Потом мы разделили и съели мятные леденцы – дядя Альберта привез их нам из Мейдстоуна, когда ездил за римскими амфорами, с помощью которых мы пытались надуть антикваров. Битва закончилась, воцарился мир. Сидя на солнышке на длинной стене, мы смотрели на синие поля, плавящиеся на жаре, и вдруг заметили бродягу, который брел через свекольное поле: пыльное пятно на прекрасном пейзаже.
Увидев нас, он подошел, дотронулся, как я уже говорил, до своей кепки и сказал:
– Простите, что прерываю ваш отдых, юные джентльмены и леди, но не будете ли столь любезны указать рабочему человеку дорогу в ближайший паб? Сегодня жаркий день, чтобы не соврать.
– «Роза и корона» – лучший здешний паб, и мы дружим с его хозяйкой, – ответил Дикки. – До него около мили, если идти по тропинке через поле.
– Господи помилуй! – сказал бродяга. – Миля – долгий путь, да еще топай тут с пересохшим горлом по такой жаре.
Мы согласились.
– Клянусь всеми святыми, – продолжал бродяга, – будь под рукой насос, я бы встал под него, ей-ей, встал бы! Хотя не шибко-то люблю воду, я от нее весь дрожу.
Мы побаивались бродяг после приключения со злодеем-моряком и Таинственной Башней, но с нами на стене сидели собаки (Леди было ужасно трудно туда затащить из-за ее длинных, как у оленя, ног), и такое сильное укрепление легко защитить. Кроме того, бродяга не был похож на того мерзкого моряка, говорил по-другому, и в любом случае нас было восемь против одного.
Элис толкнула Освальда локтем и напомнила о сэре Филипе Сидни[33]. Она сказала, что бродяге питье нужнее, чем нам, и Освальду пришлось подойти к дыре в стене, где мы хранили провизию во время осады, и достать бутылку имбирного эля, которую он приберег на потом, хотя другие свои бутылки выпили.
Тем временем Элис говорила:
– У нас есть имбирный эль, мой брат сейчас его принесет. Надеюсь, вы не откажетесь выпить из нашего стакана. Нам нечем его помыть, понимаете… Разве только сполоснуть имбирным элем.
– Не делайте этого, мисс, – поспешно сказал бродяга, – никогда не тратьте добрый эль на мытье посуды.
Стакан стоял рядом с нами на стене. Освальд наполнил его пенным имбирным элем и протянул бродяге, для чего пришлось сперва лечь на живот.
Бродяга был действительно очень вежливым – прирожденным джентльменом, к тому же настоящим мужчиной, как выяснилось впоследствии.
– Ваше здоровье! – сказал он и только потом осушил стакан, запрокидывая его до тех пор, пока ободок не коснулся носа. – Ей-богу, в глотке было совсем сухо, – добавил он. – В такую погоду без разницы, что пить, верно? Лишь бы промочить горло. Что ж, премного благодарен.
– Не за что, – сказала Дора. – Я рада, что вам понравился эль.
– Понравился? – переспросил бродяга. – Не думаю, что вы знаете, каково это – умирать от жажды. Люди толкуют о бесплатных школах, бесплатных библиотеках, бесплатных банях, бесплатных прачечных и тому подобном! Но почему бы хоть кому-то не начать бесплатно разливать напитки? Парень, который такое сделает, будет героем, это уж точно. Я бы проголосовал за него в любой день недели. Если не возражаете, я присяду ненадолго и закурю трубку.
Он уселся на траву и закурил. Мы начали расспрашивать о его житье-бытье, и он поведал нам о многих тайных печалях – особенно о том, что в наше время честному человеку не найти работы. Наконец он заснул посреди рассказа о приходском совете, на который работал и который обошелся с ним не так честно, как бродяга обошелся с ним… Или с ними? Не знаю, как правильно говорить о приходе – в единственном числе или во множественном, ведь в приходе много людей.
Мы пошли домой, но перед этим торопливо посовещались, собрали все наши деньги (девять с половиной пенсов), сунули их в старый конверт, который нашелся у Дикки в кармане, и осторожно положили конверт на вздымающийся жилет бедного бродяги, чтобы он обнаружил дар, как только проснется. Собаки не гавкали, поэтому мы поняли, что они считают бродягу бедным, но честным, а в таких делах мы всегда верим псам на слово.
Мы шли домой в задумчивом молчании; слова бедного бродяги о бесплатной выпивке глубоко запали в сердце каждого из нас.
После обеда мы уселись на берегу ручья, опустив ноги в воду. Говорят, сразу после еды нельзя так делать, потому что это вредит пищеварению, но нам холодная вода ни разу не повредила. Поперек ручья лежит упавшая ива, и мы сидим на ней вчетвером, но те, кто оказываются ближе к берегу, не могут как следует окунуть ноги в воду – им мешают кусты – поэтому мы постоянно меняемся местами. У нас осталось немного лакричного корня для жевания, а жевание помогает думать.
В конце концов Дора прервала умиротворенную тишину, сказав:
– Бесплатные напитки.
Ее слова нашли живой отклик во всех душах.
– Странно, что никто не раздает напитки бесплатно, – сказал Эйч-Оу и откинулся назад так, что чуть не свалился в воду; от падения его самоотверженно спасли Освальд и Элис, которые при этом сами едва не упали.
– Ради бога, посиди спокойно, Эйч-Оу, – попросила Элис. – А что, это было бы прекрасным поступком! Жаль, у нас ничего не получится.
– Что не получится, посидеть спокойно? – спросил Эйч-Оу.
– Нет, дитя мое, – ответил Освальд. – Большинство из нас может сидеть тихо, если постарается. Твоя ангельской души сестра всего лишь хотела организовать бесплатную выпивку для бедных и жаждущих.
– Не для всех, – сказала Элис, – только для некоторых. Давай поменяемся местами, Дикки. У меня ноги совсем высохли.
На иве очень трудно меняться местами: приходится ползти по коленям других, в то время как те изо всех сил держатся за ствол. Но трудная задача была выполнена, и Элис продолжила:
– И мы не сможем раздавать напитки вечно, только день-другой, пока не кончатся деньги. «Эйфелева башня» – лучший лимонад, и недорогой, за небольшую сумму мы купим много бутылок. По Дуврской дороге, наверное, каждый день проходит великое множество жаждущих.
– А что, было бы неплохо. На такое можно и скинуться, – сказал Освальд.
– Подумайте, как будет здорово, если благодарные бедняки задержатся, чтобы поплакаться о своих самых сокровенных печалях. Это будет так интересно! Мы могли бы после записать их выстраданные жизненные истории вроде тех, какие печатают в рождественских выпусках журналов. Ой, давайте это сделаем!
Элис заерзала, и Дикки пришлось стукнуть ее, чтобы успокоить.
– Можно попробовать пораздавать напитки денек, – сказал Освальд, – но это будет лишь каплей в море по сравнению с иссушающей жаждой людей во всем мире. И все-таки каждая капля имеет вес, как сказала русалка, когда плакала в море.
– Я знаю подходящий стих, – сказал Денни.
Малым пичугам
живется привольно,
Богатым и знатным
Жить беспокойно,
Но крылатые птички…
Могут делать и то, и это, я уже забыл – что именно, но смысл такой же, как в словах Освальда про русалку: важна даже самая мелкая мелочь.
– Как вы это назовете? – спросил Ноэль, очнувшись от грёз.
– Что назовем?
– Игру в бесплатные напитки.
Если игру никак не назвать,
Стыдно будет в такое играть.
Будет тогда никому не понять…
– Ох, да заткнись! – сказал Дикки. – Пока мы разговариваем, ты все время сочиняешь разную ерундень вместо того, чтобы внимательно слушать.
Дикки ненавидит поэзию. Сам-то я не возражаю против стихов, особенно если их пишут Маколей, Киплинг и Ноэль.
– Я придумал еще много рифм – «снять», «отнять», «воспринять», «ронять» и все такое прочее, а теперь я их забываю, – мрачно сказал Ноэль.
– Ничего, – утешила Элис, – вспомнишь в безмолвные ночные часы, вот увидишь. Но вообще-то Ноэль прав, надо придумать название.
Посыпались предложения:
– Компания бесплатных напитков.
– Отдых жаждущих путников.
– Радость путников.
Те, кто все это предлагал, не очень настаивали на своих названиях. А потом кто-то – кажется, Освальд – сказал:
– Может, «Красивый трактир»?
– Какой там трактир! То, что мы поставим у дороги, будет похоже разве что на прилавок.
– «Красивый прилавок» звучит просто глупо, – сказал Освальд.
– Тогда «Красивый бар», – предложил Дикки, который знает, как выглядит в «Розе и короне» бар, в который девчонок, конечно, не пускают.
– О, подождите минутку, – воскликнул Дантист, щелкнув пальцами, как он делает всегда, когда пытается что-то вспомнить. – Я кое-что придумал, только Дейзи меня пощекотала, и я забыл… Погодите… Вот! Назовем это «Благотворительный бар»!
Он был совершенно прав, в двух словах описав все очень точно. «Благотворительный» – значит, угощение бесплатное, а слово «бар» говорит о том, чем именно угощают – напитками.
Итак, наша затея стала называться «Благотворительный бар».
Мы сразу отправились домой, чтобы подготовиться к завтрашнему дню, потому что собирались проделать все завтра, не откладывая. Промедление смерти подобно. Если бы мы стали ждать, мы могли бы потратить деньги на что-нибудь другое.
Требовалось соблюдать строжайшую секретность, ведь миссис Петтигрю терпеть не может бродяг. Как и большинство людей, которые держат кур. Дядя Альберта уехал в Лондон до следующего вечера, мы не могли с ним посоветоваться, но знали, что он всегда полон понимающего сочувствия к бедным и нуждающимся.
Действуя с величайшей осторожностью, мы соорудили навес, чтобы прикрыть «Благотворительный бар» от опаляющих лучей монарха небес. Мы нашли на чердаке старые полосатые занавески, и девочки сшили их вместе. Навес получился не очень большим, и мы добавили к занавескам полосатые нижние юбки девочек. Простите, что нижние юбки так часто появляются в моем повествовании, но они действительно очень полезны, особенно если отрезать от них поясок. Девочки умыкнули у миссис Петтигрю швейную машинку; если бы они попросили разрешения, она не дала бы, не потребовав объяснений, а мы не хотели сейчас ничего объяснять. К тому же миссис Петтигрю уже одалживала машинку раньше. Чтобы владелица не услышала стрекотанье и не начала задавать назойливых вопросов, машинку пришлось затащить в подвал и шить, с трудом удерживая эту штуку на одном конце стойки с пивными бочками. Пока девчонки шили, мы, мальчики, сходили за ивовыми жердями, нарубили веток и как можно лучше подготовили все к установке навеса.