рассеявшийся туман над озером, взгляд становится отрешенным. Синджир высвобождается из ее ослабевшего захвата, потирая горло.
— Да, ты права, — говорит Норра. — Он может нам пригодиться. — Внезапно она вновь обретает сосредоточенный вид, словно приняв некое решение. — Ситуация изменилась. Нужно срочно действовать.
— Я не помешал? — слышится за их спинами голос Теммина.
Все молчат.
— Что случилось? Эй? Кто-нибудь?
— У меня есть план, — с улыбкой отвечает Норра.
ИнтерлюдияСеваркос
Идет бой. В тени имперских сторожевых башен прячутся за иззубренными камнями трое рабов: виквай Хатчет, чье морщинистое лицо сверху вниз пересекает шрам, идущий между глаз, вдоль носа, через губы и до самого подбородка; куаррен Палабар, с чьего обветренного лица сползает кожа из-за сухого и насыщенного каменной пылью воздуха; и Грейбок, однорукий вуки, который ростом выше обоих своих товарищей. Последний прикрывает остальных своих телом, защищая от осколков только что врезавшегося в горный склон над их головами А-истребителя.
— Надо бежать, — шепчет Хатчет. — Имперцы побеждают. А когда они победят, рудники снова станут принадлежать им. Как и мы!
Куаррен кивает. Многолетнее рабство лишило Пала-бара воли, и, съежившись и жалобно скуля в темноте, он готов идти куда угодно и с кем угодно.
Но Грейбок издает горловой рык, не соглашаясь с ними, и яростно трясет единственным кулаком, завывая и скаля зубы.
Имперские башни обстреливают открытую равнину, простирающуюся до самого входа в спайсовые рудники, рядом жмутся другие рабы — кто-то ранен, некоторые мертвы. Большинство просто пытается выжить любой ценой.
Грейбок снова рычит, подняв голову и встряхивая грязной спутанной шерстью.
— С ума сошел? — качает головой Хатчет. — Мы не можем помочь повстанцам. Это не наша война, шуба ты ходячая! Нам остается лишь надеяться, что мы выживем.
— Что… что, если вуки прав? — вдруг говорит Палабар. — Что, если это наш единственный шанс? Если мы сбежим, нас найдут…
Грейбок согласно рявкает и снова трясет рукой. Другую ему отрубили рабовладельцы Севаркоса много лет назад, когда он попытался бежать. Их хозяева не имперцы, но самими рудниками давно владеет Империя. Время от времени сюда прилетают с инспекцией офицеры, забирая часть кредитов и спайса. Империя не возражает против труда рабов, поскольку сама во многом существует благодаря ему. Кредиты для имперской казны зарабатывают те, кого держат в плену против их воли. Целые расы! Грейбоку все это прекрасно известно, поскольку он не обычный работяга, хотя именно такова его роль на этой планете — превращать камень в пыль отбойным молотком. Когда-то он был дипломатом в своем племени, так что он знает, что к чему. Он вовсе не дурак.
И хотя он не воин, сегодня есть повод попробовать себя и в этом качестве.
— Не ходи туда, — бросает Хатчет. — Не глупи, вуки.
Но вуки его не слушает.
Грейбок просто хочет быть свободным.
Поднявшись, он издает боевой клич своего народа и бросается в разгар сражения, пригибаясь под лазерным огнем. Имперец в механизированной боевой броне направляет на него тяжелую ручную пушку, но на стороне Грейбока скорость и внезапность; поднырнув под бронированного штурмовика, он швыряет его тело в расщелину.
Грейбок даже не останавливается.
У него есть план.
Впереди — загон, окруженный высоким забором с электрифицированными воротами. Внутри еще три раба, вдесятеро превосходящие размерами Грейбока. Это ранкоры, хищные твари, чью агрессию поощряют рабовладельцы Их заставляют патрулировать внешние каньоны, удерживая рабов от попыток бежать, — все знают, что, даже если доберешься до этих каньонов, ранкоры настигнут тебя и сожрут.
Но когда прилетают имперцы, хищников загоняют обратно за высокий забор — они не любят никого, ни рабов, ни имперцев. Эти твари обучены любить только тех, кто их дрессирует.
Ранкоры скалят зубы и вопят. Один из них меньше остальных, с ярко-желтыми глазами и серо-зеленой мордой. Другие — покрупнее, такие же ржаво-красные, как и горы в этой части Севаркоса.
Вуки бросается к загону, схватив на бегу тяжелый камень. Ранкоры поворачиваются к нему, не переставая визжать. Взревев в ответ, Грейбок начинает колотить камнем по массивному замку, удерживающему электрифицированные ворота.
Бам! Бам! Бам! Животные замолкают, сосредоточенно наблюдая за его действиями. Слышатся крики имперцев. Лазерные заряды вздымают землю у ног Грейбока и шипят, попадая в забор.
Он продолжает колотить. Вам! Вам! Вам! И наконец…
Замок разваливается пополам и падает.
Извивающиеся электрические змеи, ползавшие по ограде, внезапно вспыхивают и гаснут. Питания больше нет.
Ворота начинают открываться.
Ранкор поменьше с ревом бьет по воротам лапой, отшвыривая Грейбока наземь. Голова вуки ударяется о камень, из глаз сыплются искры.
Словно в тумане, он видит трех убегающих зверюг. Снова крики. Что-то взрывается. Внезапно над Грейбоком появляется искаженное от ярости лицо рабовладельца-зигеррианца.
— Что ты наделал, раб? — злобно шипит хозяин.
Грейбок пытается встать, но зигеррианец направляет на него свое кошмарное оружие — бластер, который называют игольником. Рабовладелец поворачивает регулятор сбоку и нажимает на спуск. Из дула вылетают красные молнии, окутывая однорукого вуки.