– Это сложный вопрос. Я не знаю.
– Но он взял тебя с собой на регату.
– Да. И… – замолкаю, потому что не знаю, что именно я могу рассказать Кате.
Как-то мы не обсудили с Гордеевым конфиденциальность нашего соглашения. С другой стороны, она моя единственная подруга. С кем как не с ней я могу поделиться?
– И? – Катя пытливо вглядывается в мое лицо. – Говори давай, иначе я прямо сейчас позвоню Гордееву и буду пытать его.
– Я живу у него в квартире.
Тут же жалею о своей откровенности, потому что глаза у подруги становятся как блюдца, а губы складываются в форме буквы «О».
– Не с ним, Кать, – поспешно добавляю я. – Я одна, он просто иногда приходит.
Катя хмурит брови.
– А смысл?
– Он попросил взамен за помощь дяди, чтобы я провела три недели в Москве. То время, которое тогда в «Синичке» я не смогла… – на Катю смотреть не могу, поэтому хмуро изучаю содержимое тарелки. – Когда я сбежала, оставалось еще три недели. И мне пришлось согласиться, понимаешь?
– Засранец, – почти с восхищением выдыхает подруга, широко улыбаясь.
Очевидно, поведение Кирилла ее вообще не шокирует. Даже наоборот.
– Почему ты улыбаешься?
– Потому что Гордеев – молоток. Знает, как с тобой надо себя вести, – говорит она прямо. – Дай тебе волю, ты сразу же улетела бы домой в свою раковину, чтобы существовать в тоске и грусти оставшуюся часть жизни.
– Не думаю, что его заботит, как я буду жить дальше. Эти три недели… Эти три недели ничего между нами не изменят.
– Ну, пять лет также ничего не изменили. Ты по-прежнему влюблена в него. – У Кати нет никаких проблем с тем, чтобы озвучить свои мысли.
– Кать, это ничего не значит. Он… То, как я поступила с ним… Он меня не простит. Да и зачем ему? – Этот риторический вопрос я задаю, не в силах скрыть предательской дрожи в голосе. – Вокруг него столько женщин. Красивых. Готовых ради него на все. Я… У меня был свой шанс.
– Вокруг него столько женщин, но он селит тебя в свою квартиру и берет с собой на мероприятия, – скептически возражает подруга. – Не других. Тебя. Вы уже целовались?
Мне даже не нужно отвечать – то, как стремительно приливает к моим щекам кровь, красноречивее любых слов.
– Еще что-то было? – допытывается Катя.
– Кое-что, – шепчу я.
– И ты продолжаешь утверждать, что это ничего не значит?
– Ты не понимаешь…
– Ну так объясни мне, Лер, я же не дура! – вспыхивает подруга раздраженно. – Ваш роман в «Синичке» и расставание, которое просто прибило вас обоих, – это все я собственными глазами видела. И эти пять долгих лет порознь перед моими глазами прошли. А к чему вы пришли в итоге?
– У него все хорошо. Я же… Я просто живу.
– Нет, Лера, ты не живешь, ты себя похоронила, – возражает Катя. – Когда-то давно ты в слезах просила меня не вмешиваться, и я тебя послушала, а теперь очень об этом жалею. Когда друзья делают неправильный выбор, мы должны вмешиваться. Я этого не сделала, и посмотри, к чему это привело. Ты несчастна. Кирилл сделал центром своей жизни работу. И только твоему Роману все нипочем – растоптав тебя, он отправился на поиски новой лучшей жизни.
– Рома был моим лучшим другом, – говорю я тихо.
– И этого подонка ты называешь своим лучшим другом? – Вижу, что подруга из последних сил держит себя в руках.
– Он был другом до того, как я вышла за него замуж, – замечаю тихо.
– Он шантажом заставил тебя выйти за него, – без обиняков напоминает Катя. – Он никогда не был твоим другом. Он был одержим тобой и использовал ту аварию, чтобы заполучить тебя. Его не интересовали твои чувства, он добивался тебя с маниакальностью психа, коим в итоге и оказался. Извини, если это звучит грубо, но кто-то же должен это сказать.
Я молчу, переваривая слова подруги. Еще никогда она не разговаривала со мной в таком тоне, а сейчас вижу – не может остановиться, словно ситуация с Кириллом рвет на части не только меня, но и ее тоже.
– Пойми, Лера, во всей этой ситуации мне жаль всех. Рому твоего, тебя, но Кирилла особенно. Он на моих глазах выбирался из эмоциональной ямы, в которую загнал его ваш разрыв. Долгое время его вообще ничего не интересовало. Кроме работы. Он в ней прятался от окружающего мира, от друзей, как огня боялся заводить новые отношения. Его максимум до сих пор – секс на пару ночей, и никогда и никого он не селил в свою квартиру, – добавляет многозначительно. – У тебя, когда ты выбрала Рому и свой долг ему, хотя бы был выбор. Кириллу ты такой роскоши не предоставила.
– Если бы ты видела Рому в тот день, – сокрушенно бормочу я. – Его мать умоляла меня на коленях не бросать его, понимаешь? Я не могла поступить иначе… Он нуждался во мне больше, чем Кирилл. Больше, чем я нуждалась в Кирилле. Это был вопрос жизни и смерти.
– Уму непостижимо, что ты до сих пор его защищаешь! И это после всего, через что он заставил тебя пройти! Я никогда не лезла в твое трагическое замужество – ты не хотела о нем говорить, а я не настаивала. Но я видела, насколько ты несчастна. Ты и сейчас несчастна. Но пойми же ты, что жизнь не сводится к одной-единственной ошибке в молодости. У тебя сейчас есть отличный шанс все исправить. Так воспользуйся им.
– Разве я могу? Кирилл никогда меня не простит.
– А разве то, что происходит между вами сейчас, тебе ни о чем не говорит? Зачем ему выдвигать это бредовое требование трех недель? Лер, ты же не дура, ну, пораскинь мозгами. Мужчины, а особенно такие, как Кирилл, ничего не делают просто так.
– Это запоздалая месть, Кать, ничего больше.
– Блин, Лер, ты как ребенок. Кирилл и месть? Ты вообще хоть немного знаешь этого человека? Он самый порядочный и честный мужчина, которого я знаю. И, к несчастью для него, явно однолюб.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Именно то, что сказала. Безумие какое-то. Ты живешь в его квартире и убеждаешь себя, что он тебе мстит. Он, вместо того чтобы быть с тобой, напивается и спит у нас на диване, во сне повторяя твое имя. Ну, поговори ты уже с ним, в самом деле. Расскажи, как все было тогда, пять лет назад. Не простит – будешь хотя бы знать, что попыталась. А простит – да у вас вся жизнь впереди!
Я молчу. Слова Кати одновременно рвут мне сердце и вселяют слабую надежду, которой я боюсь поддаться. Я вроде бы уже смирилась с этой тягучей болью, которая постоянно живет в сердце. Но подруга будит ее новые грани – с привкусом мечты, с перспективой будущего.
– Скажи мне, ты его еще любишь?
Не могу говорить. Горло сдавило, из глаз вот-вот брызнут слезы, поэтому лишь киваю.
– Ну так борись за него!
– У меня нет опоры, Кать, – выдыхаю, часто-часто моргаю, чтобы не дать пролиться слезам, которые застилают глаза. – Что я могу ему дать? Я так поступила с ним…
Катя тяжело вздыхает. Внезапно тянется ко мне и берет в ладони мои холодные пальцы.
– Что стало с той Лерой, которая ничего не боялась и с высоко поднятой головой встречала каждый новый день? – спрашивает тихо.
– Возможно, она просто повзрослела.
– Нет, она стала трусихой, – рубит подруга. – Пять лет назад ты пожертвовала собой и Кириллом ради Ромы. Это того стоило?
– Тогда мне казалось, что да.
– А теперь?
Глава 27
Как и обещал, Кирилл приезжает в кафе, когда Катя начинает собираться домой. Уже почти два – мы с ней проболтали несколько часов подряд, но я даже не заметила, как пролетело время. Удивительно: есть такие люди, которых ты можешь не видеть годами, но, когда вы встречаетесь, вам всегда есть о чем поговорить. А бывает наоборот – живете в одном доме, но остаетесь чужаками. Последнее я особенно остро прочувствовала на собственном опыте.
Заметив остановившегося у нашего столика Гордеева, подруга расплывается в улыбке и вскакивает с места, чтобы крепко обнять его. Я впервые вижу их такими – в «Синичке» они мало общались, а сейчас в короткой беседе и улыбках столько дружелюбия и искренней заботы, что я на миг ощущаю себя лишней. За пять прошедших лет они очень сблизились. Теперь Катя знает о нем даже больше, чем я, потому что они с Пашей были рядом, когда я была очень и очень далеко. И физически, и эмоционально.
– Ты должен привезти к нам Леру, – говорит Катя с улыбкой, словно ее предложение – самое обыденное и легковыполнимое. – Созвонитесь с Пашей, выберите день. В идеале – во вторник или четверг, чтобы у меня не было занятий по дизайну. Но ты отталкивайся от своего расписания, конечно. Я птица куда более мелкого масштаба и могу пропустить один урок.
Кирилл бросает на меня мимолетный взгляд, в котором мне сложно что-либо прочитать, и вновь обращает внимание на подругу.
– Хорошо, – отвечает уверенно. – Мы приедем.
– Обещаешь? – Катя заговорщически понижает голос.
– Обижаешь, – отзывается Кирилл.
– Ладно тебе, – смеется девушка и легонько шлепает его по плечу. – Все, убегаю, но мы ждем вас в гости. Обоих.
Подруга шумно прощается со мной и Кириллом, по два раза целуя в обе щеки каждого из нас, и уходит, оставив нас наедине.
– Привет. – Мой голос сдавленный и немного сиплый от обуревающих меня эмоций.
Я так рада его видеть: сама не ожидала, что настолько остро среагирую на его появление. Мы ведь вчера виделись, а мне будто дышать легче теперь, когда он рядом. Хотя нервозность в его компании никуда не делась, сейчас она какая-то другая. В ней меньше боли и страха, больше – волнения.
– Здравствуй, – отвечает он, внимательно разглядывая мое лицо. – Как провела время?
– Очень… – Отчего-то на глазах выступают слезы, а в горле разрастается ком, который мешает говорить. – Жалею, что раньше к Кате не приехала. Она… она подруга.
– Понимаю.
Понимает ли, в самом деле? Знает, что, кроме нее, у меня не было никого, кому бы я могла открыться? Что разговоры с ней всегда заканчивались для меня слезами, потому что в каждом из них она обязательно упоминала о нем, вскрывая раны, которые так и не смогли зарубцеваться, несмотря на годы, проведенные вдали?