Несмотря на попутные ветры, продвигались медленно, и до Копенгагена эскадра Спиридова добралась лишь в конце августа. У берегов Дании простояли десять дней: пришлось заменить новопостроенный «Святослав», оказавшийся негодным к зимнему плаванию, на линейный корабль «Ростислав» из русской эскадры, возвращавшийся в Кронштадт.
«По несчастью, наши мореплаватели в таком невежестве и в таком слабом порядке, что адмирал весьма большие трудности в негодованиях, роптаниях и беспрестанных ссылках офицеров на регламент находит, а больше всего с огорчением видит, что желание большей части офицеров к возврату, а не к продолжению экспедиции клонится, что беспрестанно делаемые ему в том представления и неточности судов и тому подобном единственно из сего предмета происходят, и из того тот вред происходит, что нижние служители и весь экипаж теряют бодрственную надежду, столь нужную при столь трудной экспедиции», — сообщал Екатерине русский посланник в Копенгагене Философов.
К середине октября, после трехмесячного плавания, достигли Англии и встали на починку в порту Гулль. «Теперь притворяюсь и притворяться буду, — писал Спиридов в Лондон послу Чернышеву, что стою за ожиданием отставших от меня кораблей и прочих четырех военных судов… Между тем употреблю старания по получении из местечка Гулля для удовольствия служителей, а паче немощных, покупкою свежего мяса, зелени и воды…»
Медлительность командующего первой эскадрой удручала Екатерину, хорошо понимавшую, что без поддержки с моря нельзя было рассчитывать на успех антитурецкого выступления греков и народов Балканского полуострова. «С крайнейшим прискорбием, — писала она Спиридову, — вижу я медленность, с которою Вы идете с эскадрою, Вам вверенною, и что Вы в разных местах мешкаете Бог весть для чего, хотя весь успех Вам вверенного дела и зависит от проворства. Слышу я, хотя Вы о том ко мне и не пишете, что и больных у вас много; рассудите сами, не от мешканья ли Вашего не происходит? Когда вы в пути съедите всю провизию и половина людей помрет, тогда вся экспедиция Ваша обратится в стыд и бесславие Ваше и мое, хотя я ни иждивения, ни труда, ни всего того, что я придумать могла, не жалела для снабжения Вас всем, что только споспешествовать могло к желаемому успеху. Прошу Вас ним самого Бога, соберите силы душевные и не допустите до посрамления пред всем светом. Вся Европа на Вас и Вашу экспедицию смотрит… ради Бога не останавливайтесь и не вздумайте зимовать, кроме Вам определенного места».
Только в середине ноября флагманский корабль эскадры Спиридова «Евстафий» прошел Гибралтар. 18 ноября он встал на рейде Порт-Магона на острове Минорка, принадлежавшем Великобритании. 2 декабря к нему присоединились линейные корабли «Три Иерарха» и «Три Святителя», а также пинк «Саламбал». Всего же из эскадры, вышедшей из Кронштадта в числе семи кораблей и восьми разных судов, в конце декабря у острова Минорка собралось только четыре линейных корабля, один фрегат и четыре мелкий судна. Но и это было еще не все: на стоявших в Порг-Магоне судах насчитывалось 332 человека умерших и 313 больных.
Императрица была вне себя от гнева.
«Гибралтар нашим кажется концом света!» — писала Екатерина А. Г. Орлову 8 января 1770 г.
«Надеемся крепко, что дурноты уже все миновали и дело теперь пойдет», — отвечал Орлов.
Этого было достаточно, чтобы Екатерина восстановила бодрость духа:
«Что же делать, впредь умнее будут. Ничто на свете нашему флоту столько добра не сделает, как сей поход. Все закоснелое и гнилое наружу выходит, и он будет со временем круглехонько обточен».
В январе 1770 г. Екатерина начала готовить третью эскадру пол командованием контр-адмирала Арфа. Эскадра отправилась в Средиземное море в июне 1770 г., имея на борту 2500 человек пехоты, в том числе 500 солдат гвардии Преображенского полка. Денег на архипелагскую эспедицию в Петербурге не жалели. Лишь и 1769–1770 гг. на нее было истрачено без малого 2 миллиона рублей.
Впрочем, ко времени появления на просторах Средиземноморья эскадры Арфа главные события были уже позади.
Суда эскадры Спиридова покинули Порт-Магон 23 января 1770 г. Через две недели русские корабли встали на якорь в порте Витула на полуострове Майна. Местное население встретило появление русских кораблей восторженно. Греки толпами собирались на побережье, салютуя приходу русских выстрелами из винтовок и пистолетов. Немедленно было сформировано два легиона: восточный и западный. Первый возглавил капитан Барков, второй — майор Петр Долгорукий. Отряд Баркова, насчитывавший до 8 тыс. чело век, без труда взял Миситрию, столицу древней Спарты. Турецкий гарнизон сложил оружие без сопротивления, однако греки, кипя ненавистью к поработителям, в один день перерезали более тысячи турок. Вследствие этого при осаде следующей турецкой крепости, Триполице, Барков встретил сильнейшее сопротивление. Греки, не приученные к воинской дисциплине, бежали с поля сражения. Из русских, входивших в отряд Баркова, в живых осталось только четверо. Они на руках принесли в Миситрию тяжелораненого Баркова, опоясанного знаменем, которое он при отходе велел снять с древка.
Между тем Петр Долгорукий овладел всей Аркадией и вышел к крепости Наварин, ключевому пункту обороны турок. 10 апреля 1770 г. после воспетой А. С. Пушкиным бомбардировки, которую возглавлял его дед бригадир Ганнибал, Наварин был взят. В его гавани собрались весь русский флот и наличные сухопутные силы во главе с А. Г Орловым.
Екатерине и Орлову Наварин представлялся идеальной базой, способной подкрепить военные действия в Морее и на Балканском полуострове. Для того чтобы окончательно утвердиться в Наварине, гнало необходимо овладеть расположенной поблизости сильной крепостью Модон. Небольшой русский отряд под командованием героя черногорского похода князя Ю. В. Долгорукого направился к Модену, но был разбит превосходящими турецкими силами. «Сей неблагополучный день, — писал Орлов Екатерине, — отнял всю надежду иметь успехи на земле».
Действительно, поражение под Модоном поставило небольшие, и сущности, русские силы, десантированные на юге Греции, на грань военной катастрофы. Турки угрожали и с сухого пути, и с моря. В середине мая поступило сообщение о приближении турецкого флота, стремившегося запереть русские корабли в гавани Натрина.
В этот критический момент в районе военных действий как нельзя более кстати появилась вторая эскадра русского флота. Однако командовавший ею контр-адмирал Эльфинстон и не помышлял координировать свои действия со Спиридовым или Орловым. Дело в том, что инструкция, которой Эльфинстона снабдили в Петербурге, была составлена странно. Взаимоотношения между Спиридовым и Эльфинстоном определялись в ней как равного с равным. Происшедшие из-за этого недоразумения могли дорого обойтись русскому флоту.
Прибыв к берегам Греции, Эльфинстон не позаботился установить прямой контакт с Орловым или Спиридовым и высадил имевшийся на его судах десант в Колокинфской бухте, предписав ему следовать в Миситрию, в то время уже покинутую русскими войсками. Десант во главе с подполковником Борисовым фактически оказался брошенным на произвол судьбы.
Тем временем честолюбивый Эльфинстон пошел навстречу турецкому флоту. От немедленного разгрома в проливе Наполи-ди-Романья он был спасен только крайней нерешительностью турецкого капудан-паши, никак не предполагавшего, что русские решились атаковать его такими малыми силами.
Только 21 мая эскадры Спиридова и Эльфинстона соединились. Однако при первой же встрече командующие эскадрами не нашли ничего лучшего, как смертельно разругаться. Федор Орлов, присутствовавший на военном совете, не смог призвать к порядку двух разбушевавшихся адмиралов.
Здесь и пробил час Алексея Орлова. Екатерина знала, в чьи руки вверяла дерзкое и опасное предприятие. Орлов был прирожденным лидером. В критических обстоятельствах он не ведал сомнений и не останавливался ни перед какими препятствиями. Любитель конских бегов, цыганских песен и кулачных боев, Алексей, наделенный от природы огромным ростом и богатырской силой, не раз на масленицу скидывал шитый золотом кафтан и, поддерживаемый криками обожавшей его толпы, сходился в рукопашном бою с двумя, а то и тремя соперниками одновременно. Недостаток познаний в морском деле он с лихвой компенсировал железной волей, решительностью и умением добиваться беспрекословного подчинения и от заносчивых адмиралов, и от матросов, которых любил непритворно и ласково называл «аржанушки» за пристрастие к ржаному хлебу. Матросы платили ему взаимностью.
По уходе Спиридова из Наварина ему ничего не оставалось, как взорвать мощные бастионы крепости, к которой уже приближались турецкие войска, и идти на соединение с флотом. 11 июня корабли Орлова «Три Иерарха» и «Надежда благополучия» влились в состав эскадр Спиридова и Эльфинстона. Появление Орлова на флагманском корабле Спиридова оказалось как нельзя кстати. В письме к Екатерине он вынужден был донести, что «командиры между собой в великой ссоре, а подкомандиры в унынии и неудовольствии».
Не разбирая взаимных жалоб, Орлов принял командование флотом на себя. «Для пресечения многих недоразумений и великого числа в обеих эскадрах непорядков, — сообщал он в письме императрице от 20 июня 1770 г., — для приведения к одной общей цели обеих эскадр, для сохранения дисциплины и для отвращения уныния и неудовольствия с общего согласия принужденным нашелся взять команду над обеими эскадрами, поднять кейзер-флаг и отдан приказ повелительный, чтобы все слушались того корабля, на котором я».
Дальнейшие события подтвердили правильность поведения Opлова. Верно оценив обстановку и без колебаний взяв на себя всю полноту ответственности, А. Г. Орлов сыграл решающую роль и том, что наспех задуманная и неудачно осуществлявшаяся архипелагская экспедиция завершилась блистательным финалом.
Действия Орлова были продиктованы точным и смелым расчетом. «Ежели Богу угодно будет сокрушить флот неприятельский, — «Я писал он императрице, — тогда стараться станем и употребим всю возможность опять союзно действовать с обитающими народами под державою турецкою с той стороны, где будет способнее. Если флотпобедит, тогда и денег не надобно будет, ибо будем господами всего Архипелага и постараемся огладить и Константинополь… В случае же несчастного сражения морского или пребывания турецкого флота в благополучном состоянии не имею надежды остаться зимовать в о