Посмотри на меня — страница 25 из 48

В один из этих бесконечных, похожих один на другой дней Виталию стало страшно по-настоящему. Он вдруг понял, что не знает, как зовут его сына. И не может вспомнить отчества тещи и тестя. Людмила и Степан. А по отчеству? Кажется, Людмила Федоровна или, наоборот, Степан Федорович? Нет, Людмила… Ивановна или Михайловна, точно. И Степан…

Он ни разу не обратился к ним напрямую. Обходился вежливыми «вы» или «не могли бы вы». Как мог забыть? А ребенка как назвали? Неужели Лена сказала, а он не запомнил и просто согласился? Нет, они точно не обсуждали имя. Вот как? У него родился сын, а он не знает, как его зовут. И не знает, как спросить. Во сне ему виделась дочь, а не сын. Он хотел ее позвать, но не помнил имя. Девочка казалась несчастной, одинокой, он хотел к ней подойти, но что-то мешало, останавливало. Будто он не имел права к ней приблизиться. Девочка в его сне упала с качелей и заплакала. Он бросился к ней, но опять его что-то откинуло. Как ее зовут? Он ведь знал, не мог забыть, невозможно. Что-то простое… Лена, Люся, Катя, Света…


– Ну, поздравляю, папаша!

Виталий проснулся от телефонного звонка. Сначала даже не понял, кто звонит. Выпростался из кошмара.

– Спасибо, – ответил он, пытаясь прийти в себя. Мать была нетрезва. Он давно научился определять степень ее опьянения по голосу, по малейшим интонациям. Сейчас – нормально, разговор не затянется, скандал не должна устроить. Не та стадия.

– Ну хоть сделали одолжение родственнички, на крестины позвали! Теща твоя, моя как это… сватья звонила, приглашала, – отчиталась мать с издевкой в голосе.

– Крестины? – Виталий резко встал и потер уши, чтобы проснуться окончательно. – Когда? Сегодня какое число?

– А ты что, не в курсе? Тебя что, папашу, не пригласили? В эту субботу! Приеду обязательно! Надо ж на внучка посмотреть залетного. Имечко, конечно, выбрали ему. Прям под стать отчеству. Валерий Витальевич. Язык сломаешь, пока выговоришь. Валерик – в жопе вареник. И как ты согласился? Ты же мужчина, должен был сам назвать сына. Имел право. Назвал бы Сашей или Сережей. Димой. Столько имен хороших.

– Мне нравится имя, – ответил Виталий, царапая на бумажке «суббота, крестины, Валерий».

Неужели Лена ему звонила, говорила про крестины, а он не помнил? Какие крестины? Это где? В церкви? Зачем? Почему Валерий? Точно Валерик – в жопе вареник. Мало он со своим именем намучился. Дмитрий или Александр, да, лучше, конечно. Красиво. Откуда Валерий взялся?

– А меня ты назвала или мой отец? – спросил Виталий, чтобы отвлечь мать от рассуждений о предстоящем событии.

– Отца твоего, сбежавшего еще до твоего рождения, так звали. Виталиком. Кобелина.

– У меня ведь другое отчество. Я Андреевич. – Виталию вдруг стало страшно. Не плохо, а именно страшно. Мать никогда не рассказывала ему про отца. И бабушка отмалчивалась. Значит, получается, он Виталий Витальевич?

– Да придумала первое попавшееся. Думала, в честь папаши тебя назову, так у него совесть проснется. Не проснулась. Ни копейки лишней не прислал, сволочь. Да какая разница-то? Сначала твой отец, а потом ты мне жизнь сломали. А мать моя, бабка твоя, помогла. Вот так-то. Сказочке конец. А ты – молодец. Удачно женился. Жена вроде есть, а вроде и нет. На всем готовеньком живешь. В папашу своего пошел. Тот тоже погулял, а женился как положено. На квартире и даче. А я – живи как хочешь. Алименты присылал, если я скандалом грозила. По-другому и не выпросишь. Вот сыночек у меня тоже умный вышел – и своя квартирка у него, бабку продавил, и у жены – полон дом. Хорошо тебе заплатили за ребеночка-то. Производитель хоть куда.

– Не приходи на крестины. Не устраивай скандал, – попросил, едва сдерживаясь, Виталий.

– Да не очень-то и хотелось. Я чего звоню-то. Мамке на жизнь подкинь деньжат-то? Мамка работу потеряла. Болела.

– Ты опять пьешь?

– Тебе какое дело? Хочу пью, хочу не пью. Ты обязан мать содержать. Тебе деньги на голову падают. Бабкино имущество поди продал. Так я многого не прошу. Подкинь на житье, и мы в расчете. На крестины не пойду, выпью дома за внучка. А то твоя ненаглядная женушка и теща тоже не обрадуются такой бабушке.

– Ты меня сейчас шантажируешь?

– Конечно, – усмехнулась мать, – а как с тобой иначе? С вами, мужиками, по-другому нельзя.

Виталий в тот же вечер завез матери деньги. Засунул конверт в щель под входной дверью, позвонил и сбежал по лестнице, чтобы даже не видеть. Но слышал, что она вышла, явно уже пьяная. Дернула дверь, выругалась, потом расхохоталась.

– Ну гуляем! Сучонок мой совсем обосрался от страха! Привез денег! – объявила она куда-то в глубь квартиры.

– Так мотнись за водкой-то! – крикнул ей в ответ мужской голос.

– Сам мотнись! Совсем оборзел! Я бабки достала, – рявкнула мать.

Ночью Виталий спал плохо. Мучился, что забыл что-то очень важное и никак не мог вспомнить. Прокручивал в полудреме весь тот день. Сначала работал, мать позвонила, денег требовала, он поехал, отвез. Но было еще… То, что не давало ему покоя.

Он проснулся от телефонного звонка.

– Ты не забыл про крестины? – Звонила сама Лена, а не, как обычно, теща.

– Не забыл, конечно. Буду, – ответил Виталий, тут же вспомнив, что его мучило все это время.

– Крестная мать – тетя Света, мамина давняя подруга, а крестный отец – дядя Андрей, с папиной стороны. Запомни, пожалуйста, – строго сказала Лена.

– Почему не с нашей? – спросил Виталий из вежливости. Ему было наплевать.

– Потому что у тебя нет друзей, а у меня нет подруг, которые могут стать крестными. Что непонятного? Тетя Света всегда помогает, ее муж – генерал, очень влиятельный. Они такие подарки на рождение подарили, ты не представляешь! Дядя Андрей в Министерстве обороны. Они с папой с училища дружат, служили вместе.

– Да, я понимаю, – ответил Виталий, стараясь не вызвать раздражение Лены.

– Лишь бы Лерик не расплакался. Он температурит, животик болит часто, но мама говорит, после крестин лучше будет. Надо было раньше собраться, да все никак. – Лена была явно на взводе.

– Лерик? Ты зовешь его Лерик? Почему? – У Виталия внутри что-то гулко ухнуло в желудок, закрутило до рези.

Он вспомнил себя, Викусика. Почему это должно повторяться вот так, неожиданно? Откуда взялся Лерик? Лера – девочка. Зачем вообще такие бесполые имена давать детям? Он прекрасно помнил свою соседку по лестничной клетке. Александра. Ее все звали Шурик. И это было, пожалуй, хуже Викусика.

– Ой, да как мы его только не зовем! Он такой сладкий. Мама его бархоткой называет, потому что кожа бархатная. А папа Васьком. Говорит, типичный Васек. Да я же спрашивала! Ты сказал, чтобы я сама решала, какое имя дать. Забыл, что ли? Заработался? Мы в честь деда назвали. Моего. Про твоих-то я ничего не знаю. А Валерий Витальевич очень красиво звучит. Всем нравится. И тетя Света, и дядя Андрей одобрили. И при крещении переименовывать не придется. Есть такой святой Валерий. Ты чего вдруг? Мы же давно все решили.

– Да, конечно, прости. Я помню, – сказал Виталий, хотя готов был поклясться, что не помнил разговора о том, как назвать сына. Или у него действительно стали случаться провалы в памяти.

– Я хотела спросить, а мама твоя придет? – осторожно уточнила Лена. – Мы ее пригласили, конечно. Так ведь положено. Бабушка все же. Но я волнуюсь. Понимаешь, тетя Света и дядя Андрей… Просто не хочется неприятностей… Они люди консервативные… Папа зал в ресторане заказал, чтобы отметить крестины. Ты не пойми неправильно. Просто чтобы знать, сколько людей будет.

– Нет, она не придет и не устроит скандал, если ты об этом. И вам не будет стыдно перед тетей Светой и дядей Андреем.

– Хорошо, – Лена ответила слишком радостно.

– Мне заранее приехать или сразу в церковь? – уточнил он.

– Лучше сразу в церковь. Или, если хочешь, уже в ресторан. На крещении родители не нужны, только крестные. Ну ладно, пока. Столько еще дел.

Виталий положил трубку и завел будильник. Еще бабушкин, старый, с механическим заводом, трезвонивший на весь дом. Лег, но уснуть не мог. Ему отчаянно хотелось, чтобы и мать, и бабушка, и другие родственники были рядом с его сыном в этот день. Как положено в нормальных семьях. Хотя бы мать, раз больше никого не осталось с «его стороны». И мать, ставшая бабушкой, начнет обсуждать со сватьей колики, святую воду, которой нужно побрызгать на младенца в случае температуры или слез без причины, необходимость покупки прогулочной коляски – мальчик так быстро растет.

Ему хотелось, чтобы мать была бабушкой для своего внука. Обычной. Такой, как положено, как принято – заполошной, «переживательной», «на нервах», как говорила про свою мать Лена. С пирожками, дурацкими подарками и гостинцами для внука. Нет, не так. Для «внучка». Виталий вдруг вспомнил, как говорила бабушка – иногда плохие матери становятся самыми лучшими бабушками. И ему хотелось, чтобы его мать стала такой, пусть не лучшей, а просто бабушкой. Второй. У всех детей должны быть два дедушки и две бабушки, разве нет?

Виталий понимал, что этого никогда не случится. Понимали это и Лена, и теща, и тесть. Даже шанса не давали. Да и матери этот шанс был не нужен. Она ведь так и не видела внука.

На крестины, к облегчению Лены и тещи, мать не явилась. Виталий пришел в церковь, но чувствовал себя таким же ненужным и бессмысленным, непричастным и лишним, как и во дворе роддома. Все повторялось с каким-то странным, бессмысленным и страшным постоянством, как в колесе обозрения, из которого невозможно выбраться, пока оно не закончит свой медленный, унылый круг. Викусик-Лерик. Посторонние, чужие люди. Нужно стоять там, а не здесь. Вести себя определенным образом. Улыбаться, креститься. Виталий не умел ни того ни другого. Да и не хотел. Он вышел из церкви и закурил.

– Нельзя здесь! – рявкнула на него проходящая мимо женщина.

– А где можно? – уточнил Виталий.

– За воротами. – Женщина посмотрела на него, будто он совершил святотатство.