Посмертный бенефис — страница 18 из 25

[1], — улыбнулся Алекс, и они опять рассмеялись.

Верка сделала глоток кофе, и Алекс поморщился, точно от зубной боли.

— Что такое? Что-то не так? — испугалась она.

— Вера, вы же умная девушка, с хорошим вкусом. Как вы можете пить эти помои?

— С удовольствием пила бы хороший кофе, да где его взять?

— Когда-нибудь, Вера, — он отобрал у нее стакан и выплеснул вонючую жидкость в кадку с пальмой, — когда-нибудь мы с вами поедем в Бразилию. Там вы узнаете, что такое настоящий кофе.

Верка отодвинула в сторону пустой стакан.

— Самый лучший кофе в жизни я пила в Португалии, когда гостила у отца.

— А ваш отец, разве он португалец? Вы же русская, насколько я понимаю?

— Я украинка. И отец, естественно, тоже. Он живет в Португалии. — Глаза ее увлажнились, и она тихо добавила: — Жил…

— А где же он теперь? — спросил Алекс, не замечая перемены в ее настроении.

— Он умер. Недавно, — с трудом проговорила Верка, вытирая глаза салфеткой.

Алекс снял очки, протер стекла.

— Ради бога, простите. Я не мог этого знать. Вы никогда не говорили о нем.

— Ничего, Алекс, ничего. — Она накрыла ладонью его руку. — Я уже почти привыкла к этой мысли. Не будем о грустном. Сейчас сюда должен приехать один его друг. Я хочу вас с ним познакомить. Очень интересный человек. Владелец заводов, газет, пароходов…

— Что это значит?

— Есть такой русский стишок… Про гнилого капиталиста. — Она виновато улыбнулась и сменила тему. — А когда вы собираетесь в Бразилию?

Алекс в задумчивости посмотрел на кончик сигареты. Стряхнул пепел.

— Вчера. Сегодня. Завтра. Каждый день. Пока мне сложно ответить на этот вопрос. Не знаю, Вера.

Она посмотрела в сторону дороги — и вдруг спросила:

— Скажите, Алекс: вы очень любите свою родину?

Он улыбнулся, хитро при этом прищурившись.

— Странный вопрос. Да, Вера. Я очень люблю свою родину. Но, к сожалению, не могу пока туда вернуться.

— Здравствуйте, молодые люди!

Перед столом стоял высокий, статный индус, широко улыбавшийся в роскошные усы. Верка бросилась ему на шею, расцеловала.

— Вероника, вы балуете старика! — Индус шутливо ворчал, не пытаясь, впрочем, отстраниться. — Лучше представьте меня вашему другу.

Алекс выжидательно рассматривал магараджу сквозь очки, незаметно оказавшиеся на носу. Индус тоже вцепился в него взглядом, оценивая его, как боксер неизвестного противника в первые секунды боя. Оба едва заметно улыбались, скорее отдавая дань этикету, чем испытывая друг к другу какое-то расположение.

— Мистер Энтони Гринфилд. — Верка присела в реверансе. — Лучший друг и основной партнер моего отца. — Индус вежливо кивнул.

— Сеньор Алекс Герра. — Верка зажмурилась и нараспев продекламировала: — Истинный кабальеро. Прямой потомок конкистадоров. Живой укор современной молодежи.

— Рад знакомству, мистер Гринфилд. — Алекс пожал широкую сильную ладонь индуса.

— Взаимно, сеньор Герра, взаимно. — Гринфилд взглянул в непроглядную темень очков и заметил: — Интересная у вас фамилия. Что, действительно от португальских конкистадоров?

— Наверное, что-то было. Во всяком случае, все мои предки по мужской линии были военными.

— Что ж, это неплохо. — Все трое сели. — Служение Родине — высокая миссия, которую раньше доверяли только лучшим. Сеньор Алекс… Вы позволите мне так вас называть? — Получив утвердительный ответ, индус продолжил: — Сеньор Алекс, как лучший друг и компаньон отца этой очаровательной юной леди, считаю себя ответственным за ее судьбу, поэтому стараюсь знакомиться со всеми ее друзьями. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Безусловно, мистер Гринфилд, — кивнул Алекс, ожидая продолжения.

— Вот и хорошо, — улыбнулся индус. — Вы знаете, что Вера — русская.

— Я тоже так думал. Оказывается — украинка.

Гринфилд добродушно рассмеялся.

— Это — одно и то же, сеньор Алекс, поверьте мне. Если ваша Бразилия — не дай бог! — разделится по чьей-то прихоти на два государства, — скажем, по десятой параллели, — станут ли два народа разными?

— Нет, конечно, — хмыкнул Алекс. — Бразильцы этого и не допустят. Война между Севером и Югом у нас ограничивается футбольными баталиями. Ну, еще самбой.

— То же самое и с Россией. Резанули по живому, а у народа никто не спросил. Кирилл мне рассказывал. — Гринфилд на несколько секунд задумался. — Жуткое это зрелище. Один народ, разделенный политиками на три, — там еще есть Белоруссия, если вы о такой слышали.

Алекс вежливо промолчал. Индус, воодушевившись, продолжал:

— Так вот у Веры на родине есть такой обычай — отмечать знакомство шампанским. Или водкой. Но для водки жарковато, не так ли?

— Да, конечно…

— Официант! — Гринфилд откинулся на спинку стула и внезапно стал похож на настоящего магараджу. Не хватало только чалмы с огромным рубином на лбу. — Бутылку «Дом Периньон». Холодного, но не ледяного. Что значит — нет? Так сбегайте и найдите! — В голосе его зазвучал металл. Официант в испуге кивнул — и словно испарился.

— Сейчас, сеньор Алекс, — прищурился индус, — я угадаю, где вы работаете. Наверняка в Голливуде!

— Не трудитесь, мистер Гринфилд, я сам скажу. — Алекс улыбался одним уголком губ. — Я адвокат. Но здесь, в Калифорнии, преподаю восточные единоборства в актерских школах.

— За это хорошо платят? — поинтересовался индус.

— Не очень, — признался бразилец. — Но я не требователен. Довольствуюсь тем, что имею.

— Что-то не верится — при взгляде на вас, — улыбнулся Гринфилд.

— Увы, часть имиджа, — пожал плечами Алекс. — Если бы я выглядел иначе, я не получил бы этой работы.

— Интересно… А почему вы уехали из Бразилии?

Алекс не торопился отвечать. Он медленно отпил шампанского, потом внимательно посмотрел на индуса и поинтересовался:

— Если я откажусь отвечать, то буду вычеркнут из списка друзей Веры?

— Нет, конечно. — Гринфилд в смущении отвел глаза. — Извините меня за назойливость. Надеюсь, ее причины понятны. Кстати, — он мгновенно сменил тему, — мы могли бы с вами встретиться… ну, скажем… завтра? Часа в три? У меня к вам предложение, как к адвокату.

— Если это серьезно — то согласен. Почему бы и нет? — Алекс кивнул и, видимо, о чем-то вспомнив, добавил: — Только не в три. В половине пятого вас устроит?

11 ноября 1996 года. Алгарве, Португалия

«Ситас Импекс. С.А.

Уважаемые Господа!

В связи с печальными событиями последних месяцев, повлекшими за собой значительные кадровые изменения в руководстве вашей Компании, считаю своим долгом напомнить вам о некоторых фактах, имевших место в истории наших финансовых взаимоотношений.

1. В декабре 1991 года между мной, Президентом финансовой группы „Траст оф Гибралтар“ Кирком Фицсиммонсом, и г-ном Кириллом И. Божко, Президентом компании „Ситас Импекс, С.А.“, было подписано кредитное соглашение на сумму 30.000.000 фунтов стерлингов со сроком погашения пять лет. Все детали соглашения вы, безусловно, найдете в вашем архиве.

2. Безупречно выполняя договор в части выплаты процентов по кредитам, ваша компания, однако, до сих пор не выплатила ни одного фунта в счет погашения основной суммы долга.

3. Все эти годы наша группа закрывала глаза на эти нарушения, веря в деловую хватку г-на Божко и зная его безупречную репутацию в финансовых кругах Европы и Ближнего Востока.

4. В связи с новыми, крайне неприятными для всех нас фактами деятельности г-на Божко, а также его гибелью наша группа не может более позволить себе отсрочку платежа по этому кредиту. Кроме того, срок погашения истекает ровно через месяц.

5. Все технические детали выплаты мы могли бы обсудить на встрече, которую считаю целесообразным провести на следующей неделе в удобное для вас время.

6. Надеюсь, что неофициальный характер моего послания послужит знаком доброй воли и стремления к взаимопониманию.

Президент финансовой группы „Траст оф Гибралтар“ Сэр Кирк Р. Фицсиммонс».

18 ноября 1996 года. Москва

Снегопад, начавшийся еще утром, к обеду сменился мелким противным дождем. Снегоуборочная техника, устало повесив ковши, медленно потянулась в свои ангары. Тяжелые тучи висели, казалось, над самыми крышами домов, висели, нанизанные на шпили антенн, как добрые куски мяса на шампурах. Машины, едва набрав скорость, поднимали волны жидкой грязи, заставляя пешеходов жаться к стенам домов и подставлять свои зонты под струи еще более грязной воды, стекающей с крыш. Липкая, зловонная атмосфера обреченности окутала Москву, стерла с лиц улыбки. Радоваться, откровенно говоря, было нечему.

Надежды, связанные с предвыборными обещаниями Президента, не оправдались. Впрочем, никого это и не удивило. Грустные, с отрешенно-сосредоточенными лицами бродили по Москве недавние гегемоны, несколько месяцев не получающие зарплату. Сквозь стекла витрин за ними без всякой надежды во взоре наблюдали продавцы коммерческих магазинов и киосков, оживляясь лишь при появлении сизоносых «постоянных клиентов». У этих все изменения в жизни сводились лишь к смене ценников на бутылках. Смена времен года, общественно-политических формаций и названия страны прошла мимо них. Если что-то и ухудшилось, так это, по их мнению, качество потребляемого спиртного. Зато никаких временных и территориальных ограничений.

Гнетущая безысходность наполнила капилляры мегаполиса, поразив его вирусом тотальной ненависти и страха. «Новые русские» оттягивались в казино и борделях, сорили деньгами, как больной СПИДом миллиардер. Может показаться парадоксальным, но это поддерживало и экономику Москвы, и ее высокий международный имидж города богатого и щедрого.

В самом центре, недалеко от храма Христа Спасителя, величайший ваятель современности (какова современность, таковы и кумиры) заканчивал свой очередной шедевр — вершину кича. Во всем мире не сыскать места менее подходящего для этого чугунного чудовища, порожденного воображением любителя «Хванчкары».