recherché82.
– А какие синонимы слова «расстояние»?
– Париж… Бостон.
– Вижу подтекст: картина мира.
– А я вижу такой: слишком много времени на изучение тезауруса от скуки и одиночества.
– Почему ты одинок?
– Потому что ты здесь, в Париже, далеко от меня.
– Тогда найди кого-нибудь там.
– Я уже говорил тебе, у меня нет времени на «кого-то там».
– Даже ради секса?
– Над этим тоже надо трудиться.
– Не так уж много.
– Ты удивишься. Секс в Америке более деловой.
– Я уверена, что в таком светском университете, как твой, можно найти кого-то, кто просто увлечен идеей секса ради секса.
– Но это далеко не то, что у нас с тобой.
– Вот почему это был бы просто секс.
– Если бы я предложил тебе навестить меня в Бостоне…
– И оставить мою Эмили? Ни в коем случае.
– Скажем, если бы ты привезла ее с собой?
– А еще меня бы сопровождала няня, чтобы присматривать за моей дочерью, пока мы с тобой занимаемся любовью?
– Мы могли бы и сами присматривать за ней.
– Но это означало бы, что она будет находиться в спальне, пока мы…
– Разве она не спит в спальне, которую вы делите с Шарлем?
– Шарль мой муж, Шарль ее отец.
– А ей всего несколько месяцев, и вряд ли она может знать, кто делит постель с мамой…
– Прекрати сейчас же. Этого не будет. Так же, как и наших встреч за пределами Парижа. За пределами этой студии. И в другие вечерние часы. На этой неделе мы только об этом и говорим. Я боюсь потерять тебя, отпустить из своей жизни. На днях, после инцидента с пепельницей, я подумала: он уйдет, и я больше никогда его не увижу. Эта мысль сокрушила меня. Но, когда ты начинаешь давить на меня и требовать большего, я встаю на дыбы.
– Приглашение навестить меня вряд ли можно считать требованием уйти от мужа. Это просто мое желание увидеть тебя раньше, чем через несколько месяцев. Пожалуйста, не обвиняй меня в том, что я переигрываю, когда на самом деле я принимаю ситуацию такой, какая она есть.
Я проник в нее глубоко, как только мог, опуская ее голову прямо к моему лицу. Я чувствовал, как она напряглась и сжалась. Я впился в нее огненным поцелуем, все ожесточеннее проталкиваясь в нее. Я был полон вожделения, тоски и печали, и лишь легкий оттенок гнева окрашивал мои чувства.
– Главный вопрос в другом: чего ты сама хочешь? – прошептал я.
В ответ она надавила на меня сверху, совершая бешеные толчки, пока не издала приглушенный крик, охваченная судорогой оргазма, и я последовал за ней через несколько мгновений. Повисло долгое молчание. Наконец она произнесла:
– Пройдут годы, десятки лет, и ты оглянешься на эти моменты в этой постели и подумаешь: было время, когда я мог кончить дважды за час.
– И это говорит женщина с пятидесятилетним мужем.
– Тебе непременно надо было съязвить.
– Потому что ты по-своему проводила сравнение.
Снова молчание.
– Ты все еще не ответила на мой вопрос. Чего ты хочешь?
Она села и закурила сигарету.
– Чем старше становишься, тем больше начинаешь понимать: твои желания все время меняются. Вот почему на твой вопрос нет однозначного ответа. И еще вот почему: только по-настоящему упертые, с ограниченным кругозором, говорят, что знают, чего хотят. Мы же, остальные, говорим: «Я хочу этого, я хочу того, я хочу тебя». Правда в том, что мы сами не знаем, чего хотим.
– Так… ты хочешь меня?
– Очень.
– И между тем ты не хочешь меня.
– О, я хочу тебя. Но не ценой той жизни, которую создала для себя… какой бы ущербной она ни была в том или ином смысле.
– Значит, ты хочешь такую жизнь и не хочешь такой жизни.
– В точку. Именно поэтому жизнь – не что иное, как фарс… и все же совершенно потрясающий. Потому что единственный, другого никогда не будет.
Часом позже, ровно в пять пополудни, мы вышли из квартиры. Изабель хотела быть дома через двадцать минут, чтобы сесть в машину с мужем и дочерью до шести вечера. При удачном раскладе она бы отперла дверь своего замка в Нормандии около девяти.
– И что ты будешь делать сегодня вечером, любовь моя? – спросила она, когда мы на мгновение задержались в узком коридоре между внутренним двором и парадной дверью.
Я просто пожал плечами и поборол искушение сказать: «Определенно не разгуливать по замку, как ты». Но раздражительность всегда оставляет ужасное послевкусие и стирает лоск достоинства. Лучше играть роль мужчины, которому хватает выдержки отправить свою страстную любовницу обратно к ее супругу и ребенку.
Я потянулся к ее руке. Мне хотелось заключить ее в объятия и проглотить всю целиком, прямо здесь, у почтовых ящиков в коридоре. Но, когда я попытался притянуть ее к себе, она напряглась.
– Мы попрощались наверху, – сказала она. – Здесь может пройти кто-то из моих знакомых из Les Editions de Minuit и увидеть нас…
– И марку надо держать любой ценой.
Она отбросила мою руку.
– Ты же знаешь, что именно так обстоят дела.
– Да, знаю и принимаю это.
Я снова взял ее за руку. Она крепко сжала мою ладонь.
– Мне не хочется прощаться с тобой, – сказала она.
– Но это то, что мы делаем.
– Ты вернешься этим летом?
– После окончания стажировки в Нью-Йорке… да, я смогу выкроить свободную недельку или две перед началом нового учебного года. Я полагаю, тебя не будет весь август.
– Да, здесь это время отпусков.
– Ну, что ж… on verra83.
– Ты должен вернуться, – прошептала она.
– On verra.
– Прекрати философствовать.
– Просто реалистично смотрю на вещи. Я хочу вернуться. Но… on verra.
Она наклонилась и легонько поцеловала меня в губы. Когда она повернулась к двери, я последовал за ней.
– Позволь мне уйти первой.
– На случай, если у Шарля шпионы за дверью?
– На случай, если я встречу кого-нибудь из знакомых. И нам не следует говорить сейчас об этом. Тем более когда я знаю, что, как только выйду за дверь, сердце начнет разрываться от боли за тебя.
– Потому что ты решила, что не можешь быть со мной.
– Потому что я решила, что нельзя обойти судьбу.
– А какова, скажи на милость, твоя судьба?
– Отправить тебя обратно в твою американскую жизнь, в твою американскую реальность и в то же время знать, что я буду тосковать по тебе каждый день… и бояться, что ты станешь мудрее, найдешь другую и бросишь меня.
– Это то, что известно как противоречие, – заметил я.
– Мы все сотканы из противоречий. Вот почему любовь так невозможна… и так необходима.
– Чтобы попытаться усмирить внутренние противоречия?
Еще один легкий поцелуй в губы.
– Именно, любовь моя, – сказала она и добавила: – Но эти внутренние противоречия… они все равно не усмиряются, не так ли?
Быстрый взгляд на часы.
– Время вышло, – сказала она. – На сегодня.
– On verra.
– Je t’aime.
И, не дожидаясь услышать ответное признание в любви, она ушла.
Спустя три недели после моего возвращения я получил открытку от Изабель:
Сегодня я переводила стихотворение Пабло Неруды о неземной природе плотских материй, и это навеяло самые глубокие эротические мысли о тебе. Могу я заманить тебя на недельку этим летом? Я думаю о тебе, о нас и вздыхаю с тоской. Je t’embrasse très très fort – Ton Isabelle.
Я ответил:
Разделяю твои эротические мысли. Я наткнулся на цитату из Ницше: «Удивительно, как маленькая идея может завладеть всею жизнью». В самом деле. Этим летом я стажируюсь в Нью-Йорке. Работаю до 20 августа и могу быть в Париже на следующее утро. Я должен вернуться в Кембридж 29 августа, за два дня до начала занятий. Может, ты придумаешь, как вырваться в Париж на последнюю августовскую неделю? Я так надеюсь на это. И тоже тоскую по тебе.
Две недели спустя еще одна открытка от Изабель:
Бронируй билет. Я буду в Париже 21 августа, mon jeune homme que j’adore84.
Я отправил ответ:
Буду на рю Бернар Палисси, 9, 21 августа в 17:00.
Это было в середине июля. Четыре недели спустя, за несколько дней до вылета в Париж, мне ничего не оставалось, кроме как послать следующую телеграмму:
С сожалением вынужден отменить свой приезд. Произошло нечто важное. Люблю.
Глава третья
Любовь.
Реальная любовь.
Настоящая любовь.
Взаимная.
Разделенная.
Без всяких обязательств… по крайней мере пока.
Любовь.
Искал ли я ее?
Разве не все мы ищем ее?
Любовь.
Я закончил свою телеграмму Изабель одним словом: люблю. Зная, что это может быть воспринято двояко. Как подпись, но за ней не следует мое имя. Как преднамеренное упущение. Потому что я тоже делал признание. Давая понять: я больше не буду тосковать по жизни с тобой… потому что нашел жизнь в другом месте.
Любовь.
На следующий день в адвокатскую контору, где я проходил стажировку в Нью-Йорке, пришла ответная телеграмма из Парижа:
Загадки всегда содержат подсказку. Я предполагаю, ты отменяешь приезд, потому что серьезно влюбился в кого-то. Но не хочешь открыто сказать мне об этом. Если ты нашел любовь, я искренне рада за тебя. Так же, как надеюсь, что ты не навсегда захлопнешь дверь. Ты знаешь, где меня найти. Je t’embrasse…
Я не ответил. Ни к чему. И да, признаю, какая-то небольшая часть меня радовалась тому, что загадка получилась слегка пассивно-агрессивной. Вернувшись в Штаты после тех сложных дней в Париже, я углубился в программу стажировки, пытаясь заглушить беспокойство… И хотя время от времени мы обменивались открытками или письмами и строили планы нашего рандеву в конце августа, в голове занозой сидела мысль: это билет в один конец, билет в никуда. А я хочу и заслуживаю большего.