– Не отставай, салага!
Антон размашисто хлопнул водительской дверцей, щелкнул замком сигнализации: все-таки нехорошо бросать машину рядом с этой хибарой, но что поделаешь.
«Будем надеяться, что местные пацаны узнают о тачке позже, чем мы вернемся», – вздохнул он и поплелся за товарищами.
Шкода по-прежнему шел первым.
– Иван, – окликнул его Ключник, – ты, что ли, знаешь, куда идти? Чего молчишь тогда, нам тоже сказать не желаешь?
Шкода молчал. Он считал шаги.
Увязая по колено в снегу, он вывел компанию до кромки леса, прошел опушку и двинулся дальше, мимо почерневших стволов. Не доходя до криволапой ели, Шкода свернул с тропинки и двинулся напрямки по сугробам.
Афросий негромко матюгнулся, но полез за ним.
– Парни! Какого беса по бездорожью-то? – Антон постоял немного, глядя в удаляющиеся спины, и двинулся следом.
Он старался ступать в протоптанные Афросием следы, но тот был гораздо выше Антона ростом, и оттого шаг у него оказался шире – парень то и дело промахивался, ныряя в сугробы то по колено, то почти по пояс. Высокие ботинки с тугой шнуровкой не спасали, снег легко попадал внутрь, вскоре джинсы затвердели и встали колом, словно смазанные суперклеем.
– Черт-те что, – ворчал он себе под нос. – Какого с ними поперся, а? Надо было в машине оставаться ждать, и всё.
Еще подумалось о том, что отец прибьет его. И за тачку, и еще за деньги, которые он спер с его карты.
«Хотя, – с надеждой подумал Ключник, продолжая продираться через сугробы, – может, от такой прогулочки я подхвачу воспаление легких и, пока они будут меня лечить, батя отойдет и простит меня?» Путь становился все более тяжелым. Местами снег доходил до пояса. Они цеплялись за березки и еловые ветки, чтобы не утонуть и не увязнуть, исцарапали острыми сухими колючками все руки, изорвали рукава. Но продолжали лезть.
Пару раз Афросий попытался окликнуть Шкоду. Но тот, словно зачарованный, шел впереди, легко преодолевая сугробы.
В какой-то момент идти стало легче – снег подтаял, почернел и покрылся тонкой коркой льда, которая легко удерживала вес людей.
Кое-где сквозь широкие проталины проступала жирная черная мокрая земля.
Ботинки промокли от немыслимого количества влаги. Афросий, шедший на пару десятков метров впереди Антона, вдруг заорал и провалился в трясину.
– А-а-а! – орал он. – Помогите!
– Откуда болото-то в январе? – удивился Ключник и бросился на выручку. Болото оказалось небольшое, метра три в диаметре.
Шкода, шедший впереди, видимо, вовремя его заметил и обошел слева.
– Ты какого под ноги не смотришь? – заорал на Илюху Шкода. – Не видел, что ли, что я обошел это место?!
– Да иди на фиг! – огрызнулся Афросий, отплевываясь грязью. – Я уже вообще задолбался по кустам за тобой шастать! Руку дай!
Афросию просто лень было делать крюк и обходить топкое место. Он и пошел напрямую. И увяз.
Антон огляделся.
Не слушая визги Афросия, он вырвал с корнем молодую, с тонким, податливым еще стволом березу и бросил ее крону Илье.
Вместе со Шкодой они пытались вытянуть его на сушу. Тот хватался за дерево грязными руками, но оно все время выскальзывало.
– Да сделайте же что-нибудь! – верещал Афросий. Трясина забрала его уже по подбородок.
Тогда Антон быстро сбросил с себя куртку, свернув ее в комок, бросил ее в сухую траву и ползком полез к Афросию.
Грязная ледяная жижа чавкала под ним. Мгновенно промокли кашемировый свитер и новые джинсы.
– Быстрее, быстрее! – хрипел Афросий. Антон старался не смотреть ему в глаза – в них, словно отражение черной трясины, плескался ужас.
Он подполз к самому краю ямы, ухватил его за шиворот. Еще пара усилий – и он вытянул Илью на поверхность, где Шкода уже переволок пострадавшего на безопасное место.
– А-а-а!
Они лежали втроем, тяжело дыша, вокруг зимнего болотца, а у Ивана в ушах звенел бабкин голос:
«Смотрите, в трясине не завязните».
Тогда он не обратил внимания на эти слова. А зря. Не пришлось бы в грязи валяться и столько времени терять. Но кто мог подумать, что незамерзшее болото в тридцатиградусный мороз – реальность? Кстати, откуда бабка-то про него знала?..
– Подъем, – скомандовал Шкода, – замерзнем тут на болоте.
Промокшая до нитки одежда неприятно прилипала к телу, в ботинках хлюпала сырость, отчего пальцы на ногах начисто одеревенели.
– Надо двигаться дальше, – сказал главарь уже мягче, скорее себе, чем товарищам. – На месте просушимся.
И, не дожидаясь ответа, Шкода поднялся первым. Сколько же шагов он прошел, прежде чем Афросий начал тонуть?
– Подъем, я сказал! – рявкнул он.
Афросий послушно приподнялся на локтях, но дальше двинуться не мог – легкие передавило, словно железными обручами бочку.
«Сколько шагов?» – стучало у Шкоды в висках. Последнее, что он помнил, – это триста девяносто восемь шагов, но это было явно раньше. Где?
Он оглянулся. Стараясь двигаться точно по своим следам, чтобы снова не сбиться, он стал возвращаться назад, к тому месту, которое, он помнил, и было триста девяносто восьмым шагом.
Палка там валялась на земле, почему-то с почками. Он еще удивился – январь, а в лесу почки на деревьях появились. И это был триста девяносто восьмой шаг.
Он прошел еще несколько шагов. За ним наблюдали Афросий и Ключник.
Афросий все еще тяжело дышал, иногда сплевывая куски грязи со слюной. Антон пытался очистить одежду. Он вырвал пучок сухой травы и вытирал им свитер и джинсы. Конечно, дорогая одежда была безнадежно испорчена, но, по крайней мере, стала суше и уже не липла к телу.
Афросий повернулся к нему. Внимательно на него посмотрев, протянул руку.
– Спасибо…
– Да ладно, было б за что, – Антон закрыл глаза и подставил лицо слабым солнечным лучам.
– Не скажи, – Афросий был явно настроен пооткровенничать, – у нас многие ребята просто прошли бы мимо…
– «У вас» – это где? – говорить на эту тему не особо хотелось, но надо же было как-то поддержать разговор.
– Ну, в нашей партии…
– У вас что, и партия есть? – изумился Антон.
– Конечно, – Афросий даже порозовел от удовольствия, – наша цель – возродить рейх!
Антон невольно открыл глаза. Тусклые лучи пробивались сквозь черные ветки, воздух вонял болотом.
– Зачем?
– Как зачем?! – Афросий громко шмыгнул. – Пора кончать этот беспредел! Править должны лучшие!
Антон с издевкой глянул на него:
– Это ты, что ль?
– А хоть бы! – грязное лицо Ильи сияло. – Революция, война – это же такие бабки! Можно отжать у толстосумов их барыши, и тебе за это ничего не будет, прикинь! Потому как они – ничто, а ты – все! И заживешь нормально.
– А они как?
– Кто? – не понял Афросий, но почему-то перестал улыбаться.
– Ну, толстосумы эти? Они, небось, против будут?
– А-а, – Афросий криво усмехнулся, – кто против – тех к ногтю, как гниду поганую! Или пусть пашут, рабы…
Ключник пожал плечами.
– И меня тоже? – Антоха говорил серьезно, и Афросий замер. – Чего вылупился? Меня тоже – к ногтю?
– Тох, ты чего? Антон резко встал.
– Я ведь тоже в некоторой степени толстосум, в машине которого ты, правда, хоть и идейный революционер, но с удовольствием дрых на заднем сиденье. И сейчас я тебя вроде как из болота вытащил. А вот прикинь, меня бы не было, уже кто-нибудь до тебя меня к ногтю бы прижал. – Он сделал характерный щелчок и хрипло, шепотом добавил: – И утоп бы ты уже, сдох бы в вонючей жиже!
Афросий медленно встал, сплюнул под ноги.
– Если против пойдешь – к ногтю!
– Эй, парни! Вы там чего? – оглянулся наконец Шкода. – Прекратите базарить! – скомандовал он им. – За мной!
И он так же сосредоточенно двинулся дальше.
Ключник и Афросий тяжело двинулись за ним.
Афросий теперь старался идти след в след. Без утонувшей в болоте дубленки он ежился от холода, иногда подпрыгивая на месте, чтобы согреться. Только чем дальше в лес они уходили, тем больше зима переставала походить на зиму: то тут, то там на ветках зеленели набухшие почки, а через несколько десятков метров на некоторых деревцах показались первые нежно-смолистые ароматные листики. Воздух становился все более теплым, пахло весной: влажной землей, почками, подгнившими ветками, которыми, как ковром, была устлана вся земля.
Через несколько минут вся троица вышла, вернее вывалилась, на круглую, как блюдце, поляну, поросшую сухой травой и бурьяном.
Шкода прошел ровно в центр поляны и, задрав голову, посмотрел в голубое, по-весеннему яркое небо.
«Странно это все-таки. Как в сказке про двенадцать месяцев», – подумалось ему. Да и товарищи его примерно то же подмечали, да только помалкивали: Афросий все пыхтел, а Ключник вообще сегодня был какой-то молчаливый.
Афросий, лишь только вышли на поляну, рухнул на землю и, облокотившись спиной на одну из черных, будто обожженных сосен, росших по ее краю, стянул с себя грязные, насквозь промокшие сапоги.
– Сдохнуть можно, – сообщил он, тяжело дыша.
Ключник подошел к Шкоде и тоже посмотрел на небо.
– Тебя ничего не удивляет? – вдруг спросил главарь.
Ключник хмыкнул. Удивляет ли? Да у него уже крыша едет от всего происходящего. Но вместо ответа вежливо спросил:
– А что?
– Весна посреди зимы, почки набухают, листья прорезываются. А птиц нет…
И правда, Антон только сейчас заметил – вокруг ни одной птицы. Ни на поляне, ни около. И птичьего щебетания не слышно.
Видимо, Шкода думал о том же.
– Старуха приказала считать шаги. Тысяча сто семьдесят шесть шагов от того дома, шестьсот шестьдесят от тропинки. Птиц я слышал, пока шли по тропинке к лесу и еще шагов тридцать после… Белка попалась где-то там же. И все… Словно мертвый лес. Он помолчал, вглядываясь в высокую синеву небес. К ним подошел Афросий.
– А здесь – послушай, – Шкода перешел на шепот. – Тишина…
Афросий не был мистически настроен, он замерз, проголодался, натер ноги, потерял новую дубленку и теперь готов был убить на месте любого, кто будет мешать ему побыстрее расквитаться с мамашей и ее дурехой-дочкой, из-за которых он и попал во все эти неприятности.