– Он пытался нанести вред моему имиджу, я должна была обороняться! – пафосно заявляет Вика осуждающе качающему головой ангелу с фотоаппаратом, залетевшему в кабинет сквозь форточку незашторенного окна.
Ангел фотографирует Силенскую и устрашающе заявляет:
– Теперь у меня есть с чем выступить против вас на страшном суде, девушка!
– Какая сумма устроит вас за молчание, господин ангел? – вскидывает брови Виктория.
«Нет! Нет! Нет! – мысленно закричала я, мотая головой. – Я не собираюсь отдавать свое сознание всякой чуши! Этого не будет!» – приказала я мирозданию, вспомнив о своем пророческом даре. Оно и не думало подчиняться…
– Итак, ты скажешь мне, где твой сообщник? – Виктория сощурилась и взялась обеими руками за пистолет.
Без сомнения, все это происходило уже в реальности. Я подумала о тяжком бремени дара и покрылась холодным потом.
– Не могу сказать, – начал говорить Шурик.
В этот момент я не выдержала.
– Нет! Нет! Нет! – громко закричала я и выпрыгнула из шкафа.
Испугавшись, от неожиданности Виктория нажала на курок. Шурик охнул и мягко осел в кресло, прижав руку к груди. Дальнейшие события проходили как во сне.
– Он не шантажист! – орала я, забирая из рук бледной Виктории пистолет. – Он всю ночь просидел на работе! Он мой муж! Бывший муж!
– Это правда! – громко подтверждал Шурик, не отрывая руку от ставшего вдруг темно-красным пиджака.
– Врача! Скорее врача! – кричала Виктория, распахивая дверь кабинета. – Скорее врача! – повторяла она в мобильный и даже, для верности, кричала в форточку.
Виктория сорвала с окна штору и пыталась перевязать ею рану Шурика.
– Со мной все в порядке, не беспокойся, любимая, – голосом умирающего шептал Шурик, и я, понимая, что реплика обращена не ко мне, в сотый раз порывалась обидеться и уйти, но оставалась, осознавая собственную необходимость находиться здесь.
Окончательно убедившись, что бывший муж жив, а значит, мое воображение ошиблось в своем пророчестве, я подняла глаза к потолку и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, по-цирковому подняв руки, воскликнула «Ап!» и поклонилась, констатируя таким образом пространству свою локальную победу над мирозданием.
– Хорошо, что скорая сейчас приедет, отвезем тебя к психиатру, – отреагировала на мое поведение Виктория и снова склонилась над Шуриком.
– Нет, ну вас даже на полдня нельзя одних оставить! – громко выкрикнул появившийся в дверях Жорик.
– Ты?! – воскликнула я. – Вернулся?
Не вполне понимая, что делаю, я бросилась ему на шею и зарыдала.
– Зачем было вызывать скорую, когда у самих полный таксопарк? – как обычно, попытался все рационализировать бывший опер.
Одной рукой опер гладил меня по волосам, другой пытался оттащить рыдающую Викторию от раненого Шурика. Скорая помощь приехала на удивление быстро. Коротенький врач с длинными рыжими усами (все-таки мое воображение внесло свою лепту в происходящее) замер на пороге и без лишних разговоров приказал санитарам погрузить всех нас в машину. Никто не сопротивлялся.
– Запри кабинет на ключ! – зачем-то сказал Жорик Виктории.
Та не стала вдаваться в подробности и подчинилась. Если бы опер сейчас приказал ей выкинуться из окна, она, наверное, тоже повиновалась бы.
По дороге в больницу врач прежде всего попытался вколоть мне и Вике успокоительное. Мы запротестовали, пообещав взять себя в руки. Я удивилась тому, как вдруг стало тихо, когда мы обе постарались подтвердить обещание действием. После этого врач дружески похлопал Шурика по плечу, отчего тот скорчил болезненную гримасу и потерял сознание.
– Надо же! – удивленно воскликнул медик. – Я подбодрить хотел, а он… Может, не ел ничего? А может, и крови много потерял… Кто его знает!
После этого врач туже затянул на Шурике Викину штору, нацарапал что-то на выдранном из блокнота листке и вручил его Жорику.
– Это нужно купить немедленно, – сообщил он оперу.
– Я! Я куплю! – наперебой закричали мы с Викторией, выхватывая у Жорика листок.
Врач недовольно зыркнул на нас, отобрал у опера листочек и вписал туда еще пару лекарственных препаратов.
– А это купите для дам, – пояснил он Жорику и охарактеризовал выписанное лекарство загадочным: – Лечит нервы навсегда.
– Рана опасная? – наконец обрела способность здраво мыслить Виктория.
– Нет, – с большим сожалением изрек врач, – ничего интересного. Но в любом случае ранение огнестрельное, значит, полицию вызвать придется.
Мы с Викой быстро переглянулись. Виктория уже полезла в сумочку.
– Нет надобности, – Жорик профессиональным жестом предъявил удостоверение, – дело под контролем.
Врач заметно погрустнел и, размотав штору, принялся озабоченно разглядывать Шурика.
– Пуля прошла навылет. Задела только мягкие ткани. Кто так стреляет?! Не рана, а царапина.
– Болит! – сообщил пришедший в себя Шурик.
Жорик тоже склонился над раненым:
– Ничего, дружище, пройдет. Тебе попали в плечо. Это не опасно.
Выяснилось, что, несмотря на легкость ранения, Шурику все-таки придется с недельку поваляться на больничной койке.
– Черт! – выругался Шурик. – Мне завтра на работу!
– Зато выспишься! – наперебой подбадривали раненого мы.
В больнице Виктория проявила себя совершенно с неожиданной стороны. Оставив нас с Жориком ожидать на лестнице, она сразу же отправилась к главврачу и стала о чем-то договариваться.
Жорик озабоченно убрал прядь волос с моих глаз и заглянул мне в лицо. Я никак не могла остановить слезы.
– Что случилось-то? – спросил он наконец.
– Я думала, ты уехал навсегда, – невпопад ляпнула я.
– Но я же не уехал. Чего реветь?
– Я не специально.
«Ну конечно! – уже бранилось мое подсознание. – Он думает, что ничто другое, кроме его отъезда, расстроить меня не может».
– Кто стрелял? – снова спросил Жорик.
– Не я.
– Это радует. Ты бы попала в сердце.
– Почему ты так думаешь?
– Знаю по собственному опыту.
Я не могла не улыбнуться столь приятному, хотя и сомнительному комплименту.
– Ты разбила мое сердце, Катерина Кроль, – Жорик решил не оставить мне вариантов для разнотолков.
– Это на счастье, – зачем-то снова испортила я всю романтику, после чего уткнулась носом в плечо бывшему оперу и на одном дыхании протараторила: – Ты только не уезжай никуда, бывший опер Георгий. Мне ругаться будет не с кем и вообще…
Жорик крепко прижал меня к себе. Я слушала, как бьется его оперское сердце, и впервые за долгое время чувствовала себя защищенной.
В этот момент на лестницу вышла Виктория.
– Не стыдно, при живом-то муже! – пошутила она.
– При полуживом, – поправила я ее. – Так ты, оказывается, пыталась просто облегчить мне совесть?
Мы засмеялись. Викторию, как выяснилось, дико позабавило, что Шурик оказался моим бывшим мужем. «Всю жизнь мы с тобой, Кэт, в каких-то фатальных, полуродственных связях!» – смеялась она. При этом называла меня уже так, как звал всегда Шурик, и улыбалась только одними губами, подражая Шуркиной привычке, и даже головой качала совсем как он. В общем, проявляла все признаки влюбленной женщины.
В результате Викиных хлопот Шурика поместили в отдельную палату, молоденького санитара отправили за необходимыми лекарствами, а осмотр, которого обычные больные ждут очень долго, был произведен немедленно.
– Слава богу, ничего серьезного! – Виктория наконец переговорила со всеми врачами и теперь могла произносить эту фразу с полной уверенностью. – Пойдемте в палату, что ли. Катюш, ты, главное, знай, – кинула она мне, – я все понимаю и ни в чем тебя не виню.
– Я тебя тоже, – выдавила я в ответ на дерзость подруги, но той было не до споров.
Шурик производил впечатление не только здорового, но и счастливого человека. Он, ничуть не смущаясь присутствия посторонних, гладил лежащую на его постели руку Виктории, норовил доказать, что он вполне хорошо себя чувствует, пытаясь подняться, и рассказывал, как удивился, увидев направленный на него пистолет.
– Катерина, конечно, предупреждала меня, что ты настроена негативно, – смеялся Шурик, – но чтоб настолько!
– Ой, я и сама не знаю, как такое получилось. – Виктория по-бабьи оперла подбородок на ладонь свободной руки и не сводила с Шурика улыбающихся глаз. – Я и не думала, что нажму курок. Просто Катерина так закричала… Я испугалась, и пальцы сами сжались.
– Понятно! – я тут же оживилась. – Опять я во всем виновата!
– Ну что ты! – хором воскликнули Шурик и Виктория. – Совсем нет! Ты – молодец! Ты доказала свою преданность.
– Да, – хмыкнула я, – причем обеим враждующим сторонам.
– Александр рассказал мне все, пока вы ждали на лестнице, – Виктория подняла глаза на меня. – Представляю, в какой ты оказалась ситуации. С одной стороны – лучшая подруга, с другой – бывший муж и лучший друг… Я бы на твоем месте совсем с ума сошла бы. То есть странно, конечно, что ты решила спрятаться в шкафу. Но, с другой стороны, возможно, в этой ситуации тебе ничего и не оставалось, кроме как подстраховывать наш разговор.
– Как оказалось, не зря страховала, – быстро вмешался Шурик, показывая на свое плечо.
Я удивленно глянула на раненого.
– Я признался, что ты ничего не говорила Виктории о моей невиновности, опасаясь, что она не сможет поверить тебе без веских доказательств, – внес ясность Шурик. – Рассказал, как мы решили искать преступника своими силами, чтобы доказать, что я не виноват.
– Главное, что ты объяснил, почему не звонил так долго! – Виктория улыбалась, глядя на Шурика, и во взгляде ее сквозила откровенная нежность. – Записка в букете с укропом! Надо же!
Неожиданно для себя я вдруг поняла, что мне приятно смотреть на эту пару. От них исходило почти физически ощутимое тепло. Каждый сантиметр между ними и в радиусе метра вокруг них был пропитан смутным ощущением чувственной радости. Мне хотелось говорить Шурику что-то приятное, что-то желать ему. Трясти Викторию за руку, с чем-то поздравлять. И прятать от друзей слезы, закрывая глаза. А еще хотелось молить мироздание, чтобы сохранило эту хрупкую гармонию, вдруг родившуюся между всеми нами. Но я боялась показаться навязчивой и лишь молча улыбалась.