– Какая симпатичная, – ничуть не покривив душой, сказала Хильдегард.
– И умница к тому же, – улыбнулась Мария.
ГЛАВА 16
Мастерская Жан-Пьера постепенно становилась местом паломничества брошенных Хильдегард пациентов.
Через два дня после разговора по телефону у стеклянной двери мастерской, заслоняя свет, появился доктор Херц, худощавый человек сорока с лишним лет, среднего роста, в очках с тонированными стеклами. Он нажал звонок, и Жан-Пьер открыл дверь.
– Моя фамилия Херц.
– Заходите.
– Вы узнали что-нибудь о Хильдегард?
– А если и узнал, то что?
– Я хочу знать. Я должен знать, что с ней случилось. Мне сегодня назначен прием.
– У нее в кабинете?
– Конечно.
– Значит, вы ее пациент, только и всего.
– Можно сказать, пациент, а можно – и коллега. Она со мной многим делилась. Мы оба говорим по-немецки.
В этот момент Жан-Пьер был готов пырнуть его ножом, хотя вообще-то к таким вещам он не был склонен.
– Что вы знаете о юности Хильдегард? – спросил он.
– Все самое главное. Я знаю, что она выдавала себя за стигматика. Это приводит меня в восхищение. Я не виню ее в том, что она творчески подошла к использованию крови. Что еще должна обладающая воображением женщина делать со своей менструальной кровью? Я психолог и понимаю, что все дело в этом Лукане, у которого руки в крови. Это гораздо серьезнее, чем было у Хильдегард. Его средства иссякают, а друзья почти все умерли. И вот он узнает о том, чем занималась Хильдегард, и грозит выдать ее полиции за старое преступление.
– А как насчет его преступления?
– Лукан неуловим. Вам известно, что Хильдегард так и не узнала его адреса в Париже? И наконец, он может оказаться не Луканом, а тем другим человеком, Уокером. Они, мой друг, пользовались таким фокусом вплоть до последних двух лет. Теперь, когда появился метод идентификации по ДНК, Лукану стало гораздо труднее, и он еще более осторожен.
– Что вам необходимо от Хильдегард?
– Мне нужно ее утешение. Все три последних месяца я плачу по своей покойной жене.
– Мне тоже нужно ее утешение.
– Но я хочу жениться на ней, а вы – нет.
– Почему вы так решили?
– Потому что вы до сих пор этого не сделали.
– Мы вместе уже больше пяти лет. Она не хочет выходить замуж.
– Если бы я знал, где она, отправился бы туда и нашел ее. Хильдегард, возможно, выйдет за меня. У нас одинаковые профессии.
Херц оглядел мастерскую. На рабочем месте Жан-Пьера стояла модель миланского готического собора, выполненная в дереве, с обилием инкрустаций из слоновой кости. Это была изящная и очень сложная вещица. Жан-Пьер занимался ее реставрацией. Поблизости лежали крохотные пинцеты и пластиночки слоновой кости. Жан-Пьер понял взгляд Херца: «Ее не может полностью удовлетворить спутник жизни – простой ремесленник. А я ей ровня, человек ее профессии».
– Но она не стала искать убежища у вас!
– Да, однако и вас она оставила, – сказал Херц. – Я надеялся, вы знаете, куда она отправилась.
– Почему бы вам не поискать ее в Нюрнберге, как вы ранее говорили? На ее родине?
– Я попробую. Уверен, она думает обо мне.
– Зато я в этом совсем не уверен.
Хильдегард не думала о докторе Херце. Со времени бегства из Парижа она не вспомнила о нем ни разу.
Теперь она размышляла только о своем плане: как стать охотником, а не добычей. После успешного проникновения в дом Марии она ясно представляла, как много ей даст объединение усилий с Лейси и Джо Марри.
Хильдегард должна была переехать в дом Марии в следующий понедельник. Она внесла задаток, но больше не помышляла о переезде. Ей надо вернуться в Париж и заставить Лейси и Джо выполнить ее, Хильдегард, задачу.
– Мария, – сказала она по телефону, – это Хильдегард Вольф. Меня срочно вызывают в Париж.
– Что вы говорите! Значит, вы не переедете сюда?
– К сожалению, нет. Я…
– А ваш задаток…
– Задаток? Забудьте про него.
Мария, в эти дни нуждавшаяся в деньгах, была очень рада о нем забыть, но все же сказала:
– Я ужасно разочарована.
И это было правдой. Она уже почувствовала, как приятно ей было бы общаться с Хильдегард.
– Я обязательно вернусь. Буду вам позванивать. Вы знаете, Мария, мне кажется, я могла бы помочь Лейси с ее книгой. У меня есть друзья, которые, возможно, наведут ее на след Лукана. Его недавно видели в окрестностях Парижа. Если бы вы дали мне адрес и телефон Лейси, я бы связалась с ней. И с доктором Марри.
– Знаете что? Я только вчера вечером говорила с Лейси. Они чудесно провели время, но постоянно теряют Лукана из виду. Им показалось, что они видели его на закрытии сезона на ипподроме Лоншан, но спохватились слишком поздно. Лейси была бы в восторге, если бы его нашла. На самом деле, Хильдегард, она не хочет – и Джо тоже – выдавать его полиции. Она надеется только взять у него интервью, причем анонимное, о его скитаниях за прошедшие двадцать пять лет. Вам не надо опасаться, что они хотят выдать Лукана полиции.
Хильдегард, отнюдь этого не опасавшаяся, записала название и телефон гостиницы в Париже, где остановились Лейси и Джо.
– Передайте ей, – попросила Мария, – чтобы она помнила: мы не так уж хорошо знали Лукана. Он играл в очко, кости, мини-баккара. Мы же играли в бридж.
– Я буду поддерживать с вами связь, Мария.
– О, Хильдегард, да, пожалуйста.
Лукан предъявил выписанный на имя Уокера чек и получил значительную сумму наличными. На следующий день он все деньги проиграл на скачках. Этот день еще более омрачили хлынувший дождь и внезапное появление Джо Марри и дочери Марии Туикнем. Ему показалось, что она перехватила его взгляд и была очень удивлена. Он не стал рассматривать, что еще было написано на ее лице, и смешался с толпой людей, разыскивавших свои машины или направлявшихся в бар, чтобы спрятаться от дождя. Он был теперь постоянно настороже, гораздо в большей степени, чем прежде, когда скрывался на той или иной огромной и менее известной территории Африки. Его пособники и подстрекатели – политики, вожди племен – все чаще болели, умирали, смещались или менялись. Демократия поднимала свою грозную голову почти во всех уютных уголках этого континента. Даже простой трюк с двойником теперь легко мог быть принят за нарушение закона. Новыми врагами стали графические изображения молекул ДНК и другие научные достижения.
В стороне от Вандомской площади, в убогой комнате, где он поселился по возвращении в Париж, Лукан набрал номер своей прежней квартиры.
– Кто у телефона? – Это был голос Уокера.
Лаки положил трубку. Уокер должен исчезнуть. При существовавшем порядке вещей для него не было ни места, ни денег.
В конечном счете игроки всегда проигрывают, а если они не могут позволить себе проигрывать, то типичным признаком такой ситуации становятся постоянные жалобы жене на невезение и ответная демонстрация недовольства стесненным образом жизни с ее стороны. При таких обстоятельствах не может выстоять ни одна семья. Дело было не в детях Лукана. Лукан стал ненавидеть символ своего невезения: жену и полагающиеся ей по суду значительные денежные выплаты. Он решил устранить ее, однако сработал неумело и все испортил.
Теперь ее место занял Уокер. Лукан снова подошел к критической черте. Удача опять отвернулась от него. Старые дружеские отношения распадались: друзья или умерли, или находились на грани жизни и смерти. Лукан еще жив? Кому до этого было дело? Он стал для всех обузой.
Лукан отчетливо помнил весь ужас своих неумелых смертельных ударов. Во время безумных телефонных звонков в ту ночь 1974 года он, как говорят, произносил бессвязные фразы, в которых звучали слова «путаница» и «кровь». Он твердо решил, что при устранении Уокера не должно быть ни крови, ни путаницы.
А пока, спустив практически все на ипподроме, он решил, что было бы неплохо навестить Жан-Пьера Роже, любовника Хильдегард Вольф, выдававшей себя в Мюнхене за стигматика, и узнать, нет ли о ней каких-либо известий, а заодно, если удастся, получить кое-что в обмен на обещание молчать о ее прошлом.
Жан-Пьер заканчивал новую сложную работу по инкрустации комода для музея антикварной мебели, когда дверь мастерской отворилась и вошла хорошенькая шатенка лет тридцати пяти, в которой наметанный взгляд Жан-Пьера определил одну из пациенток Хильдегард. Он не ошибся.
– Я – миссис Мейси Раунд. Пришла переговорить с вами, – заявила она.
– А я думал, миссис Раунд, что вы собирались подать на меня в суд за нанесенный урон. Ваш адвокат посоветовал вам этого не делать?
– Моя духовная наставница, месье Роже, предлагает обсуждать важные вопросы, глядя собеседнику в глаза. Она обычно бывает права.
– Вы знаете, я не поддерживаю связь с Хильдегард.
– Тогда я должна переговорить с вами. Я пришла сюда, чтобы заявить: доктор Вольф бросила меня в травмированном состоянии, оставила между небом и землей. Я не вылечилась, а стала еще большей развалиной, чем прежде. Я упустила предложение о замужестве. Хочу, чтобы вы знали: если такая ситуация повторится, мне потребуется помощь в частном стационарном заведении.
– Разве ваша духовная наставница не может помочь вам?
В мастерской появился высокий мужчина. Та самая дынеобразная голова… Уокер? Нет, Лукан. Он вошел и только тогда заметил Мейси Раунд, стоявшую за Жан-Пьером у его рабочего стола.
– Лорд Лукан, – сказал Жан-Пьер, – разрешите мне представить вам миссис Мейси Раунд, еще одну пациентку доктора Хильдегард Вольф.
– Лорд Лукан! – вскрикнула она.
Лорд Лукан повернулся и быстро вышел из мастерской. Было видно, как в конце улицы он останавливает такси.
– Он вернется, – сказал Жан-Пьер. – Ему нужны деньги.
– Я сошла с ума, или это тот самый Лукан, который когда-то убил няню?
– Вы правы по обоим пунктам. К сожалению, я закрываю мастерскую. Пожалуй, я и так уже опаздываю на важную встречу.
Уокер ехал в такси через весь Париж, из одного конца в другой. Ему казалось, что в поездках проходит значительная часть его жизни. Лима, Рио, Бостон, Глазго, Лондон, не говоря уже о Лагосе и Найроби, – и все ради того, чтобы, мчась из одного уголка мира в другой, помогать Лукану. Теперь это был Париж, с северо-востока на юг, от «Банка Швейцарии» к «Лионскому кредиту». И никакого проблеска надежды. В первом банке счет был закрыт, вся наличность снята, как и прежде, на другой день после того, как на имя Уокера была переведена большая сумма. Должно быть, Лукан вернулс