– Сначала они умели говорить на Языке, – сказал нам врач, – потом вдруг разучились. Почему, неизвестно.
КсерКсес были вежливы и не проявляли любопытства.
– Вы помните Язык, посол КсерКсес? – спросила их Да.
– Что за вопрос!
– Что за вопрос! – сказали КсерКсес. – Мы же посол.
– Мы же посол.
– Не могли бы вы сейчас поприветствовать нашего гостя?
Они поглядели в окно. Город, местами обездвиженный и обесцвеченный ломкой, покрывался струпьями.
– Поприветствовать? – сказали КсерКсес.
– Поприветствовать?
Они сблизили головы и забормотали. Они готовились, долго, перешептывались, кивали. Мы потеряли терпение. Они заговорили. Классические слова, хорошо известные даже мне.
– Сухайль каи шу/шура сухайль, – сказали они. «Очень приятно видеть вас у нас, мы рады, что вы пришли».
Ариекай вскинул кораллы глаз. Мне показалось, вероятно, потому, что я этого хотела, будто именно так делали ариекаи, когда слышали речь ЭзРа. Шоаш/Ту-Туан медленно оглядывал комнату.
Но он смотрел просто потому, что услышал новый шум. Точно так же он реагировал бы, случись мне уронить стакан. Его интерес угас. КсерКсес сказали еще что-что, вроде «Не поговорите ли теперь вы со мной?». Ариекай не обратил на них внимания, КсерКсес заговорили опять, но их голос распался, развалился надвое, подрез говорил одно, поворот – другое. Звучало это неприятно.
Не думаю, чтобы в их речи не было совсем ничего от Языка. Было что-то, какой-то осадок, который и уловил ариекай. Я много думала потом о его движении, и, по-моему, он не встрепенулся бы так от какого угодно звука. Конечно, этого все равно было мало, так что какая разница, и все же я думаю, что и КсерКсес, и многие другие владели призраком Языка.
Посла КсерКсес увели к себе. Они не сопротивлялись. Более того, возвращаясь в свое заточение, один послал нам извиняющийся взгляд, клянусь!
Другие: постарше; помоложе; потом, о ужас, две пары подростков, лезших из кожи вон, чтобы угодить нам. Одни были уравнены и одинаково одеты; другие нет. Одна пара, примерно моего возраста, ФейРис, сначала разыгрывали ледяное безразличие, но потом, когда мы попросили их говорить, старались, как могли. Шоаш/Ту-Туан долго смотрел на них, как будто узнавая, но этого было мало. ФейРис были первыми из наших кандидатов, которые осыпали нас проклятиями, когда их уводили – уволакивали – назад.
Я наблюдала за МагДа. Я любила их, восхищалась ими. Они знали об этом все.
Перед нами прошли семнадцать послов. Двенадцать, как мне показалось, хорошо говорили на Языке. Девять произвели кое-какое впечатление на ариекая. Трижды я думала, что мы, похоже, нашли тех, на кого надеялись ИллСиб, тех, кто был нам нужен, чтобы заменить ЭзРа и спасти Послоград. Но того, чем они обладали, было недостаточно.
Если язык ЭзРа был наркотиком, думала я, то, может, в один прекрасный день найдется такой посол, чьи речи окажутся ядом. Мы поставили Шоаш/Ту-Туану один из последних чипов. Он весь обмяк и, содрогаясь, слушал словоблудие ЭзРа насчет самого большого дерева, на которое залезал Эз. В изоляторе не было никого, кто мог бы нам помочь.
– Такое не повторяется, – сказала нам одна из докторов. – Эти… – Она показала рукой на стену комнаты, за пределами которой томились в своих камерах ошибки. – Они просто не в совершенстве владеют Языком. А это не то же самое, что ЭзРа. Двое случайно выбранных людей не должны уметь говорить на Языке. Такого просто не бывает. Появление ЭзРа и в первый раз было не то что маловероятно, а невозможно. Как же вы думаете найти их во второй раз?
Неудивительно, что ЭзРа не выжили. Вселенная исправляет свои ошибки. Мы сидели на заседании комитета.
– Это место надо закрыть, – сказала я.
– Не сейчас, Ависа, – ответили МагДа.
– Оно чудовищно.
– Господи, не сейчас!
– Закрывать будет нечего…
– …а может, и некому, если мы не пошевелим как следует мозгами сейчас.
Итак, молчание. Примерно раз в минуту кто-нибудь из нас вскидывал голову с таким видом, как будто хотел что-то сказать, но говорить было нечего. Кто-то хлюпал носом, точно собираясь заплакать.
МагДа шептались друг с другом.
– Приведите сюда всех ученых, каких найдете, – сказали они, наконец. – Специалистов по сборке, биологов, медиков, лингвистов…
– Кого только сможете.
– И этого ариекая.
– Шоаш/Ту-Туана. – Они переглянулись. – Делайте с ним, что должны.
– Изучите его.
– Разберите его на части.
Они ожидали возражений. Их не последовало.
– Разберите его на части и выясните, что происходит.
– Внутри. В его костяном доме. – Они бросили взгляд на Брена и меня. – Когда он слушает ЭзРа.
– Узнайте, что внутри него происходит.
– Может, тогда мы сможем синтезировать это как-то иначе.
Вот так, под их руководством, мы замыслили убийство Хозяина. Не для самозащиты, а из расчета. Послоград становился другим местом. Отвага Маг и Да потрясли меня. Это был ужасный поступок. МагДа знали, что инициатива должна исходить от них.
Не думаю, что кто-нибудь из нас всерьез верил в то, что внутренности ариекая откроют нам секрет его зависимости, но все были согласны попробовать. И потом, все равно мы все должны были скоро умереть, так что пора было принимать новые решения, и МагДа показали нам одно из них. Они взяли на себя ответственность продемонстрировать всем, что такое жизнь во время войны. Они дали нам надежду, хотя и не без примеси эгоизма. Более самоотверженного поступка я не видела никогда.
15
Проведенная в изоляторе вивисекция наркомана не дала ничего.
Не прошло и нескольких дней, как все в городе узнали, что комитет пытался отсрочить грядущее, создав нового ЭзРа, но потерпел крах. Слухи расползлись потому, что слухи вообще имеют обыкновение расползаться. Слухи воюют с тайнами, выигрывают, порождают новые тайны, с которыми борются новые слухи, и так далее.
Маг и Да заставили нас вступить в войну. Поздно, но те из нас, кто еще не совсем поддался отчаянию, строили баррикады. Окраины Послограда мы уже сдали. И теперь на внутренних улицах выволакивали из брошенных домов все, что можно, разбивали на куски и сваливали обломки поперек дороги. Землекопы рыли траншеи и покрывали баррикады кусками нашего асфальта и ариеканской почвой под ним. Потом все это заливалось для прочности пластоном и цементом, и выставлялись огневые точки для защиты нашего города в городе от ариекаев в нужде.
Здания превратились в пулеметные башни. Кое-какое оружие у нас было всегда, к нему добавили добычу из бременских складов, а инженеры и сборщики соорудили новую артиллерию. Мы проверили всю свою технику на наличие биомеханических компонентов, безжалостно уничтожая ее при малейших признаках зависимости. Зараженные машины, визжа, горели на кострах, словно еретики на аутодафе.
Но время уже ушло, мы это знали. Посол ЭдГар повесились. Они состояли в комитете. Их кончина снова вызвала у нас шок. Послы завели моду на самоубийства, и простые горожане шли по их стопам.
Мужчины и женщины собирались у баррикад по нашу сторону границы, каждый в эоли, каждый с ножом, дубинкой или пистолетом, сделанным или выращенным самостоятельно. Перевалив через укрепления, они уходили туда, где еще недавно были просто улицы, а теперь лежала ничейная земля. Они бросали нас, растекаясь по узким переулкам, держа наготове оружие в подражание нашим констеблям или полицейским из боевиков, которые присылал в миабах Чаро-Сити. Иногда, на самой границе поля зрения, мы видели ариекаев, которые поджидали храбрецов, стоя у своих чахнущих домов.
Мы не останавливали этих исследователей на раз. Сомневаюсь, что они надеялись избежать общей участи Послограда, выйдя во враждебную атмосферу помешавшегося города экзотов. Думаю, им просто нужно было что-то делать. Мы звали их идущими на смерть. Первые ушли почти незамеченными, но потом у баррикад начали собираться толпы, которые подбадривали их криками.
На ариекаев было страшно смотреть. Все были больны, все голодали. Одни отощали, других, наоборот, раздуло от голода; глаза изменили цвет до неузнаваемости; двигались они рывками, приволакивая непослушные конечности. Спинные крылья дрожали. Некоторые еще пытались продолжать работать с нами. Превозмогая зависимость. Чтобы доказать свои добрые намерения, они собирались у подножия наших защитных сооружений и демонстративно стояли, не пытаясь перелезть через них. Они вызывали нас. Мы приглашали МагДа или РанДольф или другого посла из комитета, и они начинали переговоры.
Иногда Хозяева доставляли нам энергию, топливо, чудом сохранившие здоровье биомашины. Мы давали им еду и лекарства, которые они больше не в состоянии были производить. И обещали им голос ЭзРа, единственное, чего они желали. Если у них и возникали какие-либо сомнения касательно обмана и механизма его работы, то они ничем их не выдавали. А просто безнадежно ждали. Они часто разбегались в разные стороны, но только когда на них нападали утратившие самоконтроль родичи.
Самые отчаянные оратеи, те, которые уже не отдавали себе отчета в последствиях своих действий, разбегались, заскакивали на баррикаду и карабкались по ней, цепляясь крыльями и выкрикивая что-то на Языке. Этих мы отпугивали. Убивали только когда не было выбора. Я видела, как в ариекаев стреляли, разносили их на куски взрывчаткой, жгли едкой слюной биомашин, резали ножами. Когда кто-нибудь убивал своего первого ариекая, уважение к ним, впитанное ими с молоком матери, пропадало: пулеметчики плакали. Но только в первый раз.
Опустевшие улицы заняли животные. Измененные барсуки, лисицы, обезьяны с любопытством бродили по изрытым колесами дорогам. Трункаторы карабкались по водосточным трубам и суетились у неплотно закрытых окон. Время от времени кто-нибудь из охраны подстреливал одного, и тогда остальные бросались врассыпную, но скоро подстрелить терранского зверя стало считаться дурной приметой. Вместо этого начали на спор стрелять странную, порхающую и ковыляющую ариеканскую живность, которая тоже стала появляться в городе. Однако никто точно не знал, откуда взялись трунки, ариеканские они или терранские, и потому их на всякий случай оставили в покое.