Дейзи и Дора остались дома. Нога у Доры почти зажила, но этой парочке, похоже, очень нравилось тихое времяпровождение. По-моему, Дора была довольна, что у нее появилась малышка, которой можно командовать: Элис не больно-то покомандуешь.
Когда мы добрались до Стоунхэмского шлюза, Денни сказал, что пойдет домой за удочкой. А мы четверо – Освальд, Элис, Дикки и Ноэль – пошли дальше по бечевнику.
Шлюз отгораживает один бьеф от другого: тот, на берегу которого сидели рыболовы, был так полон, что вода подступила к самым цветам, но бьеф ниже шлюза почти опустел.
– Видны кости бедной реки, – сказал Ноэль.
Мы и вправду их видели: камни, грязь, сухие ветки, тут и там старый котелок или жестяное ведро без дна, брошенное с какого-то баркаса.
Благодаря долгим прогулкам вдоль реки мы познакомились со многими барочниками. Барочники – это капитаны и команды больших барж, которые тянут вверх и вниз по реке медлительные лошади. Лошади идут по бечевнику, к ним привязана веревка, другой конец веревки тянется к барже, так они и тянут баржу вперед. Наши знакомые барочники, когда бывали в хорошем настроении, позволяли нам ходить по всем баржам. В оксфордских книгах юный герой в одиночку сражается с целой толпой озверелых барочников, но эти были совсем другими.
Когда видны кости реки, от нее плохо пахнет, и все-таки мы пошли вниз по течению, потому что Освальд хотел купить в деревне Фолдинг сапожного воска для птичьей сети, которую мастерил.
Сразу над Фолдингским шлюзом, там, где река узкая и прямая, мы увидели печальное и мрачное зрелище – большую баржу на илистой отмели: ей не хватило воды, чтобы удержаться на плаву. На борту никого не было, но на фальшборте сох красный фланелевый жилет, и, увидев его, мы поняли, что баржа принадлежит нашим друзьям.
– Они пошли искать человека, который открывает шлюз, чтобы наполнить бьеф, – сказала Элис. – И, наверное, не найдут – скорее всего, он ушел ужинать. Вот удивятся барочники, когда вернутся и увидят, что баржа на плову, а в бьефе полно воды! Давайте их обрадуем, давненько никто из нас не совершал доброго поступка, достойного занесения в «Книгу Золотых Дел».
Мы дали такое название журналу мерзкого «Общества Послушариков». Нельзя было вспомнить о «Книге Золотых Дел», не вспомнив об Обществе, хотя я лично старался забыть и о том, и о другом.
– Но как это сделать? – спросил Освальд. – Ты не знаешь. А если бы и знала, у нас нет ваги.
Надо сказать, что шлюзы открывают с помощью ваги. Вы толкаете и толкаете, пока ворота не подаются, чтобы пропустить воду. Это очень похоже на маленькую дверку в большой двери курятника.
– Я знаю, где вага, – сказала Элис. – Мы с Дикки были здесь вчера, когда ты…
Она собиралась сказать: «дулся», но вспомнила о хороших манерах (поздновато). Ладно, Освальд не держит на нее зла.
– …Когда ты ушел наверх. И мы видели, как смотритель открывал шлюз и водосливы. Это легко, не так ли, Дикки?
– Так же легко, как поцеловать ручку, – сказал Дикки. – Я даже знаю, где он держит другую штуку, которой открывает водосливы. Я за то, чтобы это сделать.
– Давайте, если получится, – сказал Ноэль. – И барочники благословят имена своих неизвестных благодетелей. Они сочинят о нас песню и будут петь ее зимними ночами, сидя в хижине перед очагом и передавая по кругу кружку с пивом.
Ноэль очень загорелся идеей, но вряд ли только из великодушия, просто ему хотелось посмотреть, как открывают шлюзы. Но, может быть, я неправ в своем суждении об этом мальчугане.
Мы еще немного посидели, глядя на баржу, а потом Освальд сказал, что он не прочь вернуться к шлюзу и поискать ваги. Вот видите, не Освальд предложил открыть шлюз; он даже не очень загорелся, когда Элис предложила это сделать.
Но когда мы добрались до Стоунхэмского шлюза и Дикки вытащил из кустов бузины за поваленным деревом две тяжелых ваги и набросился на затвор, Освальд почувствовал, что не по-мужски будет стоять в стороне. Поэтому он начал орудовать по очереди с Дикки.
Это была тяжелая работа, но все-таки мы открыли затвор, не уронив вагу, как делали, по слухам, более старые и глупые люди.
Вода полилась, зеленая и твердая, как будто ее отрезали ножом, а там, где она обрушилась в камеру шлюза, начала расползаться белая пена, как живое покрывало. Закончив возиться с затвором, мы перешли к водосливу – это шестеренки и цепи, – и вода полилась через камни великолепным водопадом и омыла весь бьеф.
Вид белопенных водопадов был достаточной наградой за наши тяжкие труды, даже без мысли о невыразимой признательности, которую испытают барочники, когда вернутся на свою баржу и найдут ее уже не лежащей в грязи, а качающейся на лоне освобожденной реки.
Открыв все затворы, мы некоторое время любовались красотой природы, а затем отправились домой, потому что подумали, что благородней будет не ждать благодарности за наш добрый и самоотверженный поступок… Кроме того, приближалось время обеда, и Освальду казалось, что пойдет дождь.
По дороге домой мы договорились не рассказывать остальным о том, что мы сделали, потому что это было бы равносильно хвастовству добрыми делами.
– Они и так всё узнают, когда услышат, как благодарные барочники благословляют нас и как у каждого деревенского очага рассказывают историю о Неведомых Помощниках, – сказал Ноэль. – Вот тогда пусть наш подвиг и запишут в «Книгу Золотых Дел».
Придя домой, мы увидели, что Денни и Эйч-Оу решили не возвращаться к реке и ловят рыбу во рву. Ничегошеньки они не поймали.
Освальд очень хорошо разбирается в погоде (по крайней мере, так мне говорили) и он считал, что вот-вот пойдет дождь. Он не ошибся. Дождь начался, когда мы обедали, проливной, грохочущий, первый с тех пор, как мы приехали в Дом у Рва.
Мы отправились спать, как всегда, и никакое предчувствие грядущего ужаса не омрачило нашей юной жизнерадостности. Помню, как Дикки и Освальд боролись, и Освальд победил.
Посреди ночи Освальда разбудила чья-то рука, прикоснувшаяся к лицу. Рука была мокрая и очень холодная. Освальд, конечно, стал отбиваться, но услышал хриплый глухой шепот:
– Не будь ослом! У тебя есть спички? У меня вся кровать мокрая, с потолка течет вода.
Первой мыслью Освальда было, что, открыв шлюз, мы затопили некий потайной ход, ведущий на крышу Дома у Рва, но, окончательно проснувшись, он понял, что такого не может быть: река не умеет течь снизу вверх.
У Освальда нашлись спички; как я уже говорил, он предусмотрительный мальчик. Чиркнув спичкой, он зажег свечу и вместе с Дикки (потому что разбудил его никто иной, как Дикки) увидел нечто удивительное.
Пол в нашей спальне был весь в лужах. Кровать Дикки стояла в пруду, а с потолка в дюжине разных мест обильно капала вода. На потолке красовалось большое мокрое пятно, голубое, в отличие от белого цвета еще не промокшей части, и вода капала там и здесь.
На мгновение Освальд пал духом.
– С ума сойти! – потрясенно воскликнул он и погрузился в раздумья.
– Что же нам делать? – спросил Дикки.
На некоторое время даже Освальд растерялся. Это было леденящее кровь событие, полный облом. Дядя Альберта уехал в Лондон и собирался остаться там до завтра. И все же надо было что-то предпринять. Прежде всего – разбудить остальных, ведь вода уже начала капать на их кровати, хотя они еще об этом не знали. На кровати Ноэля, как раз за его согнутыми ногами, скопилась целая лужа, один ботинок Эйч-Оу был полон воды. Освальд случайно опрокинул этот ботинок, и вода хлынула на пол.
Мы разбудили остальных – нелегкая задача, но мы не спасовали.
– Вставайте, потоп! – закричали мы. – Просыпайтесь, не то утонете в своих постелях!
Была половина третьего, если верить часам Освальда.
Остальные просыпались медленно, с очень глупым видом.
Вода с потолка лилась все быстрей.
Все мы переглянулись и побледнели.
– Не позвать ли миссис Петтигрю? – спросил Ноэль.
Но Освальд не согласился, не в силах избавиться от ощущения, что мы каким-то образом виноваты в том, что вмешались в катастрофу на реке… Хотя, конечно, ясная путеводная звезда светлого разума говорила ему, что ничего подобного просто не может быть.
Мы и сердцем, и душой отдались делу спасения утопающих.
Сперва мы поставили ванну там, где с потолка лило сильнее всего, а кувшины и тазы – под ручейки поменьше. Кровати мы перетащили в сухой конец комнаты (наша длинная мансарда тянется через весь дом). Но вода все прибывала. Ночные рубашки промокли насквозь, поэтому мы переоделись в обычные рубашки и бриджи, только обуваться не стали. А на полу упорно оставалось полдюйма воды, сколько ни вытирай.
Мы выливали в окна воду из тазов так же быстро, как они наполнялись, и вычерпывали ванну кувшином, не останавливаясь даже для того, чтобы пожаловаться на тяжелую работу. И все-таки вы не представляете, каким захватывающим было это приключение!
Но Освальд, несмотря на свое бесстрашие, начинал понимать, что придется-таки позвать миссис Петтигрю.
Новый водопад полил между каминной полкой и решеткой и растекся по полу разрушительными потоками.
В голове Освальда полно хитроумных выдумок. Кажется, я уже об этом упоминал, но вынужден повторить святую правду… Которая, возможно, стала еще правдивей, чем когда я говорил о хитроумии Освальда в прошлый раз.
Он притащил из кладовки доску и засунул один ее конец в щель под каминной полкой, а другой положил на спинку стула. Потом мы заткнули оставшуюся щелку своими ночными рубашками и полотенцем, и вот благородная струя полилась с конца доски прямо в ванну, которую мы подставили. Это походило на Ниагару, только несколько другой формы. Первая струя воды, сбежавшая по каминной трубе, была очень грязной. Снаружи свистел ветер.
– Если вода течет из-за того, что лопнули трубы, а не из-за дождя, представляю будущие счета за воду, – сказал Ноэль.
Наверное, не стоило удивляться, что после этих слов Денни снова принялся читать бессмертные стихи. Он перестал вытирать пол и продекламировал: