— Да, правда, и такое бывает…
— Совершенно ложная мысль. Когда мы молимся за кого-то — неважно за кого — хоть за Иуду Искариотского… молимся кому? — Богу! Во время молитвы мы не непосредственно вступаем в контакт с усопшим, а через Бога — этот, скажем так, мощнейший фильтр через который никакой грех, никакой дьявол, даже если он сидит в том человеке, не сможет проникнуть к нам. Бог все освящает, все очищает и не допустит никакого дурного обратного действия. Вот если мы начнем обращаться к самому усопшему, забыв Бога, как это делают колдуны, спириты — тогда получим по заслугам.
— Но тогда логично спросить… Если можно молиться за всех, даже за волшебников (а ведь за волшебников не советуют), что же…и за бесов можно молиться?
— Ну, о бесах говорить не будем… Не наше это дело: не наш воз, не нам и везти. Мы мало что о них знаем. Нам вообще неизвестна природа духов. Нет же ответа на вопрос: почему Бог, будучи любовью, сотворил тех ангелов, о которых он знал, что они станут бесами и пойдут в муку вечную? А святые говорили, что если бы не было бесов, то не было бы и святых, поскольку они, искушая нас, фактически упражняют нас в борьбе со злом, и тем самым делают нам добро. Помните в «Фаусте» Гёте: «Я тот, кто вечно хочет зла и вечно творит благо». Нам неизвестен до конца промысл Божий о них, он открыт нам только применительно к нашему падшему состоянию, и мы не знаем ответа на тот вопрос. Но поскольку Бог есть любовь, и Он дал бытие этим ангелам, следовательно, здесь скрывается какая-то положительная тайна…
А вот о колдунах, волшебниках, сатанистах, атеистах, иноверцах и проч. молиться можно. Ибо основной закон христианской жизни — любовь к каждому и ко всем без различия. Ко всем и каждому! Потому бояться этого не нужно.
— Но ведь в записках на Литургию нельзя писать неправославных, некрещеных?
- Если так, то немедленно отлучайте от Церкви всех наших священнослужителей, так как за всеми богослужениями, даже за Литургией слышим от них громкий призыв ко всем верующим: «Еще молимся о богохранимей стране нашей, властех и воинстве ея». А кому же неизвестно, что во властех и воинстве есть не только неправославные и некрещеные, но, наверное, и богоборцы, и сатанисты… и кого там только нет. А за кого Христос молился с креста — за Матерь Свою, апостолов или за неправославных и некрещеных распинателей, богоборцев?! Итак, сама Церковь молится и призывает всех насмолиться за них, а мы что делаем: «Он ходит в храм, часто причащается»? Нет? — Нельзя за него молиться. Ай-я-яй… Какое самомнение, какое извращение православия!
Да мы, ходя в церковь и причащаясь, в тысячу раз хуже мытаря, разбойника, блудницу, которых Сам Господь поставил нам в пример. Неужели это трудно понять? Потому, отказ молиться за неправославных, некрещеных есть акт антицерковный и показатель, до какой степени отступления от Христа можно дойти и религию любви превратить в секту «своих».
Но, конечно, не надо смешивать молитвы за них с поминовением во время Литургии на Проскомидии, где частица просфоры символизирует православного крещеного человека. Потому на Проскомидию имя некрещеного писать не следует. Но совсем другое — поминовение властей, воинства и прочих на молебнах, панихидах…. Святитель Афанасий (Сахаров) писал: «молиться о неправославных можно и должно».Он исходил из слов Спасителя: Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Поэтому за всех надо молиться.
— А самоубийц нельзя…
— О каком ребенке мать больше заботится — о здоровом или смертельно больном?
— Конечно, о больном.
— А Церковь — это кто? Мачеха или Мать? Не с большей ли ревностью она станет плакать и молиться о совершившем смертный грех?! Строгие правила в отношении самоубийц установлены не для того, чтобы за них не молились, а с прямой целью — показать верующим весь ужас совершившегося и уберечь кого можно от подобного греха, влекущего за собой тяжкие загробные страдания. Потому церковными правилами в отношении их запрещено совершать такие церковные молитвословия, как отпевание, панихиды, проскомидийные и гласные поминовения в храме. Но это совсем не означает, что за них вообще нельзя молиться. Родные, близкие, все должны каждый в себе с особой силой молиться за такового. Тем более, что мы никогда не знаем того внутреннего состояния, которое привело человека к смертному греху.
— Алексей Ильич, мы все время говорим о молитве за других, а чего мы на самом деле им желаем? Записки — «о здравии», «об упокоении»… Но речь ведь идет не о здоровье?.. может быть, чтобы Господь был ближе к человеку? О чем мы молимся?
— Мы молимся, прежде всего, об исцелении от страстей, которые являются причиной наших телесных и душевных страданий. Преподобный Марк Подвижник говорил, что «все злое и скорбное приключается нам за возношение наше». Он же говорил, если не хочешь скорбей — не греши. Дух человека как маточный раствор порождает соответствующие кристаллы всех сторон жизни человека: здоровый дух — радость сердца и соответствующее состояние и души, и тела (а не в здоровом теле — здоровый дух!) и, напротив, эгоистичный, завистливый, злобный дух человека не даст ему счастья ни при каком состоянии тела. Христианство обращает первостепенное внимание на состояние духа человека, ибо он обуславливает не только его вечную жизнь, но и характер земной во всех ее проявлениях. Поэтому, молясь «о здравии», необходимо, прежде всего, помнить о здравии духовном. Тогда Господь, видящий наше духовное состояние, даст, по Своей Премудрости, и соответствующее благополучие земное.
И молитва «об упокоении» способствует духовному очищению души усопшего.
— Значит, молиться за усопших — это тоже, чтобы Господь избавил их от страстей?
— Да, именно. Ведь там к страстям как сродному себе прилипают «друзья»-мучители. Прп. Антоний Великий писал: «когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом — по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога — по несходству с Ним… а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. Такова реальность жизни и земной, и загробной.
— То есть мы молимся, чтобы человек увидел свои грехи?
— Да, это необходимое условие освобождения и исцеления человека.
— Но ведь тогда никакой радости не будет… а радость — это же один из «плодов Духа»…
— «Через тернии — к звездам». Никто, наверное, так не радуется, как спасенный от смертельной болезни, тяжелого плена, тюрьмы. Также и первым условием получения той радости, о которой Апостол писал: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его, — является познание своих духовных болезней, зла страстей. Ясно же, не увидев болезни, лечиться не будешь. Святитель Игнатий писал: «первое духовное видение есть видение своих согрешений, доселе прикрывавшихся забвением и неведением», а не радость благодатных переживаний. Потому не увидевшие своей греховности, неспособности своими силами исцелиться и стремящиеся сразу к любви и радости впадают в прелесть, погибают.
Это первое видение, сопряженное с покаянием, является основанием правильной (т. е. праведной) жизни и необходимым условием возвращения человека в радость Божественной жизни. Как пророк Давид молился: Возврати мне радость спасения Твоего (Пс. 50: 14). Законная радость (в отличие от беззаконной, прелестной) приобретается по мере исцеления от страстей через покаяние и подвиг правильной молитвы, о действии которой св. Исаак Сирин писал: «молитва есть радость, воссылающая благодарение».
— А посмертное наказание — это не возмездие?
— Святой Исаак Сирин прекрасно отвечает на этот вопрос: «Где любовь, там нет возмездия; а где возмездие, там нет любви». “Милосердие и правосудие в одной душе — то же, что человек, который в одном доме покланяется Богу и идолам. Милосердие противоположно правосудию.… Как сено и огонь не терпят быть в одном доме, так правосудие и милосердие — в одной душе”
— Алексей Ильич, меня однажды спросили: «А зачем была нужна Жертва Христа. Почему Бог не мог просто все изменить, зачем было нужно убийство Сына»?
— Вопрос очень большой, чтобы его можно было сейчас обстоятельно раскрыть. Поэтому скажу кратко о самом главном.
Если бы Бог Своею властью мог изменить человека, это означало бы отсутствие у него свободы, и в таком случае он не был бы человеком. Но Божественное Откровение ясно говорит, что первый человек имел ее. И свободно избрав зло, он тем самым извратил свою природу, которая, по учению преп. Максима Исповедника, стала дебелой: смертной, тленной, страстной (то есть подверженной страданию) и потому не способной к той полноте богообщения, к которой человек был изначально призван. Исцелить эту первородную поврежденность, выйти из дебелого состояния не мог ни один человек, хотя бы и достиг величайшей святости. Ибо, как писал святитель Афанасий Великий, «покаяние омывает грехи, но не исцеляет природы». Лишь Божественная помощь могла спасти человека. Она и явилась в Лице Богочеловека Иисуса Христа.
Почему для этой цели «было нужно убийство Сына»?
Один из законов нашего бытия заключается в том, что любое повреждение, любая катастрофическая ситуация: органическая, природная, психологическая, нравственная, социальная, политическая, военная…. для своей нормализации требует усилий, страданий, а иногда и жертвы жизнью (напр., чудо исцеления кровоточивой: Иисус почувствовал «Сам в Себе, что вышла из Него сила» — Мр.5;30). Этот же закон действует и в духовной сфере человеческой жизни. И для исцеления природы человека от первородного повреждения потребовались страдания Богочеловека. Об этом и сообщает Апо