– Велга, вернись!
Но она ни разу не обернулась, ни разу не усомнилась. Она забыла о поцелуе на реке, о Галке на кровавых маках, даже о беспомощном Кастусе. Всё, что она помнила, это серебристый клинок и взгляд мертвеца. И тот мертвец следовал за ней по пятам, даже если остался далеко позади. И она не могла остановиться, пока не окажется на другом конце света. На одной земле им нет места рядом.
Мишка выбился из сил, начал спотыкаться и падать. У Велги и самой кололо в боку, но она подняла его – уже слишком тяжёлого, чтобы носить на руках, – и пошла быстрым шагом. Она не знала, откуда хватало сил. Она не размышляла и не думала. Просто шла по маковому полю, через овраги и холмы, через редкие перелески и берёзовые рощи, пока не заметила далёкие белеющие стены монастыря. На Трёх Холмах, где когда-то полегли тысячи людей и сотни чародеев, монастырей было больше, чем людей.
Уже занимался рассвет, и ноги сбились в кровь, а Велга всё шла и не чувствовала боли. Она остановилась только у ворот и упала на землю, выпустив наконец щенка из рук.
– Кто там? – раздалось в ответ на её робкий стук.
– Вильха, – пропищала она. – Меня зовут Вильха. Пожалуйста, помогите. Я… на меня напали.
Старушечка в чёрной рясе, закутанная в платок так, что на виду остались только глаза и нос, выглянула из-за ворот. Велга сидела перед ней на коленях, точно читая молитву.
– С псиной в дом Создателя нельзя.
– Он же маленький.
– Низ-зя, – недовольно повторила старушечка.
И тогда Велга разрыдалась. Она упала без сил, прижимая к себе Мишку онемевшими руками, и тот взволнованно принялся лизать ей подбородок.
Рядом со старушкой появилась молодая девчонка, кажется, даже младше Велги. Она тоже была вся в чёрном и волосы прятала под таким же огромным платом.
– Ты чего? – спросила она.
– На меня… я…
– Ох, горе луковое, – вскинула руки девчонка.
Ворота приоткрылись чуть шире, и монахини вышли наружу. Они встали по бокам от Велги, склонились ниже, разглядывая, точно зверюшку.
– Надо её пропустить, – сказала жалостливо девчонка.
– С псиной нельзя. От Аберу-Окиа тварь. Тёмная, бездушная…
– Ничего она… не… я в саду видела, – всхлипнула Велга, но, кажется, её никто не услышал, и она уткнулась в загривок Мишке, вытирая о него сопливый нос.
А он пыхтел немного устало, точно это он тащил её по полям и холмам.
– Так, может, в сторожку?
– Там Белозерские…
Велга вскинула голову, заслышав знакомое имя.
Безумная ожившая старуха сказала, что князь убил Воронов ради Велги. Он искал её.
– Белозерские? Матеуш здесь?..
– Какой ещё Матеуш? – вытянулось от удивления лицо старухи. – Там этот… Хотьжер.
Кажется, среди Белозерских никогда никого так не называли. Не княжеское имя.
– Князь Матеуш Белозерский, – повторила она робко. – Он здесь?
– Князь?! – хохотнула старушечка, и её суровое лицо совершенно преобразилось. – Что ты, девонька? Откуда здесь взяться князю? Он даже когда заезжает помолиться, так не сюда, а в соседний монастырь. А это люди его, Белозерские. Князь же тут, на Трёх Холмах вырос. Его матушка привезла лечиться на святую землю…
Как сильно нужно было ненавидеть своего ребёнка, чтобы оставить на залитой кровью земле Трёх Холмов? Там и храмы-то строили только ради того, чтобы удержать всю дрянь, что не гнила в земле и рвалась наружу.
Велга растерянно смотрела перед собой, пока монахини не подхватили её под локти и не подняли на ноги.
– Пойдём, раз не расстаёшься со своей псиной, – с удивительно ворчливой заботой произнесла старушечка, – отведём тебя к Тихону. Он у нас за сторожку отвечает. А то и нам, бабам, порой нужна какая подмога. Хотя мы тут, знаешь ли, много чего…
– Ага. И без мужиков справляемся, – с гордостью подхватила девчонка. – Но дед Тихон и вправду помогает.
Они пошли от больших резных ворот вдоль длинной белокаменной стены. Велга невольно окинула взглядом поля, выискивая алое на зелёном. Как далеко она ушла от Воронов? И надолго ли?
Опухшие от слёз и недосыпа глаза резало от яркого света, и Велга подслеповато щурилась. Она шла за монахинями и не выпускала из рук Мишку. Вдруг отнимут?
– А ты откуда такая? – спросила её девчонка.
– Я… Вильха, – повторила она потерянно.
– Это я поняла, – улыбнулась девчонка, морща веснушчатый нос. – А откуда? За тобой словно бесы гнались, – она усмехнулась собственной шутке и вдруг осеклась. – Погодь. Что, правда гнались? Здесь, на Трёх Холмах, порой такое творится…
Она осенила себя священным знамением, а Велга смогла только помотать головой.
– Не трогай её, – махнула рукой старушечка. – Не видишь, что ли? Плохо ей.
Они привели её в сторожку, стоявшую у других ворот, поменьше. От сторожки к узкой извилистой речке вела вытоптанная, так и манящая к воде тропинка. Мишка на руках заёрзал, и Велга неохотно опустила его на землю. Щенок спустился к воде, а она потянулась было следом. Сердце забилось быстрее. Вдруг опять упадёт…
– Куда? – позвала старушечка. – Пришли.
И она громко постучала в дверь.
Велга оглянулась, но Мишка, выпятив хвост, осторожно стоял на берегу и лакал воду прямо между кувшинками.
– Да что так рано? – раздалось из сторожки.
Дверь распахнулась, и наружу показался взъерошенный седой дед в неподпоясанной рубахе.
– Какое ж это рано? – возмутилась старушечка. – Солнце уже поднялось. Создатель велит трудиться.
– Тебе велит? Мне он ничего такого не говорил.
– Ух, не греши…
– Да озарит Создатель твой путь, дед Тихон, – заискивающим голоском проговорила девчонка. – А мы гостью к тебе привели.
– Ещё одну?! У меня семеро по лавкам.
Велга отвела напряжённый взгляд от Мишки и оглянулась на Тихона.
– Да озарит Создатель твой путь, дедушка, – произнесла она.
Тот оглядел её с головы до ног и прищурился.
– Да не опалит он тебя.
– Разреши мне у тебя отдохнуть? Я ненадолго. Не стану обузой. Переведу дух и дальше пойду. Мне в монастырь нельзя.
– Это ещё почему? Ты что, проклятая какая?
Будто бы и проклятая…
– Со мной щенок. Я за него в ответе. А девочки говорят, нельзя с собаками в монастырь.
Старушечка неожиданно расцвела в улыбке оттого, что её назвали девочкой.
– Ну так, – развела она руками от смущения. – Правила…
Из избы выглянули два юноши в серой одежде стражей. Велга вмиг признала серебристую рыбью чешую на их фибулах. На Трёх Холмах после смены власти правили Белозерские. Их люди. Не соврали монахини.
– Как тебя хоть звать? – со вздохом спросил дед Тихон.
Мишка за спиной Велги так громко лакал из реки, что тяжёлая от недосыпа голова начала раскалываться.
– Велга, – вздохнула морщась она и вдруг запнулась, посмотрела на монахинь, на деда.
Кажется, никто из них не понял.
– Велга? – переспросил один из Белозерских.
Невольно она попятилась. И в голове закрутились пугающие, беспокойные вести, что она услышала. Матеуш искал её. Ради неё Матеуш напал на Воронов. Не послал в погоню других убийц. Не велел скренорским наёмникам схватить её. Нет, он со своими людьми уничтожил тех, кто виновен в смерти её родных.
Юноши переглянулись.
– Рыжая, – пробормотал один, кивая в её сторону. – Невысокая. Как и говорили.
– Велга Буривой, – неожиданно громко для самой себя выкрикнула она. – Меня зовут Велга Буривой, я дочь Кажимежа Буривоя из Старгорода. И я прошу… велю вам отвести меня к мужу моей тёти, князю Матеушу Белозерскому.
Она застыла, не зная, чего ожидать. И остальные тоже недоумённо переглядывались молча.
– Велга? Которая погибла? – пробормотала старушечка.
Велга просто пожала плечами в ответ.
– И ожила?! – схватилась за щёки девчонка.
– Нет, – пролепетала Велга, но её уже никто не слушал.
– Господица! – воскликнули белозерские.
– Чудо! – вскинул руки к небу дед Тихон.
И все заголосили каждый о своём. А Велгу и Мишку подхватили на руки, точно наиценнейшие сокровища, и потащили в сторожку.
– Господица, а мы же с ног сбились, – широко улыбаясь, заглянул ей в лицо белозерский. – Князь за вами послал. Велел не возвращаться, пока всё кверху дном не поднимем. Я Хотьжер, сын Млада Калины. Мы виделись порой на службе в храме.
– Я не…
– А мы так плакали, господица Велга, – причитала старушечка. – Так плакали, когда про вас услышали. Столько служб за упокой вас и ваших батюшки с матушкой и маленького Константина отслужили. Горе-то какое.
– И князь велел этих душегубов на колья, – перебил второй белозерский. – Да только там одна ребятня малая да старуха немощная. И князь растерялся, а она ка-ак заколдует…
Велга вертела головой по сторонам и ничего не понимала.
– Скажите, где найти князя Матеуша. Он муж моей тёти…
– Так князь сам послал тебя искать повсюду, господица. После того как тебя похитили, в городе бунт поднялся. Народ испугался, что Буривоев всех вырезали. Заподозрили Белозерских.
– Что?
– Все говорят, будто Буривоев убили Вороны. А князь возмутился, говорит, я с Буривоями породнился, вот им войну и объявил, выслеживает их по всей земле, выжигает. И тебя ищет. Князь и решил помиловать всех Буривоев и вернуть княжеское имя.
– Княжеское, – повторила, едва шевеля губами, Велга, привыкая к необычному звучанию, такому желанному и сладкому прежде, такому горькому, хрустящему теперь золой на зубах.
Глупая девочка из дворца, окружённого яблоневым садом, мечтала стать княжной. Она грезила о том, чтобы вернуть былую славу рода, она желала не самой гнуть спину перед князем Белозерским, а чтобы перед ней склонялись с уважением.
Но девушка, сидевшая в сторожке у монастыря, потеряла и имя, и былую спесь, и старые девичьи мечты. Её нарекли Ольхой – надрубленной, истекающей алой кровью. И от прошлого ничего не осталось. Но…
– Мне нужна помощь, – проговорила Велга, нерешительно взглянув на белозерских. – Мой брат в плену у Воронов.