Огнянникова нерешительно замялась. Она стала доказывать Голубеву, что всего полтора часа назад беседовала с Бирюковым и что никаких вопросов у того к ней не осталось, но Голубев уже перехватил чемодан:
— Не беспокойтесь, Анна Леонидовна! Мы на служебной машине подвезем вас от милиции к вокзалу.
К начальнику райотдела Голубев заявился в тот момент, когда участники следственно-оперативной группы собрались расходиться. Слава быстро прочитал вслух справку сберкассы, передал ее прокурору и доложил о внезапной встрече с Огнянниковой.
— Это похоже на бегство, — резко сказал Гладышев. — Где оставил Анну Леонидовну?
— У дежурного, товарищ подполковник. Предупредил, что вот-вот ее пригласит Бирюков.
Гладышев посмотрел на следователя Лимакина:
— Не лучше ли сюда пригласить?..
— Не надо, Николай Сергеевич, — ответил тот. — Слишком нас много. Пусть Антон Игнатьевич доводит с ней дело до конца. Дайте ему все документы из Николаевки.
— Правильно, — поддержал следователя прокурор и протянул Антону справку сберкассы. — Возьми и это для предъявления доказательств. — И сразу повернулся к Лимакину. — А ты, Петр, как можно скорее начинай допрос Деминой. Если что-то узнаешь новое, немедленно звони Бирюкову. Оперативно обменивайтесь между собою информацией.
Бирюков, укладывая в конверт документы, посмотрел на притихшего инспектора Дубкова:
— Пойдем со мной, Владимир Евгеньевич, начнем вместе разговор с Анной Леонидовной.
Огнянникова вошла в кабинет к Бирюкову в сопровождении Голубева. Слава нес ее чемодан. Увидев участкового, она обрадовалась:
— Здравствуйте, Владимир Евгеньевич!
— Здравствуй, Аня, — невозмутимо ответил Дубков.
Антон предложил Огнянниковой сесть и спросил Голубева:
— Не забыл о парикмахерской?
— Никак нет, — Слава поставил чемодан на пол. — Сей момент бегу подстригаться.
— Результат сразу мне по телефону.
— Бу сделано!
Голубев вышел из кабинета. Бирюков посмотрел на Дубкова, затем перевел взгляд на Огнянникову:
— Насколько понял из обмена приветствиями, вы знаете друг друга?
— Это наш участковый, — подтвердила Огнянникова.
— Знаем, — сказал Дубков.
Бирюков встретился с ней взглядом и спросил:
— Анна Леонидовна, в ночь с пятницы на субботу видели в аэропорту Владимира Евгеньевича?
Огнянникова недоуменно покосилась на Дубкова:
— Не помню что-то…
— Постарайтесь вспомнить.
— По-моему, видела, а может… нет.
— Пожалуйста, поточнее.
— Кажется, видела.
— Как он был одет?
— Ну, это… — Огнянникова, словно ученица, ждущая подсказки, глянула на Дубкова. — Кажется, вот так же, как сегодня, в форме…
Дубков укоризненно качнул головой:
— Не угадала, Аня. Я в штатском костюме был и тебя в ту ночь в аэропортовском вокзале не видел.
На лице Огнянниковой появилось недоумение:
— Ну, как же?.. Вы всегда в форме ходите…
— В форме я в райцентре хожу, а в Новосибирск по-штатски нарядился.
— Владимир Евгеньевич, миленький… — ошеломленно проговорила Огнянникова. — Вы, наверное, не узнали меня из-за того, что волосы перекрасила.
Дубков обиженно насупился:
— Я, Аня, двадцать лет в милиции работаю. Привык даже в личное время внимательность проявлять.
— Спасибо, Владимир Евгеньевич, — поблагодарил участкового Антон. — Можешь быть свободным.
После ухода Дубкова Огнянникову будто подменили. Заложив ногу на ногу, отчего высоко оголилось красивое загоревшее колено, она с прищуром уставилась на Антона:
— Специально подговорили Владимира Евгеньевича, чтобы взял меня на пушку? Подстроили и радуетесь?..
Бирюков выдержал взгляд:
— Запрещенных способов, Анна Леонидовна, не применяем. Конечно, это чистая случайность, что именно в ночь с пятницы на субботу Дубков оказался в аэропорту Толмачево. Но дальше в нашем разговоре подобных случайностей не будет. Станем говорить только на основе документов. Скажите, почему вы уехали в аэропорт к вечеру, если все рейсы на Ригу отправляются в семь тридцать утра по местному времени?
— Не знала расписания, потому и уехала. В прошлом году были вечерние рейсы, думала, все так и осталось.
— Продажа билетов на Ригу началась под утро, как утверждает Дубков, а вы говорили мне, что с вечера подходили к кассе…
— От бесонницы спутала.
Антон показал справку из сберкассы.
— Вот здесь черным по белому написано, что последний раз вы снимали деньги со своего счета полгода назад. Почему утром сегодня солгали?
— Не думала, что будете проверять, безответственно ляпнула, — довольно быстро ответила Огнянникова и улыбнулась. — У меня дома на всякий случай триста рублей лежало…
— А какие семьсот рублей положили на сберкнижку первого сентября?
— Дачу продала.
— Кому?
— Одному покупателю из Новосибирска.
— Как фамилия его? Адрес?
— Представьте, не спросила.
— Не хотите говорить — не надо. Разыщем этого покупателя, а пока пойдем дальше… Почему сорвалась нынче ваша поездка с Головчанским в Николаевку?
Огнянникова вроде бы растерялась, но тут же, словно упрекая Бирюкова, осуждающе покачала головой:
— У вас завидное упорство… Я уже говорила, что сто лет никаких дел с Головчанским не имею, а вы по-прежнему продолжаете гнуть свою линию.
Бирюков достал письмо Головчанского к Геворгу Тиграновичу Алексаняну и показал его Огнянниковой:
— Прочитайте в конце… «Приеду опять с Лапушкой. Она низко кланяется вам с Сильвией Оганесовной…»
Огнянникова сосредоточенно прочитала написанное:
— Ну и что?.. У Головчанского, знаете, сколько «Лапушек» было.
Антон показал протокол опознания:
— Вот юридический документ, подтверждающий, что в роли «Лапушки» в прошлом году выступала Анна Леонидовна Огнянникова. Теперь мне понятно, почему вы не соглашались ехать с Хачиком к его родителям в Николаевку. Они сразу вас узнают и спросят сына, кого привез в снохи…
— Не говорите глупостей! Почему именно мою фотокарточку посылали для опознания? — с вызовом спросила Огнянникова. — Не лучше ли было фото Нади Тумановой послать?..
Бирюков поочередно показал протоколы с фотографиями Софьи Георгиевны, Тоси Стрункиной и Нади Тумановой:
— Вот сколько посылали… Но Геворк Тигранович и Сильвия Оганесовна из всех опознали вас…
Лицо Огнянниковой стало таким растерянным, словно Анна Леонидовна только что очнулась от кошмарного сна и никак не могла вернуться из забытья к реальной действительности.
Антон молчал. Пауза стала затягиваться. Наконец Огнянникова усмехнулась:
— Не можете толком расследовать преступление и решили на мне отыграться? Решили меня во всем обвинить?..
— Разве я в чем-то вас обвиняю? — спросил Бирюков.
— Ну а разве нет? Через столько дней после смерти Головчанского какие-то протоколы организовали. Сразу не могли этого сделать?
— Николаевка от Сибири слишком далеко, потому и задержка вышла, — спокойно сказал Антон. — Я, Анна Леонидовна, добиваюсь от вас одного: говорите правду. Неужели еще не можете понять, что изворачиваться бессмысленно?..
Огнянникова снова надолго замолчала. Она сосредоточенно разглядывала наманикюренные ногти, поправляла на груди яркую брошь с разноцветными дорогими камнями и, казалось, вот-вот заплачет. Глядя на ее расстроенное лицо, Бирюков вдруг почувствовал жалость, что такая красивая молодая женщина впуталась в очень некрасивую историю.
— Поймите, Аня, теперь буду проверять каждое ваше слово, — поторопил Антон.
— Ну а если скажу, что я отравила Головчанского?.. — робко заикнулась Анна Леонидовна.
— Тоже стану проверять. Чтобы вынести обвинительное заключение, одного признания мало. Нужны более веские факты и доказательства.
Огнянникова вроде бы повеселела:
— Никого я, конечно, не отравляла. Мне всю жизнь Головчанский отравил…
— Давайте по порядку. С чего началось?
— С проклятой фотографии… Это он меня пьяную сфотографировал, а после шантажировать начал. Сколько могла, я держалась, но потом… — На глазах Огнянниковой навернулись слезы. — Короче, в прошлом году я действительно провела отпуск с Головчанским в Николаевке. И нынче он сбивал туда поехать. Сначала согласилась. При условии, что заедем на недельку в Москву, кое-что из одежды мне купим. Поэтому Головчанский и написал родителям Хачика письмо. Потом я категорически отказалась.
— Почему?
— Хачик со своим сватовством подвернулся, златые горы стал обещать. Не пойду я, конечно, за Хачика, не люблю…
Зазвонил телефон. Бирюков ответил и тотчас услышал в трубке приглушенный голос Славы Голубева:
— Игнатьич, покраска волос состоялась в центральной парикмахерской, возле рынка, первого сентября утром.
— Одну минуту, сейчас уточню… — Антон посмотрел на Огнянникову. — Когда вы перекрасили волосы?
— Утром первого сентября, — опустив взгляд в пол, тихо ответила та. — Дети с букетами цветов в школу бежали…
— Все точно, Слава. Загляни теперь в прокуратуру. Может, у Лимакина будут какие поручения, — сказал Антон и положил трубку.
Огнянникова приподняла глаза:
— Проверяли, правду ли говорю?
— Я предупредил, что стану все ваши показания проверять.
— Можете не утруждаться — лгать больше не буду.
Бирюков пригляделся к красивому даже в расстройстве лицу Огнянниковой и вдруг сказал:
— Аня, по-моему, мы с вами уже раньше встречались по одному из уголовных дел…
Тонкие брови Анны Леонидовны удивленно приподнялись:
— Что-то не помню…
— И я вас сразу не смог вспомнить — тогда вы были блондинкой. Летом прошлого года обворовали магазин в селе Заречном. Одной из улик, уличающих преступников, являлась бутылка французского коньяка «Камю», которую вы незаконно продали со склада. И вот я приходил в райпо, выяснял у вас этот вопрос… Вспомнили?..
Огнянникова смутилась:
— Три бутылки я в тот раз продала: завмагу из Заречного Тоне Русаковой, Галке Тюменцевой — из кулинарного магазина и одну себе…