"Злорадство и предвкушение", — привычно расшифровала я.
Стерва что-то задумала? Снова затащит Сокола в постель, чтобы мне насолить?
"Пусть жених ночует у меня, пока окончательно не поправится", — решила я и забрала поднос с обедом. За то время, что мы с Малией чесали языками, Сара успела налить суп, компот, настрогать салат и положить на тарелку котлету и пару свежих булочек.
— Спасибо, — натянуто улыбнулась я поварихе и ушла с кухни.
Злость всё ещё кипела в крови. Но сколько бы ни тявкала бы Малия, Сокол сейчас лежал в моей спальне. Один. Голодный.
Глава 14. Возвращение воспоминаний
Наказ Франко “спи давай” Сокол выполнял практически против воли. Дважды пытался подняться из кровати, чтобы одеться, но тут же без сил падал обратно на подушку. Сон держал в беспамятстве крепче, чем трясина в болоте. Иногда казалось, что обе реальности существуют для него одновременно. Убийца спал и слышал, как дети носились под окнами школы.
Слабость раздражала. Жизнь отчаянно проходила зря: он заваливал работу, не участвовал в расследовании заговора диких и был лёгкой добычей для Франко.
“Как и Амелия”, — вспыхивали мысли посреди той каши, что творилась в голове.
Да, пока он валялся на кровати, никто не мешал старшему Гвидичи ухлёстывать за его невестой. Почему она передаёт записку так долго? Куда запропастилась директриса школы?
В кабинет иногда кто-то заглядывал и звал её, но Сокол не узнавал голоса. Воспоминания из детства накатывали волнами. Первым пришло имя. Ещё во сне. Потом образ Франко в холщовой рубашке. Босого, растрёпанного и с полосой засохшего ила на лбу. Отец брал их с собой на рыбалку. Фредерико полагалось сидеть в лодке, а старшего брата отпускали проверять ловушки для рыб.
Настоящее имя теперь липло к нему, как репей. Ласково звучало голосом матери, грозно нависало над головой в ругани отца. Теряло слоги и распадалось на части в исполнении брата: “Фред, Фреди, Рико”.
Амелия тоже придумала сокращение. Ричи. Словно детская трещётка. Ричи-Ричи. Но ему нравилось. Длинное “Фредерико” мало подходило тому мальчику из прошлого.
“У меня не брат, а сестрёнка, — ворчал Франко, когда он боялся упасть из лодки в воду. — Косички пора заплетать”.
Старший Гвидичи двадцать лет спустя носил длинные кудри, как у младшего брата, хотя сам в детстве стригся почти наголо. “Не хочу возиться с расчёской. Я же не девочка”. Его раздражало, что мама больше заботилась о “сладком Фредерико”. Мальчика одевали, как куклу, редко наказывали и никогда не заставляли учиться.
Франко с отцом кричали друг на друга за закрытой дверью сарая. Так долго и так страшно, что Фредерико прятался под диваном.
“Тебя запечатают! Ты будешь опасным выродком до конца жизни!”
— Сокол, — позвал его Этан. — Тебе плохо? Глаза открыть можешь?
Веки он разлепил. В спальне образовалась толпа. Амелия пристраивала на столик поднос с едой. Восхитительный аромат супа заставлял желудок урчать от голода, но тошнота напоминала, что слабость не позволит наесться. Бояна прятала взгляд. Наследная принцесса ведьм на удивление скромно стояла за спиной жениха, а Этан, не спрашивая разрешения у хозяйки спальни, разложил на покрывале свои древние артефакты.
— В окружении черепов и костей я ещё не просыпался, — пробурчал Сокол, пытаясь приподняться на локтях.
— Пустую бадью подать? — спросил клановый маг, подкладывая ему под плечи подушку. — Тошнит?
— Если ты заставишь меня есть сушёных жаб, то точно вырвет. Мы уже не доверяем зельям? По старинке будем лечиться?
— Нет, останки животных нужны для ритуала, — улыбнулся Этан, оглядываясь на Бояну. Учёная ведьма фыркнула и закатила глаза. — Тут всего лишь семь черепов мышей, шерсть волка и змеиные зубы. Хвала предкам, они несъедобны.
— Нам уйти? — робко спросила Амелия. — Чтобы не мешать.
— Нет, я пока не решил, буду ли что-нибудь делать, — признался клановый маг. — Разложился на всякий случай.
Ага, и полное ритуальное облачение совершенно случайно надел. Вышитая льняная рубаха, амулеты на груди, маска из чёрных нитей, небрежно сдвинутая на затылок. Пока маги из других королевств старались перещеголять друг друга цифрами в счёте от портного, золотыми артефактами с драгоценными камнями, Этан работал, как его предки тысячи лет назад. А тогда к природе были ближе. И носить ожерелье из клыков убитых тобой медведей было особой гордостью воина.
— У меня появится диагноз? — спросил Сокол, сползая на подушке ниже. Голова кружилась.
— Ты здоров, — уверенно заявил клановый маг. — Твоя слабость — прямой результат работы зелья. Бояна перестаралась и сделала его слишком сильным. Оно сейчас буквально копается у тебя в мозгах, выискивая повреждённые участки и выращивая там новое вещество. Как ты хотел себя чувствовать?
— Я надеялся, — беззлобно огрызнулся лучший убийца Клана Смерти, — что смогу хотя бы ходить.
— К вечеру встанешь, — обнадёжил Этан. — А утром после очередной порции снова ляжешь. И я боюсь, что слабость будет прогрессировать. Не пришлось бы снова подключать тебя к Ловцу Душ, чтобы машина дышала вместо тебя и гоняла кровь.
Сокол поёжился от неприятных воспоминаний. Ремни поперёк груди, трубка в горле и судно под кроватью.
— А если уменьшить дозу? — вмешалась Амелия.
— Тогда лечение растянется на месяцы, — тихо ответила Бояна. — И неизвестно, поможет ли. Я подбирала концентрацию с учётом состояния Доротеи. Облегчённый состав никак на ней не отражался.
“Пей, мой мальчик, пей воду”, — шептала во сне мама.
“Способности колдовать ты уже лишился, — говорил Франко. — После второй попытки разум потеряешь. Хватит, остановись”.
— У меня нет выбора, — ответил Сокол. — Я должен всё вспомнить. Буду пить полную дозу.
Амелия прикусила согнутый палец, в её глазах отразилась боль. Бояна, опустив взгляд, теребила оборки на юбке платья.
— Этан, скажи ему, пожалуйста. Я всегда стою горой за своё детище и соглашаюсь практически на любой риск, но тут…
В спальне повисла тишина. Клановый маг не оборачивался к невесте и не торопился отвечать.
— Бездна, ну что за секретность? Лекари смелее говорят, что рана смертельная. Способность колдовать ко мне не вернётся? Я потерял дар?
— Что там с даром, мы ещё проверим, — пообещал Этан. — Я принёс элезийский артефакт. Он работает вопреки межмировым ограничениям. Показывает уровень силы, в каком бы состоянии не оказался человек. Даже на груди Доротеи светился красным цветом. Тут другое. Когда Бояна примчалась ко мне, бледная от страха за твою жизнь, я первым делом открыл клановое плетение. Хотел посмотреть, на месте ли твои метки, а заодно ей показать, что ничего непоправимого не случилось.
Меток на нём меньше, чем на мужчинах из семьи Делири, но тоже достаточно. Ритуал инициации, включающий его в клан. Символ исключения из ритуала, позволяющий убивать своих. Печать приёмного родства с Магнусом. Посвящение, открывающее доступ к высшей магии.
— Что слетело? — сразу догадался Сокол. — Как долго я был мёртв?
Метки исчезали, едва душа покидала тело, и уже не возвращались обратно, даже если “мертвец” чудесным образом оживал.
Демоны с ним, с посвящением. Можно договориться с Виттом и пройти его в академии ещё раз. Ритуал инициации Этан осенью для молодёжи проведёт. Поучаствовать в нём с будущими курсантами тоже не проблема. А вот за исключение обидно. С исчезновением метки лучший убийца терял принадлежность к ближнему кругу главы. Моментально получал отставку из рядов старших командиров.
— Все твои магические отметины на месте, — тихо ответил Этан. — А вот как долго ты был в Бездне — хороший вопрос.
Озноб волной прошёл по телу. Вспомнился взгляд волка из недавнего кошмара, шёпот мертвецов в заброшенной деревне.
— Я же вернулся. Разве важно, сколько там гостил?
— Доротея стала младенцем во взрослом теле, потому что Ловец Душ был несовершен, — начала объяснять Бояна. — Никто не заметил, что ей не хватает воздуха, питания. Её держали мёртвой больше месяца. А когда сердце снова забилось… В общем, лекари на ней крест поставили. Сказали Данту, что она больше не человек, и будет лучше отпустить её в Бездну насовсем.
— И если бы не новорождённый сын тёмного, нуждающийся в магии матери, так бы и поступили, — добавил Этан. — Тебя ждёт тоже самое. Сегодня связь души с телом осталась крепкой. Метки померкли, как бывает спустя пару мгновений после смерти, но не исчезли. Душа отправилась в Бездну и вернулась. Но что будет завтра? Мы не контролируем процесс. Проклятье, Сокол, зелье Бояны ни разу не давало такого эффекта! Я понятия не имею, чем всё кончится, если ты продолжишь его пить! В лучшем случае превратишься во вторую Доротею, но нам будет уже нечем тебя лечить.
Сокол видел сестру Данта до того, как она встала на ноги. “Младенец” — громко сказано. Она была бревном, сутками лежащим в кровати и смотрящим в потолок. Накормить её с ложечки казалось подвигом.
“Разум потеряешь”, — ворчал голос Франко в голове.
“Пей, мой мальчик”.
— Он же может отказаться? — насмерть перепуганная Амелия вцепилась в плечо Бояны. — Больше не пить зелье. Как быстро тогда пройдёт слабость? Сокол! Ты ведь уже что-то вспомнил? Хватит. Остановись!
— Тебе было семь лет, когда стёрли память, — напомнил Этан. — Даже если она восстановится, то обрывками. Я понимаю, насколько ценно для тебя обрести прошлое. Вспомнить лицо матери, отца. Но стоит ли так рисковать?
— Зачем ты принёс черепа и кости? — сменил тему Сокол.
От Амелии намеренно отворачивался. Не мог он ей объяснить, почему упорствует. Да, бесконечно глупо лишаться здоровья ради призрачного шанса найти рычаг давления на Франко. Но двадцать лет назад он потерял не только память. Он потерял себя. Долго потом наощупь лепил кого-то другого. Чтобы не разочаровать Магнуса, чтобы соответствовать высоким требованиям клана. Сокол — не имя. Маска. Его настоящего зовут Фредерико. И если за утраченной частью души нужно отправиться в Бездну, то он согласен.