Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма — страница 41 из 66

[950].

В случае с эмигрантами следует указать, что споры о коллаборационизме раскололи не только само Зарубежье, но и отдельные его сегменты. Часть Заграничной делегации российской социал-демократической рабочей партии[951] (Борис Николаевский, Юрий Денике) оправдывали власовцев, а другие (Григорий Аронсон, Борис Двинов), — напротив, осуждали[952]. Бывший командующий Вооруженными силами Юга России генерал-лейтенант Антон Деникин увидел в факте коллаборационизма «тяжелую страницу» в жизни русской военной эмиграции, в то время как председатель Русского общевоинского союза генерал-лейтенант Алексей Архангельский возражал ему, утверждая, что большинство чинов РОВСа шли с немцами, «чтобы помочь русскому народу»[953].

В контексте подобной дискуссии, эмигранты-апологеты коллаборационизма стремились использовать наработки западных историков, в которых оправдывалось их сотрудничество с нацистами и затушевывались совершенные преступления[954]. Одной из подобных работ стала монография немецкого публициста и писателя Юргена Торвальда (настоящее имя — Хайнц Бонгарц) «Кого хотят погубить: Отчет о большом предательстве»[955]. В основном ее автор исследовал феномен РОА, а также сотрудничество с немцами народов Кавказа и казаков. Историк не был непосредственным участником исследуемых событий. В годы войны Бон-гарц работал гражданским журналистом при верховном командовании кригсмарине (германских военно-морских сил). Но в качестве источников он использовал большое число документов и мемуаров, в том числе не опубликованных (231 рукопись от 63 лиц), по большей части немецкоязычных.

Перевод книги сделал бывший поручик вооруженных сил Комитета освобождения народов России (ВС КОНР) М.В. Томашевский (Томашевский-Черный). Михаил Викентьевич окончил Чугуевское военное училище, участвовал в Первой мировой и Гражданской войнах (последний чин — капитан). В эмиграции он был связан с деятельностью знаменитой, созданной в рамках РОВС, организации генерала от инфантерии Александра Кутепова, занимавшейся разведывательно-диверсионной деятельностью в СССР. Также он являлся членом Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП). В январе 1945 г. Томашевский вступил в армию Власова (офицер для особых поручений при штабе ВС КОНР)[956]. После войны написал мемуары[957].

Первоначально книга публиковалась в сан-францисской газете «Русская жизнь» (1962), а в 1965 г. вышла отдельным изданием[958]. Тексту Торвальда предшествовало крайне спорное, не лишенное глорификации власовцев предисловие от издателя. В нем, в частности, утверждалось, что «дивизий СС, состоящих из русских, не было»[959].

Работая над текстом, Томашевский консультировался с другими участниками событий (Сергей Фрёлих, Вильфрид Штрик-Штрикфельдт), с целью «выяснения некоторых подробностей при своем переводе». В 1961 г. он получил письмо от последнего, о некоторых неточностях в монографии историка. Но Михаил Викентьевич отказался от правки, так как «не хотел эти исправления помещать в конце своих переводов без разрешения Торвальда, считая, что это могло бы обидеть автора книги, и было бы некорректно с моей стороны»[960]. Это стремление не совсем понятно, так как некоторые замечания были уже отмечены в предисловии[961], а сам Томашевский снабдил текст собственными дополнениями и фрагментом романа Эриха Двингера «Генерал Власов. Трагедия нашего времени»[962].

Следует отметить, что выполненный им перевод и сам не был лишен ошибок. Так фамилию одного из ближайших помощников Власова, капитана РОА Милетия Зыкова, он перевел, как «Сыков», а генерал-майора, начальника штаба 3-й Гвардейской армии Ивана Крупенникова, как «Крупейников»[963].

В чем ценность письма Штрик-Штрикфельдта?

Как и Томашевский, В. Штрик-Штрикфельдт был подданным Российской Империи. Окончил реальное отделение училища при реформатских церквах в Санкт-Петербурге. В годы Первой мировой войны служил в Русской императорской армии, а затем, во время Гражданской — в составе Северо-Западной армии генерала от инфантерии Николая Юденича, дослужившись, как и его корреспондент, до капитана. После войны жил в Риге, где сотрудничал с британскими торговыми фирмами, а в 1940 г. перебрался в Германию. В 1941 г. служил в вермахте переводчиком в отделе 1С штаба группы армий «Центр», а затем в штабе сухопутных войск (Oberkommando des Heeres — OKH) в группе III Отдела Генерального штаба Иностранные армии Востока (Fremde Heere Ost — FHO), от которого был прикомандирован к верховному командованию вермахта (Oberkommando der Wehrmacht — OKW) в отдел Вермахт-Пропаганда IV («Активная пропаганда», OKW/WPr IV). В этом статусе он был одним из кураторов Wlassow-Aktion до весны 1945 г. В апреле 1945 г. совместно с генерал-майором ВС КОНР Василием Малышкиным вел безуспешные переговоры с американцами о предоставлении власовцам политического убежища[964].

После войны работал в частном металлургическом предприятии, переводил русских поэтов (в частности, Бориса Пастернака), написал мемуары[965].

Насколько достоверны свидетельства Штрик-Штрикфельдта?

Сам гауптман в своих воспоминаниях стремился представить себя, как преданного друга власовского движения. Это нашло отражение и в мемуарной литературе, согласно которой, Власов «обычно называл» его «домашним святым»[966]. Непосредственный начальник Штрик-Штрикфельдта генерал-майор Рейнхард Гелен говорил: «С самых дней в Виннице вы никогда не обманули этих людей. Это ваш капитал! Я знаю это»[967].

Вместе с тем, старший преподаватель школы пропагандистов РОА в Дабендорфе и, по некоторым версиям, один из соавторов текста Пражского манифеста Николай Штифанов вспоминал: «Читая мемуары Штрик-Штрикфельдта… не надо забывать, что понимая стремления Власова и вполне во всем симпатизируя ему, этот капитан был, прежде всего, немцем и, как всякий немец, самым аккуратным образом исполнял приказы своего прямого начальства: все время кормил Власова обещаниями и все время использовал имя Власова в пропагандных целях, всякий раз уверяя, что данное мероприятие совершенно необходимо для признания Русского освободительного движения немецкими правителями. Для Власова (а позднее для Зыкова), людей со здравым умом, поведение Штрик-Штрикфельдта было совершенно ясным, они ни в чем не обманывались и, если поддавались его уговорам, то только потому, что надеялись на наличие такого же здравого мышления и у людей, ответственных за судьбу Германии»[968].

Мемуарист утверждал, что после подчинения власовцев СС решил отойти от движения. Тоже он повторил эмиссару СС в день провозглашения Пражского манифеста: «я к вам не принадлежу. Ни в какую организацию национал-социалистической партии после пережитого с 1941 г. я входить не желаю. Достаточно того, что я исполняю мой солдатский долг»[969]. Но это утверждение противоречит автобиографии Штрик-Штрикфельдта, датированной весной 1941 г., где прямо указывалось, что с декабря 1939 г. он состоит членом СС[970].

Также, согласно показаниям начальника штаба ВС КОНР генерал-майора Федора Трухина, следует учитывать репрессивную деятельность Штрик-Штрикфельдта в Дабендорфе, в частности, его роль в разоблачении и аресте полковника Николая Бушманова, антифашистски настроенного преподавателя курсов пропагандистов[971].

Тем не менее, и воспоминания, и письмо Штрик-Штрикфельдта, несмотря на глорификацию вермахта, попытку представить власовцев «жертвами» СС и желание скрыть их преступления, являются ценными источниками, как подтверждающие ранее известные страницы истории отечественного коллаборационизма, так и дающие новые факты, как, например, что школа пропагандистов в Дабендорфе была создана в качестве «противовеса» генералу Восточных войск.

Настоящее письмо публикуется с небольшими сокращениями по тексту, хранящемуся в Архивном фонде Дома Русского зарубежья имени А.И. Солженицына (Ф. 1 [фонд О.А. Гешвенда]. Ф-2/М-81. Л. 58–60).

Все конъектуры заключены в угловые скобки, сохранены особенности написания отдельных слов.


* * *

Немецкий капитан фон Гроте[972] получил первое сообщение о сдаче в плен генерала Власова из штаба армии в Виннице 4 сентября 1942 года[973]<…>

Первая летучка для красноармейцев была составлена генералом Боярским[974] и одобрена Власовым[975].

Капитан фон Гроте не был составителем 13-ти пунктов так называемых Смоленских, а составил их Зыков[976].

Я не знаю ничего о Ветлугине (начальник Отдела безопасности ОБ, он же майор и приват-доцент Тензеров)