– Эй, там, внизу!
Вдруг из-под башни появился человек – тот самый моряк, который взял наш молочный шестипенсовик. Он поднял голову и сказал негромко, но так, что мы отчетливо слышали каждое слово:
– А ну, прекратите!
– Что прекратить? – спросил Освальд.
– Хватит верещать.
– Почему?
– Потому что если вы не заткнетесь, я живо поднимусь и сам вас заткну, вот так-то.
– Это вы заперли дверь? – спросил Дикки.
– Еще бы, мой петушок, – ответил тот человек.
Элис сказала (и Освальд пожалел, что она не прикусила язык, потому что прекрасно видел, как враждебно настроен моряк):
– Ой, выпустите нас, пожалуйста!
Пока она упрашивала, Освальд вдруг понял, что не хочет, чтобы тот субъект поднимался к нам в башню. Он вспомнил, что, вроде, видел кое-что полезное с нашей стороны двери, и быстро сбежал вниз. Так и есть! Изнутри были два засова, и Освальд задвинул их в пазы. Этот смелый поступок не занесли в «Книгу Золотых Дел». Элис хотела занести, но остальные сказали, что поступок был просто умным, а не хорошим. По-моему, иногда, в минуты опасности и беды, поступить умно не хуже, чем поступить хорошо. Но Освальд никогда не унизится до того, чтобы об этом спорить.
Когда он вернулся, бродяга все еще стоял, глядя вверх.
– Освальд, он говорит, что не выпустит нас, пока мы не отдадим ему все деньги, – сказала Элис. – И тогда мы здесь застрянем! Никто не знает, где мы, никто не придет нас искать. Ой, давай отдадим ему все!
Наверное, она думала, что в груди ее брата проснется английский лев, не признающий поражений, но Освальд спокойно ответил:
– Ладно, – и заставил остальных вывернуть карманы.
У Денни нашелся фальшивый шиллинг с гербом на обеих сторонах, и три полпенса, у Эйч-Оу – полпенни, у Ноэля – французский пенни, который годится только для вокзальных автоматов с шоколадками. У Дикки было десять пенсов и полпенни, а у Освальда – два шиллинга, которые он копил на пистолет. Освальд завязал все деньги в носовой платок и, глядя поверх зубчатой стены, сказал:
– Ты неблагодарное животное. Мы же дали тебе шесть пенсов.
У бродяги сделался слегка пристыженный вид, но он забубнил, что ему нужно на что-то жить.
– Пожалуйста, лови! – сказал Освальд и швырнул платок с деньгами.
Мужчина не поймал сверток – неуклюжий идиот! – но потом подобрал, развязал и, увидев содержимое, грязно выругался, грубиян.
– Послушай, молокосос, так не пойдет! – крикнул он. – Мне нужны те блестяшки, которые я видел в твоей мошне. А ну, гони их сюда!
Освальд рассмеялся.
– Я узна́ю тебя где угодно, и за это ты отправишься в тюрьму. На, держи!
Он так разозлился, что бросил весь кошелек. Блестяшки ведь были не настоящими монетами, а просто карточными фишками, с одной стороны похожими на соверены. Освальд обычно носил их в кошельке для форса… Ну, сейчас уже не носит.
Когда бродяга увидел содержимое кошелька, он исчез под башней, и Освальд обрадовался задвинутым изнутри засовам. Только бы они оказались такими же крепкими, как и засовы по дальнюю сторону двери!
Они и вправду оказались крепкими.
Мы услышали, как бродяга колотит в дверь ногами, и, не стыжусь признаться, все мы крепко вцепились друг в друга. Однако я горжусь тем, что никто из нас не кричал и не плакал.
Спустя несколько долгих лет стук прекратился, и вскоре мы увидели, как мерзавец уходит в лес.
Тогда Элис и вправду заплакала, и я ее не виню.
– Лучше не выходить из башни, – сказал Освальд. – Даже если он отпер дверь, он может затаиться в засаде. Надо продержаться здесь, пока кто-нибудь не придет.
– Давайте помашем флагом, – всхлипывая, предложила Элис.
По счастливой случайности она надела одну из своих воскресных юбок, хотя был только понедельник. Юбка была белой; Элис оторвала от нее оборку, мы привязали лоскут к трости Денни и по очереди начали махать. Раньше мы смеялись над тем, что Денни ходит с палкой, но теперь очень сожалели о своих насмешках.
Мы отполировали носовыми платками жестяное блюдо, в котором нам дали пирог, и поставили так, чтобы солнце отразилось в металле и послало весть о нашей беде отдаленным фермам.
Пожалуй, ничего страшнее с нами еще не приключалось. Даже Элис перестала думать о мистере Ричарде Равенэле и думала только о человеке, притаившемся в засаде.
Мы остро осознавали, в каком отчаянном положении очутились. Должен сказать, Денни вел себя как угодно, только не как белая мышка. Когда была не его очередь махать, он сидел на ступеньках башни, держа Элис и Ноэля за руки, и читал им стихи – целые ярды стихов. По какой-то странной случайности это, казалось, их успокаивало. Меня бы точно не успокоило.
Он прочитал «Битву на Балтике»[14] и «Элегию»[15] Грея от начала и до конца, хотя, по-моему, в некоторых местах ошибся, а еще «Месть» и стих Маколея о Ларсе Порсене и девяти богах[16]. А когда наступала его очередь, Денни мужественно махал флагом.
Я постараюсь больше не называть его белой мышкой. В тот день он был тигром, а не мышью.
Солнце уже опустилось низко, мы устали махать и очень проголодались, когда увидели внизу на дороге повозку. Мы размахивали флагом, как сумасшедшие, и кричали, а Денни изображал паровозный гудок – мы и не знали, что он так умеет.
Повозка остановилась, и вскоре мы увидели среди деревьев человека с белой бородой. Это был наш старик, ехавший за свиньей. Мы прокричали ему ужасную правду, и, поняв, что мы не шутим, благородный спаситель поднялся и выпустил нас.
Он вез свою свинью; к счастью, она оказалась очень маленькой, а мы были не привередливы. Денни и Элис забрались на передок повозки вместе со свиноводом, остальные устроились рядом со свиньей, и старик отвез нас прямиком домой.
Может, вы решили, что мы всю дорогу говорили о случившемся? А вот и нет! Мы улеглись рядом со свиньей и уснули. Ее хозяин вскоре остановился и заставил нас потесниться, чтобы дать место Элис и Денни, а еще он натянул над повозкой сетку от мух. Никогда раньше мне так сильно не хотелось спать, хотя мы всего немного пропустили то время, когда обычно ложимся в постель.
Как правило, за захватывающим приключением следует наказание, но в тот раз нас не наказали, ведь мы просто отправились погулять, как нам и было велено. Однако отец ввел новое правило: не гулять вдали от дорог и всегда брать с собой Пинчера, гончую Леди или бульдога Марту. Обычно мы терпеть не можем правил, но против этого не возражали.
Отец подарил Денни золотой пенал за то, что тот первым спустился в башню. Освальд не обижается на Денни, хотя некоторые могут подумать, что сам он тоже заслужил пенал, хотя бы серебряный. Но Освальд выше мелочной зависти.
Глава пятая. Водные работы
Сейчас я расскажу о самой кошмарной и ужасной из наших выходок. Мы не собирались делать ничего плохого – и все же сделали. Такое случается даже с самыми порядочными людьми.
История опрометчивого и рокового поступка тесно переплетена (то есть связана) с личной историей Освальда, и нельзя рассказать об одном, не рассказывая о другом. Освальду не очень хочется освещать свое участие в этом деле, но он должен поведать правду. Возможно, раскрытие ужасных фактов – именно то, что отец называет благотворной самодисциплиной.
Итак, слушайте.
В день рождения Элис и Ноэля мы отправились на пикник на реку. Раньше мы даже не подозревали, что река так близко. Позже отец сказал, что хотел бы, чтобы мы и дальше пребывали в блаженном неведении… Что бы это выражение ни означало. Однажды наступил тот мрачный час, когда мы тоже пожалели о том самом неведении, но что толку сожалеть о прошлом?
Дни рождения – замечательная штука. Дядя прислал целый ящик с игрушками, сладостями и другими вещами, похожими на видение из иного, более светлого, мира. Кроме того, Элис получила ножик, ножницы, шелковый носовой платок, книгу «Золотой век» (первоклассная книжка, если не считать мест со всякой взрослой чепухой), рабочую коробочку, обитую розовым плюшем, мешок для обуви, которым никто в здравом уме пользоваться не будет, потому что он весь расшит шерстяными цветочками, конфеты, музыкальную шкатулку, играющую «Человечек, который сломался» и еще две мелодии, две пары лайковых перчаток для посещения церкви и коробку писчей бумаги – розовой, помеченной «Элис», а также красное яйцо с надписью чернилами «Э. Бэстейбл». Всё это были дары Освальда, Доры, Дикки, дяди Альберта, Дейзи, мистера Фоулкса (нашего собственного грабителя), Ноэля, Эйч-Оу, отца и Денни. Яйцо преподнесла миссис Петтигрю в знак дружбы от доброй экономки.
Не буду рассказывать о пикнике на берегу реки, потому что самые счастливые моменты становятся скучными, когда их записываешь. Скажу только, что все было по высшему разряду. Хоть и счастливый, день прошел без происшествий. Единственное, о чем можно написать, это о том, что в затворе шлюза оказалась гадюка. Змея спала в теплом уголке, а когда ее потревожили, упала в воду.
Элиса и Дора страшно закричали. Дейзи тоже, но вопила чуть тише.
Змея плавала кругами все время, пока наша лодка стояла в шлюзе. Голова гадюки и четверть туловища торчали из воды, как у Каа в «Книге джунглей». Так мы узнали, что Киплинг – правдивый автор, не трепач. Мы старались не высовывать руки из лодки: змеиные глаза вселяют ужас в сердце самого отважного храбреца.
Когда шлюз наполнился, отец убил гадюку багром. Это ядовитая змея, и все-таки мне было ее жаль. Мы впервые увидели змею не в зоопарке, и она отлично плавала.
Как только гадюку убили, Эйч-Оу потянулся к ее трупу, а в следующий миг наш младший брат уже бултыхался за бортом лодки. Захватывающее зрелище, но недолгое. Отец быстро вытащил Эйч-Оу, которому очень не везет с водой. Ради дня рождения его почти не ругали, а только завернули во все пальто, поэтому он даже насморк не подхватил.