На следующее утро это происшествие совершенно стерлось из памяти Освальда, но перед самым завтраком в столовую вошли Ноэль и Эйч-Оу, разгоряченные и встревоженные. Они встали рано и даже не умылись. Ноэль исподтишка сделал Освальду знак. Все остальные заметили, но из деликатности делали вид, что не замечают.
– Помнишь вчерашний драконий череп? – спросил Ноэль, когда Освальд вышел вместе с ним и Эйч-Оу.
– Ну? – отозвался Освальд быстро, но не сердито. Поторапливать кого-то и сердиться – две совершенно разные вещи.
– Помнишь, что случилось в древнегреческой истории, когда один парень посеял зубы дракона?
– Из них выросли вооруженные люди, – встрял Эйч-Оу, но Ноэль строго приказал ему заткнуться, а Освальд снова спросил:
– Ну?
Если он и говорил нетерпеливо, то потому только, что чуял запах поданного на завтрак бекона.
– Так вот, – продолжал Ноэль, – как думаешь, что бы взошло, если бы мы посеяли драконьи зубы, выдернутые из найденного вчера черепа?
– Ничего бы не взошло, юный болван, – сказал Освальд, вдыхая запах кофе. – Тот рассказ – не история из жизни, а выдумки. Пошли завтракать.
– Нет, не выдумки, а история из жизни! – воскликнул Эйч-Оу. – Мы действительно посеяли…
– Заткнись, – снова велел Ноэль. – Послушай, Освальд. Мы посеяли драконьи зубы на лугу Рэндалла, и что, по-твоему, там выросло?
– Наверное, поганки, – пренебрежительно бросил Освальд.
– Вырос военный лагерь, – сказал Ноэль. – Целый лагерь вооруженных людей. Вот видишь, тот рассказ правдивый! Мы посеяли воинское семя, как Кадм, и оно взошло. Ночь была очень сырая, и семена проросли.
Освальд не знал, кому верить – брату или своим ушам. Поэтому, не говоря ни слова, скрывая противоречивые чувства, он вернулся в столовую.
Он ничего не сказал о воинских семенах, Ноэль и Эйч-Оу тоже промолчали, но когда, разделавшись с беконом, мы вышли в сад, добрый старший брат спросил:
– Почему бы вам не выложить ваши враки остальным?
Так они и сделали, и рассказ был встречен с добродушным недоверием. Но Дикки заметил:
– Все равно пошли посмотрим на поле Рэндалла. На днях я видел там зайца.
И мы пошли. Это поле недалеко от нашего дома, и по дороге недоверие царило в душе каждого, если не считать душ Ноэля и Эйч-Оу. Поэтому вы поймете, почему даже проворное перо автора не в силах описать охватившие его чувства, когда, поднявшись на вершину холма, он вдруг увидел, что младшие братья не соврали. Я не хочу сказать, что обычно они врут, но люди иногда ошибаются, а если вы им верите, результат получатся такой же, как и от вранья.
На поле раскинулся лагерь с настоящими палатками, с солдатами в серых и красных мундирах. Наверное, девочки назвали бы мундиры «куртками». Мы затаились в засаде, слишком ошеломленные, чтобы подумать о том, чтобы в нее залечь, хотя прекрасно знаем, что в засаде полагается лежать. Наша засада находилась в рощице на вершине небольшого холма, между десятиакровым лугом Рэндалла и пастбищем Сагдена на пустоши Уэйк.
– Здесь можно было бы укрыть хоть пару полков, – прошептал Освальд, которого, по-моему, судьба одарила прозорливостью прирожденного генерала.
Элис сказала:
– Тсс! – и мы спустились с холма, чтобы словно невзначай смешаться с войсками и выяснить, что же происходит.
Первый человек, встретившийся нам на краю лагеря, чистил что-то вроде котла, в котором ведьмы варят летучих мышей.
Мы подошли к нему и спросили:
– Кто вы? Англичане или враги?
– Мы враги, – ответил он без малейшего стыда, на очень хорошем для иностранца английском языке.
– Враги! – потрясенно повторил Освальд.
Для лояльного и патриотичного юноши было ужасно видеть, как враг чистит котел на английском поле английским песком и чувствует себя здесь как дома, как будто он не в Англии, а в своей иноземной твердыне.
Враг, с убийственной точностью прочитав мысли Освальда, добавил:
– Англичане где-то по ту сторону холма. Они пытаются не подпустить нас к Мейдстоуну.
После этого наш план смешения с войсками перестал казаться стоящим. Солдат, хоть и читал безошибочно сокровенные мысли Освальда, в других отношениях был не слишком проницателен, иначе никогда бы не выдал своих тайных планов, ведь по нашему выговору он должен был понять, что мы британцы до мозга костей. А может быть (когда Освальд об этом подумал, кровь его одновременно закипела и замерзла, что, по словам дяди, возможно только в Индии), может, солдат решил, что Мейдстоун уже почти взят, поэтому и разболтался. Пока Освальд размышлял, как бы выведать побольше темных тайн врага, Ноэль спросил:
– Как вы сюда попали? Вчера вечером вас здесь не было.
Солдат еще раз потер котел песком и сказал:
– Да уж, мы сработали быстро – лагерь вырос за ночь, как гриб, верно?
Элис и Освальд переглянулись, потом посмотрели на остальных. Слова «вырос за ночь» затронули струну в сердце каждого из нас.
– Вот видите, – прошептал Ноэль, – он не говорит, как здесь оказался. Что теперь скажете про зубы? Это чушь или реальная история?
Освальд, шепотом попросив младшего брата умолкнуть и не суетиться, спросил:
– Значит, вы армия вторжения?
– Ну, – сказал солдат, – вообще-то мы – только костяк армии, но у нас неплохо получается вторгаться.
Вот теперь кровь застыла в жилах даже самых глупых из нас, точно так же, как у сообразительного Освальда. Эйч-Оу разинул рот и стал цвета мраморного мыла: он такой пухлый, что ему не удалось как следует побледнеть.
– Но вы не похожи на всякие там костяки, скелеты, – сказал Денни.
Солдат уставился на него, потом со смехом ответил:
– Все дело в наших плотно подбитых мундирах. Видели бы вы нас на рассвете, когда мы умываемся над ведром!
Мое воображение нарисовало ужасную картину: скелет с расхлябанными костями, моющийся над ведром.
Воцарилось молчание. Мы обдумывали услышанное.
С того момента, как чистящий котел солдат сказал, что хочет взять Мейдстоун, Элис тянула сзади Освальда за куртку. Сперва он не обращал на нее внимания, но, наконец, не выдержал и спросил:
– Ну, в чем дело?
Элис отвела его в сторону, вернее, оттащила так, что он чуть не упал, и прошептала:
– Он разговаривает с тобой только для того, чтобы нас отвлечь.
– Зачем? – спросил Освальд.
– Чтобы мы не предупредили своих, глупый! – ответила Элис.
Освальда так потрясли ее слова, что он забыл рассердиться на слово «глупый».
– Первым делом надо предупредить всех дома, – продолжала Элис. – Вдруг Дом у Рва сожгут, а все припасы конфискуют в пользу врага?
И, смело повернувшись к солдату, она спросила:
– Вы сжигаете фермы?
– Ну, как правило, нет, – ответил он. У него еще хватило наглости подмигнуть Освальду. – Мы уже давненько не сжигали ферм. С тех пор, как… О, уже много лет.
– Наверное, они сожгли ферму еще в Древней Греции, – пробормотал Денни.
– Знайте – цивилизованные воины в наши дни ферм не сжигают! – строго сказала Элис. – Что бы они там ни вытворяли в древнегреческие времена.
Солдат согласился, что с древнегреческих времен многое изменилось. Потом мы как можно торопливей пожелали ему доброго утра: надо быть вежливым даже с врагом, пока дело не дойдет до винтовок, штыков и прочего оружия.
Солдат вполне по-современному ответил:
– Пока! – И мы молча вернулись в засаду… В смысле в рощу.
Освальд подумывал все-таки залечь, но в роще было мокро из-за прошедшего ночью дождя (того, который, по словам Эйч-Оу, помог прорасти посеянным зубам) и Элис шла очень быстро, твердя:
– Вы что, не можете поторопиться? – и волоча за одну руку Эйч-Оу, а за другую – Ноэля.
Когда мы вышли на дорогу, Элис наконец остановилась, повернулась и заявила:
– Это все мы виноваты. Если бы не посеянные драконьи зубы, не было бы никакой армии вторжения.
Мне жаль об этом писать, но Дейзи сказала:
– Не волнуйся, Элис, дорогая. Мы ведь не сеяли те гадкие штуки, правда, Дора?
Но Денни сказал, что все равно, кто из нас это натворил, раз в результате произошла такая беда. Освальд очень обрадовался, увидев, что Дантист начинает понимать, что такое истинная мужественность и честь дома Бэстейблов, хотя сам всего-навсего Фоулкс. Пусть он и Фоулкс, он делает все возможное, чтобы стать не хуже Бэстейблов.
Если ты очень большой или очень умный, наверное, ты кое о чем догадался, но придержи свои догадки при себе, особенно если читаешь эту книжку кому-либо вслух. Что толку выкладывать свои мысли? Главное – в тот момент мы сами ничего путного придумать не могли.
Мы молча стояли на дороге, полные стыда и горя при мысли о том, что случилось из-за посеянных драконьих зубов. Урок для нас – никогда не сей семян, не зная точно, что из них вырастет! Особенно это верно в отношении дешевых семян, которые иногда вообще не прорастают, в отличие от драконьих зубов. Конечно, Эйч-Оу и Ноэль убивались больше остальных – и правильно.
– Как помешать врагам добраться до Мейдстуона? – спросил Дикки. – Кстати, вы заметили красные повязки на их рукавах? Я не удивлюсь, если тряпки откромсали от мундиров убитых английских солдат.
– Если это древнегреческие воины из рода драконьих зубов, им полагается сражаться друг с другом до смерти, – сказал Ноэль. – По крайней мере, они бы сражались, будь у нас шлем, который можно было бы бросить в их гущу.
Но ни у кого из нас не было шлема, и мы отговорили Эйч-Оу возвращаться и бросать в них свою соломенную шляпу.
Вдруг Денни спросил:
– А нельзя ли поменять местами указатели, чтобы они не нашли дорогу в Мейдстоун?
Освальд понял, что пришло время выказать себя настоящим полководцем.
– Денни, принеси все инструменты, какие есть в твоем сундучке. Дикки, ты тоже сходи с ним, будь хорошим парнем, и не дай ему резануть себя по ногам пилой. – Денни однажды такое проделал, споткнувшись. – Встретимся на перекрестке, где у нас был «Благотворительный бар». Смелость и решительность, и смотрите в оба.