— В общем-то, да…
— Слабовато. Хочу вам заявить, уважаемый господин Беллион, что вы целых 35 лет потратили зря. Ведь Вильбур был уверен, что лекарство существует, и потому я не понимаю, что помешало вам продолжить поиски. Вы граф, человек с безграничной честью, кого ошибочно осудили и предали вечному проклятью. И вы были обязаны посвятить всю свою жизнь поискам лекарства, которое, я уверен, существует. Или вы действительно ждали, когда ваше имя исчезнет из памяти человечества? Но это безумно! Вы обязаны были действовать! Ну а коль вы сами боитесь встать на защиту своей собственной чести, это сделаю я! Будьте любезны, поведайте мне, как найти Вильбура: наведаюсь к нему, может, старик еще жив…
— Ни за что! Я не отпущу тебя! Сиенсэльские земли опасны. Я не позволю тебе рисковать своей жизнью ради того, чего уже не изменить.
— Изменить можно все! К этому нужно стремиться. Желание и упорство непременно вознаграждаются, уж поверьте мне. К тому же вы мне не отец, и я не обязан слушать ваши указания. Если вы, господин Беллион, не желаете содействовать мне, а намерены продолжать каждый вечер обреченно смотреть в глаза своей жене-волчице, я обойдусь и без вашей помощи. Думайте, что хотите, но завтра меня здесь не будет! Я все сказал!
С этими словами Майк решительно направился в свою комнату.
— Безумец!.. — продолжал восклицать хозяин, но гость уже не слушал его: он все для себя решил, и ничто не сможет помешать ему совершить задуманное.
На следующее утро Майк стоял на пороге особняка с дорожной сумкой на спине, которая приобрела прямоугольную форму благодаря лежащему в ней «Пособию для рыцаря». Он прощался с Морфисом, прощался с этими соснами, медленно плывущими над его крутыми берегами, прощался с особняком Вальтера, так долго бывшего ему домом в этом удивительном новом мире. А ведь он действительно может сюда больше не вернуться… И, что странно, вчера хозяин без умолку твердил Майку об опасностях, подстерегающих смелого путника, а он лишь теперь осознал это в полной мере. Покидая особняк, он идет в никуда, вливается в бесконечные просторы таинственной империи, которую он все-таки еще совсем не знает. Однако что-то менять уже слишком поздно. И он прощается, надеясь вернуться сюда вновь…
Вдруг на пороге показался Вальтер. Он медленно спустился по ступеням, сел на крыльцо и взгляд его закачался на легких волнах Морфиса-реки.
— Прощайте, — тихо промолвил Майк.
— Прощай, — ответил ему Вальтер, и путник спустился с крыльца и медленно побрел вдоль реки по тропинке, которая однажды в ночи вывела его к этому дому.
— Постой! — вдруг окликнул его хозяин.
Майк остановился и обернулся.
— Целитель Вильбур живет на озере Сид, — воскликнул Беллион.
— Спасибо! — ответил путник.
— Счастливого пути! И да хранят тебя боги!
Фигура Майка скрылась за могучими стволами черных восточных деревьев. Вальтер Беллион еще долго сидел пред великим Морфисом и с грустью провожал последний месяц весны.
XVIЧетвертая реликвия
— Скажи, когда ты вернешься на ферму? — спросила Глиолия у брата, с большим трудом сумев склонить его к этому разговору. — Уже месяц ты не ступал туда ногой!
— Ты снова достаешь меня?! — недовольно воскликнул Калим. — Ведь я говорил тебе, что больше не вернусь на ферму. Я не рожден для того, чтобы сгибать спину перед кучкой глупых овец! Я в состоянии обеспечить всех нас, и потому не желаю горбатиться за жалкие гроши.
— Опомнись, Калим! Что значит «жалкие гроши»?! Ферма — наш единственный постоянный доход.
— Пусть так. Но я в нем не нуждаюсь.
— Вернись, Калим! Ради всего святого, вернись на ферму! Я бросила работу в таверне, чтобы наше хозяйство не пришло в запустение. Ведь ты без малого месяц там не появлялся. Мне тяжело одной, сил моих не хватает!
— Я никогда не заставлял тебя работать! Никогда! К тому же, вспомни, я предлагал тебе деньги, чтобы ты наняла служанок…
— Каких служанок, Калим?! Опомнись! Разве ты не помнишь, как мы жили в нищете, как ты разносил письма по Дитмонду, а я с утра до ночи за сущие гроши обслуживала пьяных бездельников?
— Милая Глиолия, — довольно улыбнулся юноша, — все это осталось в прошлом…
— Нет, это было не так давно! Вспомни! Я не знаю, откуда у тебя появляются деньги, но более чем уверена, что у тебя нет постоянного дохода. О каких служанках ты можешь говорить, если сам не так давно был почтовым слугой…
— Что?! — сочтя себя оскорбленным, возмутился Калим. — Не смей называть меня слугой! Никогда, слышишь, никогда больше не говори мне этого слова. Я в этом мире никому не слуга! Я сам себе хозяин и творец своей судьбы!..
Глиолия изменилась в лице.
— Что с тобой, Калим?! Ты изменился. Ты не похож на моего брата, которого я знала с самого детства. Ты иной! В тебя будто кто-то вселился…
— Ты ошибаешься, сестра моя. В меня вовсе никто не вселялся, но, напротив, я освободился от минувших тягот и теперь как никогда волен и независим. Тот, кого ты знала в детстве, всего лишь носил маску. Тугую маску, скрывавшую от мира его истинное «я». Взгляни на меня: вот он я! Теперь я не тот беспомощный мальчишка, который не мог за себя постоять. Я не тот, на кого многие смотрели с жалостью и презрением. Я сорвал эту маску и теперь по-настоящему свободен!
Глиолия была поражена тоном, каким были сказаны эти слова. Глаза юноши горели, а голос был пропитан высокомерием, какого сестра никогда ранее от него не слышала. Эта речь не просто удивила ее, но также испугала. Глиолия стала всерьез опасаться за брата и задумалась: а не помутился ли его рассудок?
— Калим, послушай, — взмолилась она. — Я не узнаю тебя. Если ты не заметил изменений в себе, то знай, что их заметило все твое окружение. Каждый месяц ты внезапно покидаешь Дитмонд и уезжаешь неизвестно куда. Из каждой поездки ты привозишь какие-то странные доспехи, а в твоем кармане стали появляться деньги. Откуда все это? Не сам ли дьявол снабжает тебя этим добром?
— Послушай, Глиолия. Я отыскал и предал земле останки нашего отца, купил ферму, которая приносит нам доход, отстроил ветхий дом тетушки Белетты и еще многое намереваюсь сделать для нашей семьи. А ты, вместо того, чтобы быть бесконечно мне благодарной, тревожишь меня бесполезными допросами. Поверь, все, что я делаю, я делаю во имя нашего с тобой блага. Ты спрашиваешь, зачем я покидаю Дитмонд? Я уезжаю для того, чтобы делать нас счастливыми!
Глиолия не смогла сдержать слезу.
— Я благодарна тебе, но… — она упала в объятия брата, — ты пугаешь меня…
Калим крепко прижал сестру к своей груди. Его взор устремился в широкое и светлое окно, совсем не похожее на то, что когда-то едва держалось в ветхой стене дома тетушки Белетты. Очевидно, юноша понимал, что непосвещенность сестры в его дела сильно осложняет их отношения, однако он никак не мог ставить под угрозу важнейший в его жизни договор с Лиолатом.
— Кстати, я совсем забыла, — вдруг сказала Глиолия. — Сегодня утром почтальон принес странную записку, — она достала небольшой лист бумаги и протянула его Калиму. — Вот, похоже на басмийский язык. Лично я не понимаю ни слова из написанного.
Юноша взял записку и прочел в ней следующее:
«Тебе нужно то, перед чем каждую ночь сгибают спины жители самого сердца пустынь».
— Что ты там увидел? — поинтересовалась Глиолия. — Неужели ты что-нибудь понял в этих каракулях?
— Я понял все, что мне было нужно, — с улыбкой ответил Калим, приятно удивившись изобретательности своего призрачного друга.
На следующее утро юноша уже сидел в пассажирской карете, которая лихо мчалась навстречу бескрайним пустыням, в страну Солнца и верблюдов, в неповторимые края, именуемые Басмийским царством.
Андагарский полуостров уходит далеко на юго-запад от великой империи и отделяется от нее цепью одноименных гор. Известно, что Басмийское царство слегка превосходит размерами весь Сиенсэль, и большая часть этих бескрайних земель усеяна золотыми пустынями. Поэтому большинство басмийских городов расположено на побережье огромного полуострова. Однако столица государства, именуемая Басмиром, находится в самом его центре, в большом оазисе. Недаром этот крупнейший город называют истинным сердцем пустынь. Кроме всего прочего, в Басмийском царстве обитают удивительные животные — верблюды, которых до открытия полуострова сиенсэльский народ не знал. Много невероятных загадок и тайн хранят в себе эти малоизученные земли, и если бы не прекрасная Селения, Басмийское царство имело бы все права называться жемчужиной этого мира.
Пассажирская карета мчалась по уже знакомой Калиму дороге в столицу. Юноша, как и прежде, не отрывая глаз, смотрел в окно, любуясь яркими пейзажами, которые еще не успели исчезнуть из его памяти. Не так давно лошади живо мчали его в Мелиту за третьей реликвией. Теперь же он стремительно приближался к вечным Андагарским вершинам, чтобы, переправясь через горную цепь, попасть в другую столицу — столицу солнечного Басмийского царства. В качающееся окно кареты врывался приятный утренний ветерок, которому были рады все, без исключения, шестеро задумчивых пассажиров. Над империей пролетал последний день весны.
Ближе к вечеру впереди показалась Мелита, но извозчик вдруг свернул, не доезжая до нее, и в небольшом городке к западу от столицы экипаж остановился на ночлег. Следующим утром, когда путники отдохнули, а лошади вновь набрались сил, путешествие продолжилось.
Всю дорогу до Андагарских гор, где в небольшой приграничной деревушке экипаж ожидал следующий ночлег, Калим Дариэль провел в глубоких раздумьях. Сомнений нет: под «сердцем пустынь» Лиолат в своей записке подразумевал именно Басмир. Других вариантов нет и быть не может, поскольку именно этот величественный город весь мир знает под этим сказочным названием. Юноша ломал голову над другой частью послания. Четвертая реликвия — то, перед чем сгибают свои спины басмийцы. Учитывая солнцепоклонничество южного народа, первым предположением на этот счет всплывает Солнце, само небесное светило. Но это же бред. Несомненно, обладатель Солнца станет величайшим из людей на земле, но Калиму, честно говоря, мало в это верилось. К тому же солнце радует землю лишь днем, а не н