– О чем ты, черт возьми, говоришь?
– Вадим всегда тебе завидовал, – говорит Лера мрачно. – Тому, что тебе все давалось легко: что ты запросто мог познакомиться с понравившейся девчонкой, что мог на отлично написать контрольную, не готовясь к ней, что, не посещая тренировки, мог выйти на лед или баскетбольную площадку и стать первой звездой школьного матча. А еще тому, что ты понравился мне.
– Что? – недоуменно спрашиваю я.
– Я познакомилась с Вадиком на тренировке по хоккею, – бесцветным голосом говорит девушка, смотря куда-то в сторону, словно окунается в воспоминания. – Я привела туда маленького брата, который толком на коньках стоять не мог, Вадик помог ему – взял под свою опеку, объяснил азы. Поэтому, когда он пригласил меня погулять, я согласилась: я была благодарна ему. И ничего больше.
– И из благодарности ты таскалась с ним почти два месяца? – язвительно уточняю я, не в силах поверить в ее версию произошедшего.
– Дурак! – запальчиво бросает Лера. – Ты так ничего и не понял!
Прежде чем я успеваю ее остановить, девчонка отворачивается от меня и убегает.
Глава 21
– Ну, давайте, ребята! – громко подбадриваю свой отряд, изо всех сил стараясь показать мальчишкам, что я с ними. – Остался последний круг! Поднажмите.
Сегодня после тихого часа мы сдаем спортивные нормативы. Бег, эстафета, прыжки в длину, метание диска, скакалка – результаты каждого человека в отряде идут в общий зачет, согласно которому будут начисляться очки в общую копилку. Несмотря на то что у девчонок нормативы значительно ниже, мы, как правило, выигрываем по итогу. Но в этом году я уже и не знаю, чего ожидать от других отрядов, поэтому парней готовлю со всей ответственностью. Тут даже секунда и лишний сантиметр могут сыграть ключевую роль.
– Отлично! – сложив ладони в форме рупора, кричу мальчишкам, которые в это мгновение пересекают финиш. – Горжусь вами, парни.
– Ты сегодня поразительно активный, – замечает Паша, развалившись на скамейке позади меня. – После завтрака ходил мрачнее тучи, а теперь прямо излучаешь позитив.
– Ну, кому-то же надо быть позитивным и активным, раз ты и Матвей ни на что не годитесь, – парирую я.
– Кстати о нем, не знаешь, куда пропал?
– Не знаю, – цежу сквозь зубы, отгоняя тут же возникшие в воображении картины его возможного досуга с Лерой. – И знать не хочу.
– У вас какие-то терки? – удивленно спрашивает Паша.
– Слушай, тему давай сменим?
– Опять из-за хорошенькой вожатой у тебя крышу сносит, что ли? – не унимается приятель. – Мне вчера показалось, что у вас с ней все на мази.
– Между нами ничего нет, – отрезаю я раздраженно.
– Странно, ты же с нее глаз не сводил весь вечер. – Паша разводит руками. – Извини, друг, но это очевидно. И, кстати, не только я заметил.
Стискиваю челюсти, чтобы не дать вырваться наружу смачному ругательству. Не очень приятно осознавать, что я сделал из себя посмешище на глазах стольких людей. Ненавижу это. Ненавижу ее.
– Между нами ничего нет. Точка, – чеканю я, но не удерживаюсь от импульсивного жеста – пинаю носком кроссовка жестяную урну.
– Эй, полегче, – изумленно бормочет Паша, морщась от неприятного грохота. – Как скажешь, бро. Успокойся только.
– Я спокоен, – огрызаюсь тоном, удаленным от «спокойствия» на миллион световых лет. Ответом мне служит скептический взгляд, который я игнорирую.
К счастью, Паша больше не лезет ко мне с расспросами и предположениями, поэтому я вновь возвращаюсь к своей миссии на остаток дня – забить на Александрову и Матвея и сосредоточиться на успехах отряда. Получается у меня паршиво, и из-за этого я злюсь еще сильнее. Что, твою мать, она имела в виду, когда сказала, что Вадик пытался ее изнасиловать? Он не мог! Они же встречались! Он сам мне говорил. И я его хорошо знаю – он же совершенно безобидный. Или нет?
Да, я не могу вспомнить ни одного раза, чтобы они целовались, но я точно помню, что рука Вадика часто лежала на ее талии, а смотрел он на нее глазами, абсолютно одуревшими от любви. И если ей это все не нравилось, то зачем тогда она таскалась с ним все это время? Дикое предположение, что я мог нравиться ей пять лет назад, я даже не хочу воспринимать всерьез. Это просто еще одна из ее игр, а с меня хватит. Пусть делает мозг Матвею. Ну, или кому она там еще его выносит.
Оставив Пашу чилить на лавочке, иду к Ване, который заносит время забега моих парнишек в специальный журнал.
– Мы в норме? – спрашиваю я у физрука.
– Да. Неплохо пробежали, – подтверждает он. – Скакалку проигрываете.
– Кому?
– Профессиональная тайна, – усмехается Ваня, закрывая перед моим носом журнал. – Узнаешь, когда очки распределим с советом.
Я сейчас так взвинчен, что едва удерживаюсь, чтобы не нагрубить ему. Но тут в поле моего зрения попадает сладкая парочка – Волков идет на стадион вместе с Ларисой. И выглядят они при этом как Барби и Кен, которые едва могут оторвать друг от друга пластиковые руки и глаза. Издеваются надо мной, что ли? Или у них с Александровой шведская семья на троих?
Позабыв про физрука, которому мне еще мгновение назад хотелось вмазать, я быстрым шагом направляюсь к ним. Матвей мне должен хотя бы за то, что вчера я вышиб его из игры в баскетбол и избавил от неприятностей, которые точно у него были бы, если бы он продолжил пьяным шататься по лагерю. Поэтому церемониться я не собираюсь.
– На два слова, – без предисловия бросаю Волкову, глядя прямо в глаза.
– Что горит? – с ухмылкой спрашивает он.
– Разговор есть.
Он подмигивает Ларисе, которая с опаской поглядывает на меня, явно почувствовав мой воинственный настрой, и говорит:
– Давай, детка. Я через пять минут к тебе присоединюсь.
Когда девица оставляет нас наедине, я сразу приступаю к делу:
– Что у тебя с Александровой?
Матвей непонимающе разводит руками:
– А что у меня с ней?
– Вот этого только не надо! – взрываюсь я. – Я видел вас за столовой.
На мгновение приятель хмурится, словно пытается понять, о чем я говорю, потом его лицо приобретает виноватый вид.
– Слушай, я обещал никому не говорить, но у девчонки какие-то проблемы, – прямо говорит Матвей. – И серьезные. Она плакала в одиночестве, я просто оказался рядом и поддержал ее.
– Какие проблемы? – напираю я.
– Это ты у нее спроси, вы же вроде поладили с ней.
– Ни черта мы не поладили, – огрызаюсь я, нервно ероша волосы. – И я видел, что вы обнимались.
– Ну а как ты предлагаешь утешать девчонку, которая плачет навзрыд? – он скептически приподнимает брови, словно я не понимаю очевидного. – Разумеется, я ее обнял.
Возмущение Матвея настолько реальное, что у меня почти не остается сомнений: он говорит правду.
– То есть ты с ней… – Испытывая непривычную неловкость, я пытливо всматриваюсь в лицо Матвея. – Нет ничего?
– Я тебе говорил уже, что нет. Я же типа с Ларисой встречаюсь, – говорит он спокойно, но потом не удерживается от усмешки. – А ты, я смотрю, на Леру конкретно запал.
Хочется показать ему средний палец за подкол, но это невежливо – в конце концов, Матвей только что снял огромный груз с моих плеч. Осталось лишь разобраться, кто достает Леру настолько, что она так расстраивается. И, наверное, опять перед ней извиниться.
Глава 22
На полпути к домику первого отряда меня перехватывает директор лагеря Дмитрий Сергеевич, который неспешно прогуливается по территории, пряча голову от солнца под бессменной ковбойской шляпой. Я здороваюсь с ним, собираясь пройти мимо, но он замедляет шаг, и я вынужден сделать то же самое.
– Ну, как дела, Кирилл? – раскатисто басит старик.
– Все отлично, Дмитрий Сергеевич, – бодро рапортую я.
– Слышал от Леры, что вы с ней день самоуправления задумали, – говорит он, но по его тону невозможно понять, доволен он этим фактом или нет.
– Да, было бы здорово, мне кажется, – отвечаю осторожно. – Ребята от этой идеи были бы в восторге.
Он задумчиво трет подбородок.
– А вы против? – уточняю я, когда пауза затягивается.
– Не против, – отвечает Панин. – И я рад, что ты помог Лере освоиться в «Синичке». Она очень тепло о тебе отзывалась.
– Правда? – успеваю выпалить я прежде, чем смущенно замолкаю.
Это риторический вопрос, и я не жду на него ответа, но старик продолжает:
– Ты племянницу мою не обижай. Ей и так в последнее время нелегко пришлось.
– Не буду, – отчаянно краснея, бормочу я.
Дмитрий Сергеевич прячет руки в карманы джинсов и монотонно раскачивается на пятках. Создается ощущение, что он хочет сказать что-то еще, но неловко молчит.
– Я пойду тогда?
– И не влюбляйся в нее, – вдруг выпаливает старик. – Она девочка видная, но в августе вернется к себе домой. Живет она, как ты понимаешь, не в столице. Ни к чему вам обоим создавать друг другу сложности.
– Сложности? – непонимающе повторяю я.
– Знаешь ты все, – устало вздохнув, говорит Панин. – Разбитые сердца никого не красят. Ты хороший мальчик, но Лера – она не для тебя.
– С чего вы взяли…
– Кирилл, избавь меня от этого, ладно? – перебивает меня Дмитрий Сергеевич. – Может, я и старый, но глаза у меня есть. Все я про вас с самого начала понял. Еще в кабинете, когда вы «знакомились». Но вам обоим будет лучше, если дальше дружбы дело не зайдет. Ты сейчас можешь сказать, что это не мое дело, и будешь прав. Но Лера – моя племянница. Ближе ее и ее мамы у меня никого нет, поэтому я считаю своим долгом предостеречь вас обоих.
– Ей вы тоже это сказали? – спрашиваю я, ощущая прилив раздражения.
– Она сама все понимает.
– Послушайте, Дмитрий Сергеевич, – говорю я, тщательно подбирая слова. – Я вам действительно скажу, что происходящее между мной и Лерой – наше с ней личное дело. Вряд ли ваши предостережения здесь уместны.
– Но не озвучить их я не мог, – с внезапной грустью говорит старик. – Береги себя, мой мальчик.