– Какие у тебя доказательства, кроме непочатых бутылок водки и моей новообретенной трезвости благодаря собраниям анонимных алкоголиков?
– Ты думаешь, что сможешь выиграть, продержавшись несколько дней без «Столичной» за разговорами о христианском всепрощении?
– Увидимся в суде, адвокат… и я хочу, чтобы твоя жульническая задница убралась из этой квартиры сегодня же вечером.
– Пошла к черту, – огрызнулся я.
– Ты не будешь здесь спать.
– Это мы еще посмотрим.
Я ушел в спальню. Нашу спальню. Где я спал один вот уже многие месяцы. Сел на кровать. Ту самую кровать, где мы зачали Итана. Где обменялись клятвами любви. Где дарили друг другу быстрые всплески удовольствия. Где обычно болтали до поздней ночи, обвиваясь телами, с ощущением соучастия и общего будущего как оберега. Настал ли тот момент, когда пройдена точка невозврата? Мой мозг адвоката пошел кругом. Я потянулся за записной книжкой в кармане пиджака. Позвонил Гордону Коллинзу – эксперту по разводам в нашей фирме. Всегда в приподнятом настроении, как и подобает парню, который предпочитает, чтобы его называли Горди, и ежедневно варится в безумном котле, известном как распад брака. Горди был дома и конечно же с радостью приготовился выслушать меня. Когда я рассказал ему, в чем дело, он громко присвистнул и сказал:
– Не переживай, мы ограничим ущерб. Как ты относишься к тому, чтобы оставить своего сына с ней? Я знаю, что она говорит о собраниях анонимных алкоголиков и возрождении, но ты не уловил запах алкоголя от нее?
– Боюсь, она показалась мне по-настоящему трезвой и очень разумной.
– Бывшие алкаши все такие, особенно когда знакомятся со своим Господом и Спасителем. Как думаешь, твоя подруга примет тебя сегодня вечером?
– Я понятия не имею, дома ли она.
– Если дома и пустит тебя, тогда иди. Если нет – найди гостиницу. Теперь вот еще что – настаивай на том, чтобы провести время с сыном в эти выходные. Я и без того знаю, что ты – суперответственный отец, но теперь, когда мы находимся в ситуации развода, нам нужно немедленно начать демонстрировать желание разделить обязанности по уходу за ребенком. Особенно в свете его инвалидности. Без сомнения, если Ребекка на восьмом дне программы «12 шагов», завтра она захочет сходить на собрание анонимных алкоголиков, чтобы поддержать Хорошие Вибрации Трезвости. Скажи ей, что возьмешь Итана на два часа, пока ее не будет. Еще два основных правила. Как бы ты ни злился на нее сейчас, будь предельно вежлив, но также и тверд, если она покажет себя высокомерной и властной. Знай, что она будет угрожать тебе всевозможными ужасными развязками. Первые гамбиты при разводе – это всегда игры запугивания. Не пасуй перед этими нелепостями. Моя работа состоит в том, чтобы отбить их чрезмерные требования и заставить включить здравый смысл. Еще одно золотое правило: ничего не писать, не оставлять возмущенных сообщений на автоответчике, вообще никаких угроз. Позвони своей подруге. Или в отель. Собери сумку. Настаивай на том, чтобы завтра провести время с малышом, пока она будет заниматься детоксикацией свыше. Потом убирайся оттуда к черту… и позвони мне завтра.
Прежде чем повесить трубку, я поблагодарил Горди за остроумное напутствие в столь мрачный момент.
– Мы не позволим мадам разорить тебя. Но и тебе не позволим вешать нос.
Закончив разговор, я сразу же позвонил Фиби. Удача была на моей стороне. Фиби сняла трубку после третьего гудка. Я в красках обрисовал ей последние события. И спросил, стерпит ли она мой временный переезд к ней.
– Приезжай немедленно.
Я нашел чемодан. И портплед для костюма. За пятнадцать минут я собрал одежду на неделю. Затем схватил свое пальто и сложил все у двери. После чего прошел в детскую. Итан продолжал безудержно плакать.
– Он не в настроении, – сказал я.
– Он всю неделю не в настроении. Но сегодня ему особенно плохо. Он явно чувствует волны жестокости между нами.
– Перестань отрабатывать на мне новую психологию поведения.
– Дети чувствуют вибрации взрослых. Тем более глухой ребенок. И он слышит всю злость между нами.
– Но при чем тут жестокость?
– Эмоциональная жестокость. Например, обвинять меня в том, что я прячу водку.
– Хорошо, те фотографии твоего тайника с бутылками были подставой. И причина, по которой ты теперь новообращенный член общества анонимных алкоголиков, не имеет ничего общего с проблемой пьянства. Ты просто проводишь исследование городских пороков для моноспектакля по роману Дороти Паркер.
– Ты путаешь меня со своей дамой-драматургом. В чьи объятия, полагаю, сейчас и бежишь.
– Потому что ты меня выгоняешь.
– Тогда останься.
– Ты это серьезно?
– Нет.
– Прекрасно. Тогда с этим все выяснили. Ты планируешь пойти на свое сборище в эти выходные?
– Какое тебе до этого дело?
– Когда ты уйдешь, я хотел бы побыть с Итаном.
– И исчезнуть с ним куда-нибудь? Ни за что.
– Ты же знаешь, что этого не произойдет.
– Ты юрист, Сэм. Тот, кому всегда нужно побеждать, всегда нужно быть правым. И теперь я знаю, что ты не остановишься, пока не получишь полную опеку над Итаном.
– Это не входит в мои намерения.
– Так я тебе и поверила.
– Я имею право видеться с сыном.
– Это ты так считаешь.
– Таков закон. Если только нет опасности для жизни ребенка. Как в том случае, когда родитель злоупотребляет психоактивными веществами.
– Увидимся в суде, адвокат.
– Могу я узнать имя и номер телефона твоего адвоката?
– Зачем? Чтобы позвонить ему и померяться членами?
Как предупреждал Горди, не поддавайся на провокации. Поэтому я просто достал из кармана и протянул ей блокнот и авторучку.
– Имя и номер телефона твоего адвоката, пожалуйста.
Наблюдая, как сжимаются ее губы, я понял, что она прикидывает, уместно ли будет грубо послать меня. Или, может быть, тоже задавалась вопросом, не пересечет ли она красную линию, запрещая мне видеться с Итаном, что со временем сыграет против нее. Я удержался, чтобы не сказать что-нибудь вроде: «Давай вести себя цивилизованно, Ребекка», потому что это могло спровоцировать ее на еще большее неповиновение. Поэтому я просто стоял и молчал… пока она не нацарапала имя и номер телефона.
– Спасибо, – сказал я. И ушел.
Той ночью в постели Фиби спросила меня:
– Мне предохраняться или нет?
– Ты все еще не встретилась с Итаном.
– У меня опасные дни через неделю. Сейчас можно и без диафрагмы.
Я колебался. Она это видела.
– Ты не уверен.
– Я хочу познакомить тебя с Итаном.
– Потому что не уверен.
– Потому что я хочу, чтобы ты познакомилась с Итаном.
– А еще потому, что страдаешь из-за кончины своего брака.
– Ты удивлена?
– К сожалению, нет.
– Поскольку все произошло около трех часов назад и поскольку до этого мы прожили десять лет, и теперь на карту поставлено благополучие ребенка… ребенка с «особенностями развития»… ненавижу это выражение…
– Хорошо, хорошо. Я знаю, что глубоко эгоцентрична. Думаю только о себе, как говорил мне каждый мужчина до тебя.
– Я этого не говорю. Я просто…
– Благоразумен. Потому что не знаешь, хочешь ли ребенка от меня. И кто может винить тебя за это, учитывая все, что на тебя сейчас навалилось. И учитывая то, что я искренне боюсь брать на себя ответственность за глухого ребенка. Не потому, что сомневаюсь, смогу ли с этим справиться. Я знаю, что справлюсь. Но меня пугает то, как много усилий это потребует с моей стороны и как это может повлиять на опыт воспитания моего собственного ребенка. Так что пока я могу обещать только одно: конечно, я встречусь с Итаном, и все, что я сказала тебе на днях о желании иметь с тобой ребенка, остается в силе. Но…
Молчание. Долгое. Затем Фиби встала с кровати, подошла к комоду, открыла верхний ящик и достала пластмассовый футляр, в котором хранила диафрагму и тюбик со спермицидным желе. Она исчезла в ванной и вернулась через пять минут со словами:
– Теперь я в порядке и безопасна для тебя.
На следующий день Горди позвонил на квартиру Фиби поздним утром (с ее разрешения я дал ему номер ее телефона). Она только что ушла на субботний бранч с продюсером. Горди сообщил тревожную новость. По словам адвоката Ребекки, его клиентка всерьез заупрямилась и отказывается предоставить мне доступ к сыну.
– Она, с позволения сказать, чокнутая на грани шизофрении. Даже ее собственный адвокат, которого я знаю по предыдущему делу, пытался ее вразумить. Но она убеждена, что если допустит тебя к Итану, ты украдешь его и сбежишь.
– Куда? В Гватемалу?
– Да, что-то вроде этого. Дай мне несколько дней, чтобы закончить этот раунд кулачных боев, и мы добьемся для тебя встреч с сыном.
Сейчас мне определенно нужен был дружеский совет. Я позвонил Дэвиду. Он был дома, фоном в трубке гремел фри-джаз. Я объяснил, что у меня небольшой кризис.
Он назвал место на Юнион-сквер, где мы могли бы встретиться за поздним завтраком через тридцать минут.
Дэвид всегда был великолепным слушателем. И к тому же быстро соображал и все просчитывал. Он сразу сказал, что готов поставить на то, что Ребекка встретила такого же алкаша в своем анонимном кружке. «Парня, скорее всего, не такого образованного и классного, как она, но смекнувшего, что ей нужен гуру и защитник, потому и подсуетился с романтикой, чтобы помочь ей ободрать тебя как липку и поиметь выгоду из вашего развода». А насчет Фиби он заметил: «Да, она чудо как хороша, но биологический императив в ней сидит. Другое дело, хочешь ли ты его выполнить и увязнуть еще глубже? Может, да, может, и нет. Может, ты пойдешь двумя дорогами. Но знай, как только ты подпишешься на это, будешь привязан к двум детям с двумя разными женщинами на десятилетия вперед. За Итаном ты будешь ухаживать до конца своих дней. Если у тебя появится ребенок от Фиби, ты оплатишь последний чек алиментов, когда тебе исполнится шестьдесят один год. Вам решать, сэр. Фиби, конечно, прикольная. Но лет через пять ты вдруг подумаешь: я нахожусь в самом глухом тупике, какой только можно себе представить… и, как все подобные тюрьмы, эта будет построена твоими руками».