— Извините… Просто я была в шоке.
— Бросьте… Из-за каких-то бумажек… — забросил Глеб хитрую наживку.
— Для меня эти бумаги представляют огромную ценность. Так что большое вам спасибо.
«Лучше позже, чем никогда… А карта-то, оказывается, не простая. Бумаги представляют огромную ценность… Не исключено. Это обнадеживает. Теперь я не признаюсь, что карта у меня, и под пыткой. Но самое интересное — похоже, девушка еще не в курсе, что конверт с картой пропал. Иначе она говорила бы по-другому. Тогда что ее привело ко мне?» — Глеб терялся в догадках.
— Присаживайтесь, — сказал он, указывая на кресло. — В ногах правды нет. Кстати, как вы насчет кофе?
— Вы подслушали мои мысли. С большим удовольствием.
— Отлично. Тогда передислоцируемся на кухню. Заодно и подкрепимся. Мне почему-то кажется, что вы еще не обедали.
— Да. И не завтракала, — призналась девушка. — Я к вам прямо с вокзала.
— Так уж и прямо?
— Ну… не совсем. Сначала я зашла в адресное бюро…
— Во как… Я так понимаю, вы хотели узнать мой адрес. Зачем?
— Мои знакомые рекомендовали вас как одного из самых толковых экспертов по древностям.
— Так вы на консультацию? — спросил Глеб и с облегчением вздохнул.
— Вроде того…
— Ладно, все дела потом. Сначала нужно ублажить мамону. Прошу… — Глеб галантно пропустил девушку вперед, и они зашли на кухню.
Кухня в доме Тихомировых была очень просторной, с высоким потолком и готическими витражными окнами. Она походила на поварню средневекового рыцарского замка, только была гораздо чище, уютней и светлей. Развешанные по стенам медные тазы, начищенные до блеска, старинная серебряная посуда в резном посудном шкафу, массивный дубовый стол и расписные изразцы невольно вызывали в памяти столь милое сердцу каждого русского патриота патриархальное прошлое.
В особенности хорошо и уютно было на кухне, когда приходили холода и разжигался камин.
— Как у вас тут здорово! — воскликнула восхищенная девушка.
— Правда?
— Честное слово! Это не кухня, это мечта каждой женщины. Я бы тут жила.
— Так в чем дело? Переезжайте к нам. Мы поставим вам диванчик возле камина — и живите на здоровье.
— Вы делаете мне предложение? — В черных глазах девушка заплясали лукавые чертики.
— Не смею даже мечтать об этом.
— Почему?
— Все очень просто. Мне кажется, что вы из той породы женщин, которые сами выбирают свою половину. Так что мое предложение будет лишь бесполезным сотрясением воздуха.
— Вы мне льстите… — девушка смутилась.
— Ни в коей мере. Кстати, — спохватился Тихомиров-младший, — мы ведь не познакомились. Меня зовут Глеб.
— Я знаю. Тихомиров Глеб Николаевич. А меня родители назвали Дариной. Я родилась, когда им было под сорок, поэтому они посчитали меня подарком свыше. Не люблю это дурацкое имя. Где они только его откопали. Поэтому почти все кличут меня Дарьей.
— Дарина. По-моему, это замечательное, красивое имя.
— Не издевайтесь над бедной девушкой.
«Да уж… — с иронией подумал Глеб. — Бедная и беззащитная… Как же. Такой палец в рот не клади, отхватит вместе с кистью».
— Даже в мыслях не было! — сказал он проникновенно. — Ну что же, Дарья так Дарья… Располагайтесь, а я пока переквалифицируюсь в буфетчика.
Булочка в хлебнице уже изрядно зачерствела, но Глеб быстро нашел выход. Он порезал ее на кусочки, положил сверху сырокопченую колбасу каменной твердости, присыпал ее таким же железобетонным сыром, потертым на терке, сложил бутерброды в посудину, подлил в нее немного воды и поставил в микроволновку.
Когда тренькнул звоночек электронной чудо-печки, Глеб с некоторым сомнением достал свои творения, и кухня наполнилась удивительно приятными запахами, которые стали еще более насыщенными и аппетитными, когда Тихомиров-младший разлил по чашкам сваренный по «фирменному» рецепту кофе.
— Супер! — восхитилась Дарина-Дарья и принялась жадно жевать бутерброд, нимало не заботясь о том, как она выглядит со стороны. — М-м… Только мужчины могут за считанные минуты приготовить такую вкуснятину. Мне для этого понадобился бы минимум час.
Глеб изобразил смущение, как того требовал момент, и последовал ее примеру. На удивление, бутерброды получились потрясающе вкусными, а булочка стала такой мягкой, словно ее только что испекли.
После весьма скудного импровизированного обеда, больше похожего на завтрак, они опять вернулись в кабинет Глеба, прихватив с собой кофейник с кофе и чашки. Девушка вдруг стала серьезной и начала вести себя как прилежная ученица — заглядывала ему в глаза с обожанием; скорее всего, наигранным.
— Мне сказали, что вы большой знаток эпохи Ивана Грозного… — начала она издалека.
— Вас неверно информировали. Просто однажды я имел неосторожность написать книжицу о пропавшей библиотеке Иоанна Васильевича, и с той поры меня начали считать большим спецом по XVI веку. Это не так. Есть люди гораздо более подкованные в этом вопросе. Так что вы пришли не по адресу. И тем не менее, я рад, что вы ошиблись. В кои-то веки мою холостяцкую обитель посетила фея.
Девушка зарделась, показав этим, как ей приятен комплимент «учителя», но упрямо продолжала гнуть свою линию:
— Пожалуйста, не прибедняйтесь. Меня проинформировали, что в данный момент вы работаете еще над одной книгой про Ивана Грозного. И заверили, что знаний о той эпохе у вас вполне достаточно, чтобы выступить в роли консультанта.
«Батя… — догадался Глеб. — Про новую книгу мог сказать только отец. Вот змей! Так и мылится, чтобы меня окольцевать. Внуки ему, видите ли, срочно понадобились… Похоже, эта Дарья здорово пришлась ему по душе, если он раскрылся перед ней как стручок перезревшего гороха».
— Ну что же, грузите… — с тяжелым вздохом ответил Глеб. — Если смогу ответить на ваши вопросы — отвечу. Ну а ежели нет — не обессудьте.
— Что вы думаете об аликорне? — осторожно спросила.
— Не понял… Причем здесь правление Ивана IV и рог единорога? Не вижу связи.
— Аликорн, или, как его еще называли, «копье», олицетворял силу, власть и торжество христианства. При Иване Грозном единорог стал личной эмблемой царя. В 1561 году его изображение появилось на малой государственной печати. А вы говорите «причем здесь рог».
— Ну, насчет эмблемы я могу поспорить. В 1561 году Константинопольский патриарх Иоасаф утвердил соборной грамотой Ивана IV в царском сане, благословив «быти и зватися царем законно и благочестиво». Регалии «вселенского государя» требовали «утяжеления». По традиции символом великокняжеской власти являлись жезл и посох. Среди царских регалий уже имелась одна, которая отражала воинствующий дух государя, — рогатина тверского князя Бориса Александровича. Скорее всего, эта рогатина стала подарком Ивану III к его свадьбе с Марией Тверской. Однако это великолепное оружие тонкой работы не привлекло внимания Ивана Грозного. Ему захотелось иметь еще и аликорн. Почему? Он решил не отставать от европейских монархов, которые всерьез опасались за свою жизнь, так как сведения о поразительных ядах, изготовленных в алхимических лабораториях Борджиа и Медичи, подтверждались. (Иоанн Васильевич тоже опасался за свою жизнь, и, как потом выяснилось, небезосновательно.) Изобретательность алхимиков не знала границ: смертоносное зелье могло таиться не только в напитках и еде, но и в духах, косметике, тканях, бумаге, ювелирных изделиях…
У Глеба пересохло во рту; он одним глотком допил свой кофе и продолжил:
— Утопающий хватается за соломинку, поэтому торговцы быстренько раздули миф об аликорне, который якобы является панацеей от отравлений, и коронованные особы встали в очередь, чтобы приобрести рог за любую цену. Рог единорога ценился в двадцать раз дороже золота. Каково? Конечно же на всех аликорнов не хватало, поэтому в средние века, кроме пробователей пищи, различных териаков[60] и безоаров[61], появились еще и так называемые креденцы[62]. Креденец входил в сервировку стола для приема пищи. Специальной крышкой покрывали пищу и питье, после чего повар снимал пробу с подаваемых блюд. Внутри этой дорогой крышки находился кусочек рога. В присутствии яда рог «потел». Чушь? Конечно же чушь. Реклама, батеньки, двигатель торговли; она и в средние века мозги людям пудрила. А еще я могу добавить, что в 1584 году царь Федор Иоаннович во время коронации держал посох, в который был вмонтирован почти метровой длины аликорн. Но я не понял, в чем смысл вашего вопроса. Если вы считаете, что рог в царском посохе принадлежал мифическому единорогу, то это заблуждение. Не было в средние века никакого сухопутного зверя с таким уникальным рогом. За исключением носорога. Но он не из этой пьесы.
— Зверя не было, а рог был, — фыркнула Дарья.
— Да, рог был. Прямой винтообразно закрученный рог, продававшийся в Средние века в Европе в качестве рога единорога (и явно послуживший моделью для этой детали на многих гравюрах), на самом деле чаще всего представлял собой бивень нарвала — зубатого кита, широко распространенного в полярных морях. Длиной он был до четырех метров. Большинство из дошедших до нас средневековых аликорнов, вне всякого сомнения, рога нарвала. Посохи с рогом нарвала до сих пор хранятся в сокровищницах европейских королевских домов, а также в соборах Милана, Венеции, Парижа, Мальты, Лондона. Всей Европе да и на Восток их поставляли скандинавские рыбаки, обнаружившие нарвала у берегов Гренландии. Им удалось сохранять свой прибыльный секрет на протяжении последующих 400 лет, потому что нарвалы редко мигрируют к югу. Остальные аликорны — это искусные подделки. Их часто изготовляли из слоновой кости; известны случаи, когда для этой цели выпрямляли клыки слонов и моржей. Знаменитый путешественник XVI века Андре Теве наблюдал этот процесс на острове в Красном море, откуда поддельные рога экспортировались во все концы света.