К ним приближается женщина с зеленой кожей и другая, пожилая — посредница, которая до этого разговаривала с сиротами и потенциальными родителями. Иггс слышит, как зеленая женщина беседует с парой розовощеких людей в причудливых одеждах. Они говорят о том, как важно попытаться вернуть Галактику к нормальной жизни, о множестве несчастных ребятишек, потерявших родителей, которые погибли на полях сражений или стали случайными жертвами, и о том, что пора вернуть семье ее надлежащую роль. Иггс слушает их, корча рожи и закатывая глаза. Стрикс стоит рядом, дрожа от волнения.
— Может, они подойдут и поговорят с нами, — шепчет она. — Может, уже сегодня мы улетим с кем-нибудь домой.
В ее голосе слышится надежда, будто она хочет сказать: «Может, у нас снова будут родители?»
— Никто к нам не подойдет. Мы похожи на грязных оборванцев.
— Но ведь могут!
— Вот увидишь.
И все-таки к ним подходят — зеленая женщина и посредница. Взрослые приседают, и зеленая женщина спрашивает обоих:
— Как вас зовут?
Они отвечают — его Иггс, ее Стрикс.
Женщина с трудом скрывает улыбку. «Смейся, смейся», — мрачно думает Иггс. Она беседует с детьми о всяких глупостях — какой у них любимый молочный коктейль, надеются ли они, что в этом году снова начнется чемпионат по гравболу, и тому подобное. Вокруг собирается небольшая группа потенциальных родителей — богатые жители Набу в пышных нарядах. На их фоне Иггс чувствует себя грязным пятном на белоснежной скатерти.
— Что случилось с вашими родителями? — спрашивает женщина.
Иггс замирает. Ему не хочется об этом думать, тем более говорить. Он изо всех сил гонит прочь воспоминание об обоих своих отцах, лежащих словно…
Стрикс, однако, с ходу выпаливает:
— Мои родители были повстанцами, их транспортный корабль подбили возле Таниса, и я тоже повстанец, мы с Иггсом сражались в детском отряде, который назывался Бригада Спино…
Нет, только не это. Иггс вновь ощущает себя комком грязи на чистой полке. Пока они беседуют со Стрикс, он прячется за палаткой, думая, как бы отсюда половчее смыться. У него уже начинает складываться план. Найти канализацию — куда-то же она ведет. Добраться до центра Тида. Отыскать космопорт. Спрятаться на корабле, летящем на Корусант. И вернуться домой, в Коко-Таун, где Бригада Спиногрызов снова сможет вступить в бой, помогая повстанцам.
Есть! Решетка. Похоже, не привинчена. Золоченая, красивая — как и все в этом городе-музее.
Иггс выглядывает из-за палатки, уже собираясь крикнуть Стрикс, что пора бежать отсюда, забыть про всю эту чушь насчет усыновления, но, оглядевшись вокруг, нигде ее не видит. Нет, вот она — в нескольких метрах от него, разговаривает с симпатичной парой розовокожих с ухоженными волосами и сверкающими зубами. Похоже, она счастлива. И они тоже счастливы.
Что ж, думает Иггс, удачи ей. Удачи.
А потом он незаметно ускользает. Никто не обращает на него внимания. Добравшись до канализационной решетки, он поднимает ее и ныряет во тьму. Пора домой. Пора сражаться дальше.
Глава двадцать девятая
Несмотря на то что Теммину уже приходилось его поднимать, парень все равно удивляется, что запертый на замки ящик оказывается удивительно легким. Судя по виду, он должен весить тонну. Вполне логично ожидать, что оружие вроде этого (гм… а вроде чего, собственно?) будет тяжелым. Но ящик легок, словно пушинка. Словно воздушный шарик.
Пока остальные выходят в коридор, ведущий в катакомбы под городом, Теммин берется за ящик с одной стороны, а Костик — с другой. Дроид помогает ему не потому, что ящик тяжелый, а скорее потому, что тот слишком громоздкий.
Они вытаскивают свою ношу за дверь.
Теммин оглядывается на лавку, молча прощается с ней и запирает дверь. Синджир включает осветительных дроидов — маленькие парящие фонари, каждый с тремя болтающимися внизу руками-щупальцами с клешнями на концах.
Дроиды грязные и помятые, и свет от них тусклый и неровный, но его вполне хватает.
Норра и Синджир спешат вперед. Теммин собирается последовать за ними, но Джес хватает его за руку.
— Что в этом ящике? — спрашивает она.
— Оружие Сурата, — отвечает он, пытаясь придать голосу пренебрежительный оттенок. Мол, это оружие Сурата, я его украл, и что с того?
— Это не оружие.
— То есть?
— Скажем так, оно может быть оружием. Но не в буквальном смысле.
— Не понимаю, откуда ты… — Он дотрагивается до одного из замков, и тот с щелчком открывается. Глаза Тем-мина расширяются. — Как? Я много дней пытался его открыть. Много дней!
— Я вскрыла замки.
— Ты… просто их вскрыла? У тебя волшебные пальцы? Или ты сама волшебница?
— У меня есть способности. И я воспользовалась ими, пока чинила свою винтовку перед тем, как помочь твоей матери захватить тот СИД-истребитель. — Она показывает на ящик. — Давай открывай.
Теммин открывает крышку, жадно вглядываясь внутрь, словно разворачивающий подарок ребенок. Из ящика вырывается голубое сияние, столь яркое, что приходится прищуриться. А потом он видит содержимое ящика — множество инфокубов.
— Инфокубы? — спрашивает он. — И все? Никакого оружия?
— Да это куда лучше, чем оружие. Это информация.
— Сурат прятал информацию?
— Этого я не знаю. Но если мы останемся живы, я помогу тебе выяснить, что это за данные. А потом мы вместе сможем их продать.
Вот, значит, к чему она клонит. Он так и знал.
— И полагаю, ты хочешь свою долю, — усмехается он, цокая языком. — За твою помощь, твой ум, твои связи с теми, кто может ее купить…
— Шестьдесят на сорок.
— Эй, это нечестно…
— Шестьдесят твоих.
Гм… Теммин колеблется. В коридоре мерцает удаляющийся свет дроидов.
— Где вы там? Идете? — зовет их Норра.
— Договорились. — Он пожимает руку Джес.
— Договорились.
— Идем! — кричит он и еле слышно добавляет: — И чего вам не терпится?
Синджир привык к тесноте. Империя никогда не славилась просторной архитектурой. Она гордилась своим строгим прагматизмом (данный термин, «строгий прагматизм» или иногда «прагматичная строгость», встречался во многих имперских брошюрах и пропагандистских трактатах), и потому ее коридоры всегда отличались узостью и низкими потолками. Именно по этой причине штурмовиков в буквальном смысле приходилось подбирать по росту и весу — он вовсе не шутил, когда говорил, что слишком высок для того, чтобы быть штурмовиком.
Катакомбы как таковые не вызывают у него приступов клаустрофобии. Причина его тревоги в другом — в том, как они извиваются. Мало того что приходится постоянно петлять то влево, то вправо, то идти прямо, так некоторые коридоры еще и уходят вверх, другие вниз, третьи закручиваются спиралью. В одном тоннеле сухо, как в пустыне, и из него исходит запах превратившихся в пыль костей. В другом сыро и воняет грибами. Они идут по лужам, перешагивая куски камня и штукатурки. Иногда дроиды освещают стену, и на ней видны грязные отпечатки ладоней или надписи на незнакомых языках — может, ругательства, а может, угрозы.
Порой раздаются звуки: царапанье, шорох, шипение. Как-то раз им встретилась пара сверкающих в темноте зеленых глаз, но, когда их коснулся луч света, Синджир понял, что это всего лишь фенгла — бледный безволосый грызун с длинными задними лапами и кривыми зубами, который бросился прочь, шипя и стуча когтями.
Время от времени они останавливаются, сверяясь с картой, затем идут дальше. Сверху падают капли — как успокаивает их Теммин, это застоявшаяся дождевая вода, а не испражнения какого-нибудь иторианца, делающего наверху свои дела. Они пересекают длинный узкий мост, и лишь на его середине Синджир понимает, что тот чем-то похож на боевого дроида Теммина, потому что состоит в основном из костей. Большие нечеловеческие кости связаны ржавой проволокой. Мост покачивается над пропастью, вероятно соединяющуюся с городскими подземельями, и Синджир вспоминает бездну, над которой он болтался в темнице Сурата Нуата.
Вскоре им начинают попадаться части дроидов и бластерные отметины на стенах. Синджиру даже кажется, будто он видит борозды от ударов световых мечей, — когда-то давно, во времена Войн клонов, тут разыгралась битва. Джедаи тогда были еще многочисленны, а не стояли на грани полного исчезновения.
— Мы приближаемся к мусорным свалкам, — замечает Теммин.
«Это ясно и по карте», — думает Синджир.
Он смотрит на Теммина. Тот, похоже, держится молодцом, хотя и заметно, что в последние пару дней ему немало пришлось пережить, — впрочем, ничего удивительного, учитывая, что сперва его едва не прикончил салластанский гангстер, а потом он чуть не потерял мать.
И все же что-то не так. Парень нервно озирается, словно что-то скрывает. У Теммина есть какая-то тайна.
Синджир слегка отстает и дает знак Джес, чтобы та тоже задержалась.
— В чем дело? — тихо спрашивает она.
— Нам надо поговорить.
— Угу, — кивает охотница, словно речь идет о чем-то неизбежном. — Я так и знала. И да, я согласна.
— Согласна с чем?
— Ты мне нравишься.
— Я… не понимаю. Нравлюсь? В каком смысле? Как-то по-дурацки звучит. Стакан белковой смеси тоже может понравиться, когда ты всерьез голоден. Но вкус от этого не менее отвратителен.
Джес устало смотрит на него:
— Я имею в виду, что ты вполне для меня годишься. Ты мне интересен. И да, когда все закончится, мы можем сойтись.
— Сойтись? То есть? — Синджир неожиданно краснеет. — Ты и я? Вместе?
— Именно.
— Ничего себе, — смеется он.
— Если тебе смешно, — неожиданно резко бросает девушка, — можешь засунуть мое предложение себе в выхлопную трубу и забыть о нем.
— Нет, я просто… Меня как-то не тянет.
— Не тянет? — Взгляд ее становится еще более хмурым, губа приподнимается, обнажая зубы. — На инородок?
— На женщин.
— Ах вот оно что…
— Ага.
— Гм…
Между ними повисает неловкая тишина, подобно облаку мух, от которого никуда не скроешься, как ни пытайся.