– Мне неинтересны инвестиции в «Синичку», – перебивает он бесцеремонно.
– Тогда зачем я здесь? – спрашиваю растерянно.
Молчание затягивается. Мне кажется, что в этот момент Гордеев использует молчание как оружие. У него на руках все карты, он владеет информацией, о которой я могу лишь догадываться, и он использует ее, чтобы ослабить меня. И вот он сидит по ту сторону стола, в высшей степени раскованный, холодный и бесконечно самоуверенный, а я мучаюсь от неизвестности.
Я вдруг с тоской думаю, что этот обед ни к чему нас не приведет, только разбередит старые раны, которые уже начали освобождаться от корки времени и снова причиняют боль. Надо это прекращать. Этот обед, как и мое обращение к Кириллу Гордееву, был ошибкой. О чем я только думала, соглашаясь на эту встречу? Очевидно, что все, что его интересует, – это мое унижение. Ничем иным я не могу объяснить его поведение и явное пренебрежение к моим словам.
Положив на стол вилку и отодвинув от себя салат, к которому так и не притронулась, я спокойно произношу:
– Я, наверное, пойду.
– Сядь.
Он даже не повышает голоса, но отчего-то у меня по спине бежит холодок, и я так и не решаюсь подняться на ноги.
– Сначала мы поедим. Потом поговорим. Это ясно? – спрашивает он с нажимом. – У меня было чертовски непростое утро. Не усложняй еще и ты.
Мне приходится проглотить обиду и согласиться на его условия. К тому же, когда я начинаю есть, я понимаю, что голодна и что еда здесь действительно божественная.
– Итак, – начинает Кирилл, когда обед подходит к концу и официант ставит перед нами две маленькие чашечки эспрессо.
– По телефону ты сказал, что в моих интересах прийти на этот обед, – беру инициативу в свои руки.
– Именно так я и сказал.
– В чем заключается мой интерес?
– Я заплачу долги Панина за «Синичку».
– А взамен?
Он вдруг усмехается. Это первое появление настоящих эмоций с момента, как он зашел в ресторан. И почему-то это пугает меня еще больше.
– А взамен я получу тебя.
Кровь волной приливает к щекам, и на мгновение у меня создается ощущение, что зал ресторана перед моими глазами начинает качаться из стороны в сторону.
– Прошу прощения?
– Ты все слышала, – жестокие слова звучат с холодной непреклонностью.
– Что это значит?
– Это значит, что ты вернешь мне три недели, которые когда-то обещала.
– Верну в каком смысле? – Мой голос дрожит, а кончики пальцев на руках холодеют от паршивого предчувствия. – Насколько я знаю, машину времени еще не изобрели.
– Вернешь именно в том смысле, о котором ты думаешь.
– Это же несерьезно? Как ты можешь предлагать мне такое?
– Обыкновенно. Я только что это сделал.
В тяжелом взгляде, которым он меня пронзает, читаются сила и безжалостная решимость, которая заставляет меня особенно остро почувствовать уязвимость перед этим человеком.
– Ты… ты хочешь, чтобы я спала с тобой? – Нелепость этого предложения потрясает меня.
Кирилл потрясающе красив и столь же потрясающе богат. Найдется миллион женщин, которые без колебания разделят с ним постель. Зачем ему нужна я? Иначе как запоздалым актом мести объяснить все это я не могу.
– Я не продумывал программу развлечений, но постель точно не является в ней приоритетной. Мне от тебя нужно согласие провести в Москве три недели. Это все, что тебе нужно знать.
– Я живой человек, а не твоя персональная кукла.
– Не драматизируй.
– Не драматизируй? – повторяю ошарашенно. – Ты только что предложил мне на три недели стать твоей личной шлюхой.
– Оставив за тобой право выбора.
– Это несправедливо! – с растущей безысходностью возражаю я.
– Жизнь не всегда справедлива. – Его серые глаза прожигают меня насквозь. – Но всему есть своя цена.
– Я не продаюсь, – бросаю в сердцах.
– Тогда нам больше не о чем говорить и ты можешь встать и уйти. – Он равнодушно пожимает плечами, словно его это вообще не заботит. – Но давай сразу обозначим: если ты это сделаешь, о моей помощи Панину можешь забыть.
В растрепанных чувствах я отвожу глаза от Кирилла и смотрю в окно. Там, за стеклом, ключом бьет жизнь: люди спешат по делам, разговаривают, смеются, а мир вокруг меня будто замер, остановился в ожидании решения, от которого зависит моя дальнейшая жизнь. Смогу ли я встать и уйти, зная, что из-за моего выбора пострадает дядя, который всегда оберегал и поддерживал меня? Но, господи, если я приму это дикое предложение, выживу ли я сама?
Глава 5
Кирилл выразительно смотрит на часы и небрежным наклоном головы подзывает официанта, чтобы закрыть счет. И пусть на словах он меня не торопит, каким-то шестым чувством я ощущаю его внутреннее нетерпение. Все-таки когда-то мы были очень близки, и даже прошедшие годы не смогли полностью перечеркнуть это.
Важно ли ему, чтобы я согласилась? Может быть, он просто проверяет меня, и если я сейчас скажу, что готова выполнить его условие и на три недели превратиться в его игрушку, то просто рассмеется мне в лицо и тем самым будет отмщен?
Месть. Я произношу это слово про себя несколько раз, чтобы не упустить из виду главный мотив происходящего. Конечно, он хочет мстить. И нет, я это чувствую, он не шутит. «Три недели, которые ты мне обещала», – четкий посыл, четкий срок, никаких сантиментов. Он просто забирает долг. По истечении отмеренного времени он уйдет, а я вернусь домой собирать те осколки, которые останутся от меня после его эксперимента.
– Итак. – Одно короткое слово, которым Гордеев как бы говорит мне, что время на размышления вышло, оголенными проводами бьет по напряженным нервам.
Больше всего на свете мне хочется выйти из-за стола и из этого ресторана, не сказав ему ни слова, показав тем самым, с каким презрением я отношусь к его ультиматуму. Вопрос лишь в том, хватит ли мне на это смелости. Или глупости.
Чтобы дать себе еще одну маленькую передышку, я беру в руки чашечку кофе. Подношу к губам, медленно пью, осознавая, что никогда еще прежде каждый глоток не давался мне с таким трудом.
Все это время Кирилл не сводит с меня изучающего взгляда. О чем он думает? Что видит? Понимает, насколько некомфортно я чувствую себя в его присутствии? Чувствует, как близка я к краю?
Желание сбежать в эту секунду достигает своего апогея, а груз ответственности, который я собираюсь на себя взвалить, вообще кажется мне неподъемным. Но потом я вспоминаю, к каким последствиям приведет моя слабость, и жизненные приоритеты встают на место.
– Я согласна.
Он медленно кивает. Не смеется. Не злорадствует. Не торжествует. Ведет себя так, словно ничего особенного не происходит и мы просто обсудили с ним прогноз погоды на предстоящую неделю.
– Насколько согласна? – Он вопросительно приподнимает бровь.
– Не понимаю…
– Это простой вопрос, – говорит он спокойно. – На что ты готова?
– На все. Я готова на все, что бы ты ни попросил за это.
На мгновение мне кажется, что на его лице я замечаю тень удовлетворения, но уже в следующую секунду оно приобретает привычное непроницаемое выражение.
– Тогда я хотел бы тебя кое о чем предупредить. – Он делает паузу, чтобы подчеркнуть значимость следующих слов. – Это устное соглашение я воспринимаю очень серьезно. Обратного пути для тебя не предусмотрено. Ты берешь на себя обязательства по доброй воле, и я заставлю тебя соблюдать их, даже если завтра ты передумаешь. Это ясно?
Мой язык прилипает к нёбу, в животе скручивается тугой узел, по спине ползут мурашки страха.
Что он ждет от меня? Кирилл из прошлого никогда бы не сделал ничего против моей воли, а этот новый допускает возможность играть человеческой жизнью по своему усмотрению. Если его цель отомстить мне вполне понятна, то методы, которые он может для этого использовать, для меня остаются загадкой. Он скажет мне спать с ним? Может быть, у него появились какие-то предпочтения в сексе, о которых мне предстоит узнать? А если я чего-то не умею? Я вдруг совершенно невпопад думаю о том, что за эти годы он наверняка привык к девушкам совсем другого сорта: ухоженным, изысканным, может быть, обладающим какими-то особыми талантами в постели, которые мне недоступны. Пять лет назад мне бы в голову не пришло сравнивать себя с другими, а сейчас я заранее кажусь себе оборванкой в окружении потенциальных топ-моделей. В те дни, что мы провели вместе с Кириллом в «Синичке», я не знала страха, любила собственное тело, наслаждалась новым миром сексуальных открытий, который показал мне человек, сидящий напротив. Сейчас все не так. Время жестоко посмеялось над каждой надеждой, каждой мечтой, каждой привязанностью. А вместе с ними вдребезги разбилась и моя уверенность в себе.
– Ясно, – произношу тихо. – Я не собиралась обманывать тебя.
– Тогда пошли.
Я послушно поднимаюсь со стула и на негнущихся ногах иду с Кириллом к выходу из ресторана. В желудке свинцовая тяжесть. От нервного напряжения шумит в ушах. Попрощавшись с администратором Кариной, Гордеев открывает дверь, галантно пропуская меня вперед, но я замираю на пороге в нерешительности.
– Я сейчас, – бормочу смущенно, избегая направленного на меня цепкого взгляда.
– Все свое носишь с собой? – иронично уточняет Кирилл, когда я через пару десятков секунд возвращаюсь к нему, держа в руках дорожную сумку. – Как удобно.
– До того, как ты позвонил, я успела выехать из гостиницы и почти купила билет на «Аэроэкспресс», – к собственному разочарованию, мой голос звучит обиженно и возмущенно.
– Видишь, жизнь полна сюрпризов, – замечает он задумчиво и протягивает руку, чтобы перехватить у меня сумку.
– И что теперь? – Когда мы выходим на улицу и мою спину перестает сверлить любопытный взгляд Карины, я решаюсь на этот вопрос.
– Я отвезу тебя туда, где ты будешь жить ближайшие три недели.
– В тюрьму? – слетает с моих губ едкое замечание.
– Почти. – Он насмешливо щурится. – Очень комфортную, ра