Послушарики — страница 18 из 42

Крики миссис Петтигрю почти потонули в звоне и треске посудной лавины.

Освальд, хоть и пораженный ужасом и вежливым сожалением, сохранил бесстрашное хладнокровие.

Не обращая внимания на метлу, которой миссис Петтигрю осторожно, но сердито тыкала в козла, Освальд бросился вперед.

– Готовьтесь его поймать! – крикнул он своим верным спутникам.

Но Дику пришла в голову та же мысль, и, прежде чем Освальд успел осуществить продуманный, достойный полководца замысел, Дикки поймал козла за ноги и опрокинул. Козел упал на другой ряд тарелок, поспешно выпрямился в мрачных развалинах супницы и соусников и снова упал, на этот раз на Дикки. Оба тяжело рухнули на пол.

Верные спутники были так поражены дерзостью Дикки и его брата с львиным сердцем, что не стали никого ловить. Козел не пострадал, а вот Дикки вывихнул большой палец и набил на лбу шишку, похожую на черную мраморную дверную ручку. Ему пришлось лечь в постель.

Наброшу вуаль молчания на то, что сказали миссис Петтигрю и дядя Альберта, которого ее крики привели на место катастрофы. С наших губ сорвалось мало слов. Бывают моменты, когда возражать неразумно; однако не многое из случившегося было нашей виной.

Когда взрослые сказали все, что хотели, и позволили нам уйти, мы покинули кухню. Вот тогда Элис в смятении произнесла, тщетно пытаясь придать своему голосу твердость:

– Давайте оставим затею с цирком. Сложим игрушки обратно в коробки… Нет, я не то хотела сказать! Вернем животных на места и бросим все это. Я хочу пойти и почитать Дикки книжку.

Мужественный дух Освальда не могут сломить никакие неудачи, он ненавидит признавать свое поражение. Но он уступил Элис, как и все остальные, и мы отправились собирать труппу и возвращать ее по местам.

Увы! Мы пришли слишком поздно. Торопясь узнать, стала ли миссис Петтигрю жертвой грабителей, мы снова оставили обе калитки открытыми. Старая лошадь – я имею в виду дрессированного слона из Венесуэлы – паслась там, где раньше. Собак мы отлупили и привязали после первого акта, после «поразительного прыжка отважной овцы», как это называлось в программе. Две белые свиньи тоже никуда не делись, но осел исчез. Мы услышали затихающий топот его копыт на дороге, ведущей к «Розе и Короне», а за воротами увидели промельк красного, белого, синего и черного, что красноречиво сообщило о бегстве свиньи в совершенно противоположном направлении. Почему они не могли сбежать в одну и ту же сторону?

– Ну просто осел свинье не товарищ, – объяснил потом Денни.

Дейзи и Эйч-Оу бросились в погоню за ослом; остальные дружно погнались за свиньей – уж не знаю, почему. Она тихо труси́ла по белой дороге и казалась очень черной на ее фоне. Концы обвязанного вокруг ее туловища флага трепыхались на бегу, и сперва мы подумали, что запросто ее догоним. Мы ошибались.

Когда мы поддавали ходу, свинья тоже бежала быстрее; когда мы останавливались, она тоже останавливалась, оглядывалась на нас и кивала. Вряд ли вы в это поверите, а зря. Я не вру, как не врал и про козла, даю священное слово чести. Свинья кивала, как бы говоря: «Ха-ха! Вы думаете, что меня догоните. Как бы не так!» И едва мы снова припускали за ней, она скакала вперед.

Свинья уводила нас все дальше и дальше, оставляя позади мили и мили незнакомой местности, ни разу не свернув с дороги. Когда нам навстречу попадались люди, что случалось не часто, мы просили их помочь, но они только отмахивались и хохотали. Один парень чуть не свалился с велосипеда, а потом слез с него, прислонил велик к калитке и сел в тени живой изгороди, чтобы вволю посмеяться.

Если помните, Элис все еще была в наряде веселой наездницы – в розово-белой скатерти, украшенной гирляндами из роз, теперь сильно обвисшей. Чулок на ней не было, только белые теннисные туфли, потому что она решила, что в них будет легче, чем в ботинках, изящно балансировать на неоседланной свинье.

Освальд, готовившийся к клоунаде, бежал в пижаме, с лицом, перемазанным красной кирпичной крошкой и мукой. В чужой пижаме невозможно быстро бегать, поэтому Освальд ее снял, оставшись в коричневых бриджах, купленных к его норфолкскому пиджаку[18]. Он завязал пижамные штанины на шее, чтобы легче было ее нести. Элис предложила оставить пижаму в канаве, но он побоялся это сделать, потому что не знал дороги и почему-то решил, что она может кишеть разбойниками. Будь пижама его собственной – другое дело. (Я попрошу купить мне такую следующей зимой, это во многих отношениях полезная одежда). Ноэль успел переодеться в разбойника с большой дороги – коричневые бумажные сапоги, банные полотенца и треуголка из газеты. Не знаю, как все это на нем держалось. А свинья была обмотана доблестным британским флагом. И все же я думаю, что если бы я увидел юных путников, страдающих из-за свиньи, я бы протянул им руку помощи, а не сидел, хохоча, у изгороди, как бы замысловато ни были наряжены и путники, и свинья.

Было ужасно жарко. Если вы никогда не охотились на свинью в неподходящем наряде, вы просто не представляете, как нам было жарко. Мука с волос Освальда сыпалась ему в глаза и рот, лоб взмок, как у деревенского кузнеца, и не только лоб. Пот стекал по его лицу, оставляя красные полосы, а когда Освальд протирал глаза, становилось только хуже. Элис пришлось бежать, придерживая обеими руками юбки наездницы, а коричневые бумажные сапоги беспокоили Ноэля с самого начала. Дора перекинула юбку через руку и держала цилиндр в руке. Бесполезно было убеждать себя, что мы охотимся на дикого кабана, – такие фантазии давно остались позади.

Наконец, нам встретился человек, который сжалился над нами. Он был добросердечным малым. Думаю, у него тоже есть свинья, а может быть, и дети. Честь ему и хвала!

Он встал посреди дороги и замахал руками. Свинья свернула, ворвалась через калитку в чужой сад и поскакала по подъездной дорожке. Мы последовали за ней. Что нам еще оставалось делать, скажите на милость?

Ученая Черная Свинья, казалось, знала, куда бежит. Он вильнула сперва направо, потом налево и очутилась на газоне.

– Теперь все разом! – напрягая слабеющий голос, отдал приказ Освальд. – Окружайте ее! Отрежьте пути к отступлению!

Мы почти ее окружили, но тут свинья бросилась вбок.

– Попалась! – воскликнул коварный Освальд, когда свинья забралась на клумбу с желтыми анютиными глазками у самой стены красного дома.

И все бы закончилось хорошо, но под конец Денни уклонился от того, чтобы по-мужски встретиться со свиньей лицом к лицу. Он пропустил свинью мимо, и в следующий миг с визгом, красноречиво говорившим: «Выкуси!» – свинья ринулась в высокое окно.

Её преследователи не остановились: было не время для обычных церемоний, и спустя мгновение свинья оказалась в плену. Элис и Освальд обнимали ее под руинами стола, на котором стояли чайные чашки, а вокруг охотников и их добычи стояли испуганные члены приходского общества по пошиву одежды для бедных язычников, в самую гущу которого завела нас свинья. Здесь читали миссионерский отчет или что-то в этом роде, когда мы загнали нашу добычу под стол: переступив порог, я краем уха слышал про «черных братьев, уже готовых к жатве». Дамы шили фланелевую одежду для бедных негров, пока викарий читал им вслух. По-вашему, они закричали, увидев свинью и нас? Если думаете, что закричали, вы не ошиблись.

Миссионеры, в общем, повели себя достойно. Освальд объяснил, что вина за случившееся целиком и полностью лежит на свинье, и попросил у дам прощения за беспокойство. Элис сказала, что мы очень сожалеем, но на этот раз мы ни при чем. У викария был довольно сердитый вид, но присутствие дам заставило его сдержаться.

Объяснившись, мы спросили:

– Можно нам теперь уйти?

– И чем скорее, тем лучше, – ответил викарий.

Но хозяйка дома спросила наши имена и адреса и сказала, что напишет нашему отцу. (Она так и сделала, и с нами потом провели воспитательную беседу). А больше нам ничего не сделали, хотя Освальду показалось – викарий был бы не прочь. Нас просто отпустили с миром, и мы ушли, попросив сперва веревку, чтобы увести свинью.

– На случай, если она снова ринется в вашу милую комнату, – сказала Элис. – Было бы очень жаль, если бы такое случилось дважды, ведь правда?

За веревкой послали маленькую девочку в накрахмаленном передничке, и, как только свинья согласилась быть привязанной, мы ушли. Сцена в гостиной длилась недолго.

Свинья двигалась медленно, виляя туда-сюда, по словам Денни, «как прихотливый ручей». Мы уже дошли до калитки, когда кусты с шуршанием раздвинулись, и из них вышла девочка с полным передником кексов.

– Вот, – сказала она. – Вы, наверное, проголодались, прибежав из такой дали. По-моему, вас могли бы напоить чаем после всего, что вы пережили.

Мы взяли кексы и поблагодарили как следует.

– Хотелось бы мне выступать в цирке, – сказала девочка. – Расскажите про цирк, пожалуйста.

Поедая кексы, мы обо всем рассказали, и девочка заявила, что, пожалуй, о таком цирке лучше слушать, чем самой в нем участвовать – особенно в приключении Дикки с козлом.

– И все равно жаль, что тетушка не напоила вас чаем, – добавила она.

Мы велели не судить тетю слишком строго, потому что к взрослым надо относиться снисходительно.

Расставаясь, девочка сказала, что никогда нас не забудет, и Освальд подарил ей на память свой карманный ножик со штопором.

Бой Дикки с козлом (правдивый, не понарошный) был единственным событием дня, занесенным в «Книгу Золотых Дел». Дикки сам сделал эту запись, пока мы охотились на свинью.

То, как мы с Элис изловили свинью, в «Книгу» не попало. Мы с презрением отвергли мысль о том, чтобы восхвалять собственные добрые поступки. Наверное, Дикки скучал, когда мы все убежали, поэтому и написал про козла, а тех, кто скучает, надо жалеть, а не обвинять.

Не буду рассказывать, как мы привели свинью домой и как поймали осла (это было не так увлекательно, как охота за свиньей). И не скажу ни слова о том, как ругали бесстрашных охотников на Черную и Ученую. Я уже рассказал все самое интересное, так не стремитесь узнать то, что лучше предать забвению.