[27]. Продолжай, Освальд.
И Освальд продолжил читать с того места, на котором его прервали:
– Мейдстоунское Общество любителей древностей. Четырнадцатое августа тысяча девятисотого года. Уважаемый сэр, на заседании комитета общества было решено, что двадцатого августа состоится очередная поездка. Общество предполагает посетить интересную церковь в Айвибридже, а также римские развалины по соседству. Наш президент, мистер Лонгчампс, получил разрешение на раскопки кургана на пастбище «Три дерева». Осмеливаемся спросить, не позволите ли вы членам общества прогуляться по вашим землям и осмотреть – разумеется, снаружи – ваш прекрасный дом, который, как вы, несомненно, знаете, представляет большой исторический интерес, поскольку в течение нескольких лет был резиденцией знаменитого сэра Томаса Уайета[28]. Искренне ваш, Эдвард К. Тернбулл (секретарь общества).
– Ну как, позволим ли мы оку мейдстоунских древностей осквернить наш священный покой, а его ноге засыпать пылью наши гравийные дорожки? – спросил дядя Альберта.
– У нас все дорожки травяные, – сказал Эйч-Оу.
А девочки принялись восклицать:
– О, конечно, пусть приезжают!
– Почему бы не пригласить их на чай? – предложила Элис. – Они очень устанут, приехав из такой дали, как Мейдстоун.
– Тебе действительно этого хочется? – спросил дядя Альберта. – Боюсь, они окажутся скучными малыми, высохшими мумиями, чопорными старыми джентльменами, в чьи петлицы вставлены амфоры вместо орхидей, а из карманов торчат родословные.
Мы рассмеялись, потому что знали, что такое амфора. Если вы не знаете, можете поискать слово в словаре. Амфора – не цветок, хотя название похоже на название цветка из книги по садоводству.
Дора заявила, что если любители придут в гости, это будет великолепно.
– И мы могли бы поставить на стол самый лучший фарфоровый сервиз, – сказала она, – и букеты цветов в вазах. Можно сервировать чай в саду. С тех пор, как мы сюда приехали, мы ни разу не устраивали вечеринок.
– Предупреждаю, что гости могут показаться вам скучными, но будь по-вашему.
С этими словами дядя Альберта отправился приглашать на чай мейдстоунских антикваров. Я знаю, что неправильно называть их «антикварами», но почему-то мы их так называли.
Через день или два дядя Альберта пришел к чаю со слегка затуманенным челом.
– В хорошенькую историю вы меня втянули, – сказал он. – Я пригласил антикваров на чай и небрежно поинтересовался, сколько их будет. Я подумал, что нам понадобится, по крайней мере, дюжина лучших чашек. И вот их секретарь ответил, принимая мое любезное приглашение…
– Здорово! – воскликнули мы. – И сколько их приедет?
– О, всего около шестидесяти, – со стоном ответил дядя Альберта. – Возможно, и больше, если выдастся исключительно погожий денек.
Сперва мы были ошеломлены, но после решили, что все сложилось прекрасно. Еще никогда, ни разу в жизни мы не закатывали такой большой вечеринки.
Девочкам разрешили помогать на кухне, где миссис Петтигрю целый день без передышки пекла пирожные. Нас, мальчишек, туда не пустили, хотя я не вижу ничего плохого в том, чтобы сунуть палец в пирожное до того, как оно испечется, а потом облизать палец, если в следующий раз постараться сунуть в пирожное уже другой палец. Торт перед выпечкой тоже очень вкусный и мягкий, как крем.
Дядя Альберта говорил, что он в тисках отчаяния. Однажды он отправился в Мейдстоун, а когда мы спросили, зачем он туда едет, ответил:
– Постричься. Если мои волосы останутся прежней длины, я буду вырывать их горстями всякий раз, как вспомню об этих бесчисленных антикварах.
Но потом мы узнали, что на самом деле он ездил за чашками и другой посудой, чтобы было из чего угощать антикваров, хотя и вправду заодно постригся, потому что он – сама правдивость.
У Освальда получился очень хороший день рождения, и среди прочего ему подарили луки со стрелами. Думаю, это компенсировало пистолет, который забрали после приключения с лисьей охотой, и позволило нам, мальчикам, чем-то себя занять между празднованием дня рождения в субботу и средой, когда должны были приехать антиквары.
Мы не дали девочкам играть с луками, ведь им-то разрешили помогать с пирожными, а нам – нет. Девчонки почти не скандалили.
Во вторник мы отправились посмотреть на римское место, где собирались копать антиквары. Мы сидели на римской стене, грызли орехи и вдруг увидели, что через свекольное поле идут двое рабочих с кирками и лопатами и очень молодой тонконогий человек с велосипедом. Впоследствии оказалось, что у велосипеда есть колесо свободного хода[29] – мы такое еще никогда не видели.
Все они остановились у кургана возле римской стены, рабочие сняли куртки и поплевали на руки.
Разумеется, мы сразу слезли. Тонконогий велосипедист очень подробно и точно ответил на наши вопросы насчет его велосипеда, а потом мы увидели, что рабочие режут дерн, переворачивают и складывают в кучу. Мы спросили тонконогого джентльмена, что они делают.
– Это предварительные раскопки, – ответил он. – Подготовка к завтрашнему дню.
– А что будет завтра? – спросил Эйч-Оу.
– Завтра мы собираемся раскопать курган и посмотреть, что в нем.
– Значит, вы – антиквар, – догадался Эйч-Оу.
– Я секретарь, – ответил джентльмен, натянуто улыбнувшись.
– О, вы все придете к нам на чай! – сказала Дора и с тревогой спросила: – Как думаете, сколько вас будет?
– Не больше восьмидесяти или девяноста, – сообщил джентльмен.
От этой цифры у нас перехватило дыхание, и мы отправились домой. По дороге Освальд, который замечает многое, чего не замечают легкомысленные и беззаботные люди, увидел, что Денни хмурится.
– В чем дело? – спросил Освальд.
– Меня пришла в голову одна идея, – сказал Дантист. – Давайте созовем совет.
Дантист (мы так прозвали его со дня охоты на лис) уже привык к нашим обычаям и созвал совет так небрежно, будто созывал их всю жизнь; а ведь мы знали, что раньше он жил, как белая мышь в мышеловке, пока кошка, тетка-Мёрдстон, наблюдала за ним сквозь прутья. Это я употребил образные выражения, о них мне рассказал дядя Альберта.
Наши советы проходили на чердаке с соломой. И вот, когда мы все там собрались, расселись и перестали шуршать, Дикки спросил:
– Надеюсь, твоя идея не имеет никакого отношения к Послушарикам?
– Нет, – поспешно ответил Денни, – совсем наоборот.
– Надеюсь, ты предлагаешь что-то хорошее, – дуэтом сказали Дора и Дейзи.
– Это… это будет как «здравствуй, дух веселый»[30], – сказал Денни. – Я имею в виду, будет так же весело.
– Никогда не знаешь наперед, – сказал Дикки. – Продолжай, Дантист.
– Ну вы ведь читали книгу «Ромашковый венок»?
Мы ее не читали.
– Ее написала мисс Шарлотта Мэри Янг[31], – перебила Дейзи. – Там про семью бедных сирот, которые так старались быть хорошими, и ходили на конфирмацию, и устроили благотворительный базар, и посещали церковные службы, а одна из девушек вышла замуж и носила черное муаровое платье с серебряной вышивкой. Ее ребенок умер, и она жалела, что не была ему хорошей матерью, и…
Тут Дикки встал и сказал, что ему нужно смастерить кое-какие ловушки и пусть ему потом расскажут, чем закончился совет. Но он успел дойти только до люка, когда быстроногий Освальд прыгнул на него и они вместе покатились по полу, пока все остальные кричали:
– Вернись назад! Вернись назад! – как курицы на заборе.
Сквозь этот шум Освальд, борясь с Дикки, услышал, как Денни бубнит одну из своих бесчисленных цитат:
– «Мое дитя, назад, назад!
Прощенье! Возвратись, Мальвина!»
Но волны лишь в ответ шумят
На зов отчаянный Уллина.
Когда тишина была восстановлена и Дикки согласился остаться, Денни сказал:
– На самом деле в «Венке» говорится совсем о другом. Это потрясная книга. Один из мальчиков переодевается в леди и идет в гости, а другой пытается ударить мотыгой свою сестренку. Книга здоровская, честное слово.
Денни учится говорить так, как думает, как и все нормальные мальчишки. Живя под тетушкиной пятой, он никогда бы не сказал «потрясная» и «здоровская».
Позже я прочел «Ромашковый венок». Да, здоровская книга – для девчонок и младенцев.
Но тогда мы не хотели говорить о «Ромашковом венке», поэтому Освальд спросил:
– Так что за веселье ты предлагаешь?
Денни порозовел и сказал:
– Не торопи меня. Сейчас расскажу, только дай минуту подумать.
Он на мгновение зажмурился, потом открыл глаза, встал и затараторил:
– Друзья, римляне, сограждане, обратите ко мне слух свой! Как вы знаете, завтра собираются разрыть курган, чтобы найти в нем римские останки. Вам не кажется, что будет жаль, если там ничего не найдут?
– А может, и найдут, – сказала Дора.
Но Освальд увидел, куда клонит Денни, и подбодрил оратора:
– Первоклассно! Продолжай, старина.
Дантист продолжал:
– В «Ромашковом венке» описаны раскопки римского лагеря. Однажды дети пришли на место раскопок раньше всех и оставили там самодельную глиняную посуду, а один мальчишка, Гарри, подкинул еще старую медаль с герцогом Веллингтоном. Доктор помог им с помощью какого-то вещества частично стереть надпись с медали, и все взрослые купились. Я подумал, что мы могли бы, знаете…
Вазу разбей и раскроши
Вдребезги, если хочешь,
но аромат Древнего Рима
Все равно ощутишь среди ночи.[32]
Денни сел под гром аплодисментов.
Идея и вправду была отличная, по крайней мере, для него. Без такой проделки визиту мейдстоунских антикваров будет чего-то недоставать. Провести за нос антикваров? Великолепно! Само собой, Дора поспешила заметить, что у нас нет старой медали с герцогом Веллингтоном и нет доктора, который смог бы стереть ненужное – и так далее и тому подобное, но мы строго приказали ей заглохнуть. Мы не собирались в точности повторять выходку детей из «Ромашкового венка».