Фон Хольден догадывался, что Шолла что-то тревожит. Он заметил это еще в аэропорту Тегел и когда вез его в галерею. Он ожидал выговора, но Шолл промолчал, и фон Хольден подумал, что гроза миновала.
Проникнуть в мысли Шолла было невозможно. Они были прочно спрятаны под маской неизменного высокомерия – может быть, именно поэтому он и сумел так много добиться в жизни. Его сотрудникам было не в новинку работать по восемнадцать часов в день и при этом выслушивать бесконечные упреки, что сделано мало, а потом вдруг неожиданно он кого-то вознаграждал дорогостоящим заграничным вояжем. Случалось, когда деловые переговоры заходили в тупик, он вдруг исчезал, отправлялся развеяться – в театр, в кино. А когда возвращался, рассчитывал, что все проблемы улажены. Обычно так и было – сотрудники прекрасно понимали, что иначе он их всех уволит и наймет новых. Конечно, это обошлось бы дорого, но Шолл мог позволить себе такой расход.
Для него это было не просто способ добиться своей цели, но и очередная возможность проявить власть, самоутвердиться. Шолл делал это с неизменным наслаждением. Фон Хольден уже восемь лет был Leiter der Sicherheit – руководителем службы безопасности европейских инвестиций Шолла – два издательства в Испании, четыре телевизионные станции – три в Германии, одна во Франции, и ГДГ, «Гольц девелопмент груп» в Дюссельдорфе, президентом которой был Конрад Пейпер. Фон Хольден сам подбирал сотрудников службы безопасности и занимался их подготовкой. Его обязанности, однако, этим не исчерпывались. У Шолла были и другие инвестиции, более сомнительные, и их охрана в той же степени ложилась на плечи фон Хольдена.
Ситуация в Цюрихе, к примеру. Чтобы соблазнить Джоанну, нужна была хитрость и деликатность. Салеттл считал, что Либаргер идет на поправку – эмоционально, психически и физически. Но его тревожила проверка его репродуктивной способности. Она могла окончиться крахом, если он будет чувствовать себя скованно с незнакомой женщиной.
Свободней всего он чувствовал себя с Джоанной, которая ухаживала за ним все время, включая Швейцарию. Он доверял ей, ему были знакомы ее прикосновения, даже ее запах. Правда, он не испытывал к ней полового влечения, сексуально был глух к ней. Поэтому в эксперименте следовало прибегнуть к сильному половому стимулятору. Возбужденный и отключившийся, Либаргер инстинктивно почувствует знакомое и расслабится.
Поэтому выбор и пал на Джоанну. Оторванная от дома, не особенно привлекательная, эмоционально она была готова к обольщению. К обольщению, единственная цель которого подготовить ее к соитию с Либаргером. Салеттл поделился своими соображениями с Шоллом, а тот обратился к своему Leiter der Sicherheit. Личное участие фон Хольдена не только гарантировало безопасность Либаргера, но и укрепляло положение фон Хольдена в Организации.
Электронные часы на доме напротив показывали 22.55. Они уже тридцать минут стояли на Кант-штрассе, а Шолл все еще молчал, сосредоточенно разглядывая молодежь, заполонившую улицу.
– Толпа, – прошептал он. – Толпа…
Фон Хольден не понял, обращается к нему Шолл или нет.
– Прошу прошения, сэр, я не расслышал?..
Шолл повернулся, его глаза остановились на лице фон Хольдена.
– Герр Овен мертв. Что произошло?
Вот оно. Фон Хольден не ошибался. Шолл был встревожен провалом Бернарда Овена в Париже, но только сейчас счел нужным высказать свое недовольство.
– Я бы сказал так: он недооценил противника.
Внезапно Шолл наклонился и приказал шоферу ехать вперед, потом повернулся к фон Хольдену.
– У нас долго не возникало никаких проблем, пока на поверхность не всплыл Альберт Мерримэн. То, что он сам, как и все связанные с ним лица, ликвидированы так быстро и эффективно, подтвердило, что наша система работает безукоризненно. Но Овен убит. В его смерти нет ничего необычного – эта профессия сопряжена с риском, – но беда в том, что теперь мы не можем утверждать, что наша система работает без сбоев.
– Герр Овен работал самостоятельно, задания получал непосредственно от Организации. Сейчас ситуация под контролем парижского сектора, – сказал фон Хольден.
– Овена обучал ты, а не парижский сектор! – резко возразил Шолл.
Действуя в своей обычной манере, он перешел на личности. Бернард Овен работал с фон Хольденом, поэтому неудача Овена – поражение фон Хольдена.
– Ты отдаешь себе отчет в том, что я приказал Юте Баур начинать?
– Да, сэр.
– Тогда ты должен понимать, что машина запущена. Остановить ее практически невозможно. – Взгляд Шолла сверлил фон Хольдена. – Уверен, что ты это понимаешь.
– Понимаю…
Фон Хольден откинулся на спинку сиденья. Предстоит долгая ночь. Надо ехать в Париж.
Глава 73
Клубился сырой туман, моросил дождь. Желтый свет фар редких машин, проезжавших по бульвару Сен-Жак, прорезал в серой мгле зловещие полосы. На мгновение они освещали телефонную будку.
– Эй, Маквей! – Жизнерадостный голос Бенни Гроссмана солнечным зайчиком проскакал три тысячи миль подводного кабеля.
Двенадцать пятнадцать ночи – в Париже уже вторник, а в Нью-Йорке – девятнадцать пятнадцать понедельника. Бенни только что вернулся в свой офис после долгого процесса в суде, чтобы просмотреть почту.
Через завесу дождя и тумана сквозь крону деревьев вдоль дороги Маквей видел окна отеля. Ему не хотелось звонить из номера, и из вестибюля тоже, на случай, если полицейские вздумают вернуться.
– Бенни, я знаю, что жутко тебе надоел…
– Не болтай глупостей, Маквей! – рассмеялся Бенни. Он всегда смеялся. – Подбросишь еще сотенку в рождественский чулок, вот и все. Так что давай, надоедай дальше.
Маквей обвел взглядом улицу, покосился на отель через дорогу и ощутил ободряющую тяжесть револьвера в кармане пиджака.
– Бенни, тысяча девятьсот шестьдесят шестой год, Уэстхэмптон-Бич. Эрвин Шолл. Кто это такой? Жив ли? Если да – где он? Снова тысяча девятьсот шестьдесят шестой, весна, или тысяча девятьсот шестьдесят пятый – конец года. Три нераскрытых убийства, все три – профессиональная работа. В штатах… – Маквей заглянул в свою записную книжку, – Вайоминг, Калифорния, Нью-Джерси.
– Сущий пустячок, дорогуша. Может, заодно выяснить, кто убил Кеннеди?
– Бенни, если б мне это не было нужно позарез…
Маквей снова посмотрел на отель. Осборн сидел в номере с револьвером долговязого в руке и строгим приказом не открывать дверь и не отвечать на звонки. Ситуация была – хуже не придумаешь, опасность может нагрянуть с любой стороны, в любое время и в любом обличье. Последние годы Маквей занимался сбором свидетельств против дельцов наркобизнеса, большинство из которых были уже покойниками. Это было безопасное занятие: покойники не убивают.
– Бенни. – Маквей снова вернулся к телефону. – Все жертвы работали в области сложных технологий. Изобретатели, ученые, возможно, преподаватели колледжей. Те, кто экспериментировал с экстремально низкими температурами – сто, двести, триста градусов ниже нуля, – вот кто нам нужен. Или, наоборот, со сверхвысокими – эти тоже годятся. Кто были эти люди? Над чем работали, когда их убили? Теперь, последнее: «Микротэб корпорэйшн», Уолтхэм, Массачусетс, тысяча девятьсот шестьдесят шестой год. Существует ли еще такая контора? Если да, кто ведет дела, кто владелец? Если нет, что с ней случилось, кому принадлежала в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году?
– Маквей, кто я, по-твоему? Уолл-стрит? Налоговый департамент? Бюро поиска пропавших без вести? Считаешь, я просто суну твои вопросы в наши компьютеры и получу ответ? Кстати, насчет ответа – к Новому году в тысяча девятьсот девяносто пятом тебя устроит?
– Я позвоню тебе завтра утром.
– Что?..
– Бенни, это чрезвычайно важно. Если ничего не нащупаешь, позвони Фреду Хенли в ФБР в Лос-Анджелесе. Скажи, что это для меня. – Маквей помолчал. – Еще одна вещь, Бенни. Если завтра до полудня я тебе не позвоню, свяжись с Айаном Ноблом в Скотленд-Ярде и передай ему все, что раскопаешь для меня.
– Маквей… – Голосе Бенни утратил жизнерадостность. – У тебя неприятности?
– Огромные.
– Огромные?.. Проклятье, как это понимать?..
– Пока, Бенни. Я твой должник.
Осборн в темноте стоял у окна, глядя вниз, на улицу.
Машин из-за тумана почти не было. Прохожих на тротуарах тоже было не видно. Люди улеглись спать, ожидая прихода вторника. Вдруг какой-то человек перешел через улицу и направился ко входу в отель. Осборн подумал, что это скорее всего Маквей, но не был в этом уверен. Задернув штору, он сел на кровать и щелкнул выключателем ночника. Перед ним на столике лежал револьвер Бернарда Овена. Осборну казалось, что он скрывается уже по меньшей мере полвека, хотя прошло всего лишь восемь дней с той минуты, как в кафе «Стелла» он увидел Альберта Мерримэна.
Сколько человек погибло за эти восемь дней? Десять, двенадцать? Больше. Если б он не встретился с Верой и не приехал в Париж, этого не случилось бы. Виноват ли он?.. Правильного ответа не существовало, потому что неправильным был сам вопрос. Он ведь встретил Веру и приехал в Париж, и это была реальность.
За последний час, после ухода Маквея, он успел многое передумать. Он старался не вспоминать о Вере. Но когда это не удавалось, Осборн внушал себе, что у нее все в порядке, что детективы, которые должны были отвезти ее в Кале к бабушке, простые, добропорядочные полицейские, а не послушные орудия в руках того, кто скрывается за всем этим кошмаром.
Ему пришлось пережить страшный удар в очень раннем возрасте, и последствия этого сказывались до сих пор. Потрясение, которое он испытал при виде убитого Мерримэна, надвигающийся нервный срыв, закончившийся на чердаке, в объятиях Веры, были отчаянной попыткой закрыть глаза перед немилосердной правдой: смерть Альберта Мерримэна не принесла покоя его измученной душе. Человек, чье лицо со шрамом с детства преследовало Осборна, теперь обрел имя – но это ничего не меняло. Покидая дом Веры, спасаясь от длинного, он понял, что не может больше нести этот груз в одиночку. Он пришел к Маквею не за состраданием – за помощью.