Уставший Майк позволил себе расположиться под деревом и отдохнуть лишь в тот час, когда в полной мере убедился в своей недосягаемости. Выбежав из жилища отшельника, он остановился и задумался. По заросшей лесной дорожке, что привела его в этот дом, идти было рискованно. Поэтому, во избежание возможной и нежелательной встречи с кем бы то ни было, беглец свернул в лес и углубился в неизвестность. Первый час Майк бежал, почти не останавливаясь и постоянно оглядываясь. Его не покидало пугающее чувство погони. В очередной раз обернувшись, он представлял, будто из-за могучего клена выходит Валомар или, что гораздо хуже, один из палачей в черных масках, а то и все трое. От тревожных мыслей дрожь в его теле долго не умолкала. Часто он останавливался, всматриваясь в лесную даль, и вслушивался; в такой момент он не раз чувствовал, как дрожат его ноги. К счастью, реальных признаков погони он так и не заметил.
Однако, перестав оглядываться назад, Майк все чаще стал всматриваться в земли, лежащие впереди. Опасения возобновились. Но теперь он боялся другого: здесь можно было запросто нарваться на лесного хищника. Этот лес был не похож на тот мрачный и ужасный, что ему довелось увидеть в первые часы пребывания в новом мире, однако это вовсе не говорило о том, что здесь не обитают волки. Впрочем, одолев сильного мага, коим является Валомар, Майк мог не бояться один на один сразиться с хищником. Но что, если ему встретится целая стая? На счастье движения в лесу не ощущалось. Тихо вокруг… поют лишь птицы.
Вечерело. Майк принял свое ничтожное положение. Ни огонька, ни единого отблеска впереди. Лес, казалось, становился все гуще. Вокруг потемнело. Солнце скрылось за деревьями и где-то далеко стремилось за линию горизонта. Моховый ковер, устилающий землю, больше не сиял, приняв темный болотный оттенок. Птицы умолкали одна за другой. Тишина спускалась на таинственный лес. Вечерний ветер почти не принуждал листву исполнять грустную песню, заставляя, однако, путника чувствовать легкий и неприятный холод. Ряса ученика, торжественно полученная Майком в Антильском монастыре, превратилась в бесформенный кусок тряпки, испачканный, рваный, пропитанный кровью.
Небо насмешливо отражало последние краски заходящего солнца. Беглец не чувствовал ног. Не хотелось больше ни во что верить, желание было одно: остановиться и рухнуть на лесную траву. Однако глаза все еще сияли последней надеждой. Майк продолжал криво шагать между могучими стволами, и сухие ветви с треском ломались под его ступнями. Ветер усилился. Петь птицы перестали, зашумела листва. Теперь лес не казался таким прекрасным и дружелюбным. Осталась лишь таинственность, но теперь она была устрашающей. И вновь Майк становился игрушкой в руках могущественной судьбы и пленником этого пугающего мира.
Смеркалось. Призрачные сумерки метались от дерева к дереву, будто неведомые лесные существа. Майк невольно вздрагивал всякий раз, когда впереди вновь возникали сумерки и растворялись спустя мгновение. Молодая трава потемнела, мох почернел. Последние капли надежды иссякали, как вдруг беглец остановился. Его внимание привлекла поверхность, на которую он ступил ногой. Она была твердой, не похожей на мшистую лесную землю. Напрягая зрение, он стал всматриваться в низ, и надежда снова ожила в его сердце: под ним пролегала тропинка, твердая, хорошо вытоптанная. Молниеносно Майк ощутил прилив сил. Усталость была побеждена желанием и целью.
Тропинка — вещь не случайная. Коль есть она в лесу, она должна куда-то вывести. Вот только в каком направлении следует по ней идти? Этот вопрос слегка озадачил путника, но решение было найдено быстро. Все достаточно просто. Любая тропинка, как ни крути, ведет из точки А в точку В. Поэтому, двинувшись в любую из сторон, Майк неминуемо достигнет одну из этих точек. Выходит, вариант беспроигрышный, даже если одной из точек окажется, к примеру, большая дорога. Убедившись в своей правоте, беглец свернул вправо и с новыми силами зашагал по тропинке.
Что же там, в точке В — трактир?.. дом лесника?.. или, может, пристанище лесорубов?.. Чьи ноги вытоптали эту тропинку? Теперь путник не обращал внимания на обжигающий вечерний ветер, на сумерки, имеющие одну лишь цель — напугать до потери рассудка человека, волей судьбы оказавшегося в лесу в столь поздний час. Внимание Майка было обращено лишь на тропинку — единственный путь к спасению. Порой ему хотелось опуститься на колени и продолжать движение ползком, чтобы не потерять под собой это сокровище. Жажда и голод не имели значения. Сравнения этой ночи с той, что была полгода назад, не были бессмысленны, но теперь не пугали. Цель вела путника.
Быстрым шагом ступая по тропинке и ни на секунду не поднимая головы, Майк, к своему крайнему удивлению, услышал шум волн, бьющихся о берег. Подняв глаза, он увидел воду. Тропинка резко сворачивала и тянулась вдоль крутого берега. Но путник видел не море. Это был Морфис — широкий, шумный и недовольный. Река, о которой Майк так много слышал и читал, во всей своей ночной красе открылась его взору. Небо скрылось за густым слоем темно-серых туч, и ветер стал слишком сильным. Особенно беглец почувствовал это, выйдя к воде. Морфис неистовствовал. Ветер бесчинствовал над рекой, разыгрывая чувственный драматический спектакль. Таинственным было это водное пространство, ужасным был мир по ту сторону реки…
Продвигаясь вдоль крутого берега, Майк вгляделся в даль и вскрикнул от радости: впереди стоял большой особняк. Кто живет здесь, среди мрачных лесов и бурлящих вод? Но это было уже не важно. Приют… приют!.. — вот что было необходимо измученному путнику. Загадочный особняк возвышался над речной пучиной, и лишь верхушки деревьев могли смотреть свысока на его чернеющую крышу. Днем здесь наверняка живописно. Но теперь, окруженный мраком, этот вид был похож на одну из иллюстраций в книге страшных сказок. Темный силуэт роскошного жилища был окутан тайной, и Майк был готов приподнять эту завесу.
Путник остановился перед дверью двухэтажного особняка. В окнах не было ни единого проблеска света. Казалось, здесь и вовсе никто не живет. Но нет же: по левую сторону Майк видел ухоженный цветник, небольшой огородик, справа — ветряную мельницу; дорожка, ведущая к двери, была старательно выметена. Оглядев примыкающие к особняку территории и оценив их состояние, беглец уверился: жилище не пустует. Осторожно постучав в дверь, Майк замер в одном положении и стал ждать. Света в окнах не появилось, шагов не возникло, лишь ветер поет. Путник постучал сильнее, а спустя минуту, не дождавшись ответа, в отчаянии стал колотить по крепкой двери, громко выкрикивая:
— Откройте!
И наконец его сердце забилось чаще: в темном окне вдруг мелькнула искринка. Позднее он услышал шаги: кто-то спускался по лестнице, затем подошел к двери и остановился. Наступил волнующий момент, сердце измученного беглеца бешено заколотилось. Дверь загадочного особняка приоткрылась, и на пороге показался хозяин со свечным фонарем в руке. Это был мужчина лет сорока, выглядевший, однако, гораздо старше своего возраста. Его лицо, худое и бледное, было изрезано множеством морщин, но седины в его черных, как ночное небо, волосах не проглядывалось. Такими же ярко-черными были и его густые брови. Дополняя описание его внешности, можно отметить маленький рот с узкими и бледными губами и большие глубокие глаза, которые, казалось, давно утратили способность живо бегать и схватывать мельчайшие подробности открывающейся взору картины. Необычайно худой казалась и фигура хозяина, частично скрытая под дорогим халатом. Видать, живет этот человек не бедно. Но почему он здесь живет?..
— Доброй ночи! — низким выразительным голосом промолвил хозяин, глядя на жалкого продрогшего путника. — Что привело тебя в эти глухие края?
Майк ответил не сразу: окаменевшие от холода губы не позволили ему быстро воспроизвести нужные слова. Однако вскоре он объяснил хозяину, что заблудился в лесу, случайно вышел к этому дому и просит приюта. Изумление в глазах незнакомца сложно было не заметить, но вскоре он успокоился и воскликнул:
— Конечно! Я с радостью предоставлю тебе ночлег и теплое питье. Ты попал в особняк Вальтера Беллиона, и коль после этих слов ты все еще желаешь здесь остановиться, то проходи…
Наступила неловкая пауза, после которой беглец с легкой растерянной улыбкой, естественно, согласился и по приглашению того, кто назвал себя Вальтером Беллионом, вошел в дом.
Наскоро воспламенив множество свечей, хозяин осветил помещение. Взору гостя открылся просторный вестибюль. Обстановка в доме оказалась довольно богатой. Стены повсюду были увешаны роскошными гобеленами и красочными картинами с изображением битв, известных сиенсэльских строений и пейзажей, у входа красовались неподвижные силуэты небольших скульптур. Также интерьер просторного помещения обогащался множеством различных предметов, таких как подсвечники, канделябры, многочисленные книжные полки, декоративные вазы, зеркала и многое другое. Жилище Вальтера Беллиона представляло собой не что иное, как дом знатного человека. Несомненно, нечто подобное можно увидеть в центральных районах крупных городов империи. Но почему этот человек живет в таких условиях здесь, вдали от городских поселений? Неужели Майк, покинув дом одного отшельника, набрел на жилище другого? Если это так, то нельзя не отметить, что образы жизни двух этих людей в корне отличаются.
Расположив гостя в гостиной, Вальтер удалился. Оставшись один, Майк принялся внимательно осматривать все, что его окружало, все больше убеждаясь в роскошности одинокого дома на берегу Морфиса. Не убеждало в обратном и поведение самого хозяина особняка: Вальтер Беллион обладал хорошими манерами, держался весьма достойно, был вежлив и гостеприимен. Майк ни на секунду не смог бы усомниться в его знатном происхождении.
Хозяин не заставил беглеца долго ждать. Совсем скоро он вышел в гостиную и вручил гостю чистую одежду. Переодевшись, Майк стал выглядеть не хуже самого хозяина: вещи, которые согревали его тело, были изысканны. Его внешность омрачалась лишь усталым измученным взглядом и побледневшей от холода и голода кожей. Как и обещал хозяин, на столе гостя ждал большой сосуд с ароматным отваром и горка аппетитных сдобных угощений. Поблагодарив Вальтера, Майк принялся жадно глотать горячий напиток и утолять сильный голод, а тот сел напротив и стал с улыбкой и любопытством наблюдать. Его взгляд был добрым, но глаза казались печальными. Он сидел в легком забытьи и простодушно взирал на своего гостя. Казалось, он впервые за долгое время видит перед собой человека. Когда беглец опустошил блюдо и остался сидеть перед кружкой горячего отвара, они заговорили.