И с какой легкостью. Слушатели ЭзРа тащились от видов на урожай не меньше, чем от историй Эза, которые, как тот считал, или делал вид, что считает, их заводили. И вот теперь, когда у его историй появилась настоящая аудитория, они перестали быть его историями. Ариекаи топорщили спинные крылья, ловя каждое слово. Кел шагал так, как будто они с Эзом собирались дойти до исторической границы Послограда, пересечь ее и выйти в город. Но на них не было эоли, так что все это был чистый театр. Эз не отставал от Кела ни на шаг.
– Слушатели, – сказали ЭзКел. Приколотые к их одежде крошечные микрофоны усиливали их голоса. Кел не смотрел на Эза, я могла бы поспорить на деньги, и все же они говорили вместе. ЭзКел выдержали такую паузу, что, казалось бы, впечатление, произведенное их голосами на толпу, должно было ослабеть. Да и сказали они всего одно слово, а не предложение, тогда как грамматика, похоже, оказывала особое воздействие на ариекаев. Но те продолжали ждать.
– Слушатели, – повторили ЭзКел. – Вы понимаете меня?
Ариекаи ответили «да».
– Поднимите ваши дающие, – сказали ЭзКел, и те подняли. – Встряхните ими, – сказали ЭзКел, и ариекаи немедленно так и сделали.
Ничего подобного я еще не видела. Никто из терранцев не сказал ни слова, все точно окаменели. Эз не моргнул глазом, как будто ему было все равно. Он только глядел на покорных наркоманов.
– Поднимите ваши крылья, чтобы слушать, – сказали ЭзКел. – Слушайте.
Они заговорили о том, что город болел, а теперь его надо исцелить, что работы еще очень много, что в городе полно слушателей, которые представляют опасность или подвергаются опасности сами, но что отныне все будет становиться лучше. Эти политические банальности, произнесенные голосом ЭзКела, наверное, казались ариекаям откровением. Они слушали и приходили в восторг.
На лице Кела я не видела и следа удовольствия. Угрюмая гримаса, сведенные мускулы лица – впечатление было такое, будто он не видел иной возможности, кроме как говорить это и быть этим, пока.
– Слушайте, – повторили ЭзКел, и ариекаи еще старательнее топорщили крылья. Стены напрягали уши. Окна вздыхали.
Когда ариекаи вырастили свой город заново, он стал другим. В этой перезагруженной версии дома делились внутри на более мелкие сегменты отдельных жилищ, а промежутки между ними занимали колонны, похожие на потеющие деревья. Конечно, башни сохранились, как сохранились фабрики и ангары для выращивания молодняка и биомашин, а также для переработки новых химических веществ, которые выделяли теперь ариекаи и их дома, слушая ЭзКела. Зато ландшафт крыш, который мы видели сверху, выглядел теперь совсем беспорядочным. Улицы, казалось, стали круче, чем раньше, и разнообразнее: хитиновые фронтоны сменялись недавно возникшими замысловатыми изгибами, похожими на шлем конкистадора.
Старые залы сохранились, голос ЭзКела придал им достаточно сил для выживания, но не достаточно для восстановления. Однако тракты мертвого города, разделявшие новые, похожие на деревеньки районы, все еще были опасны. По ним бродили животные и ариекаи, так далеко зашедшие в своей мании, что уже не могли очнуться. Они толпами окружали одинокие громкоговорители во время передач и слушали голос ЭзКела, который вызывал в них агрессию, но не прибавлял разума.
– Мы вычистим их оттуда, как только сможем, – пообещал Кел. А пока город оставался скоплением бандитских королевств, с каждым из которых мы пытались установить свой протокол. Кое-какие подробности о них – здесь правит небольшая коалиция не слишком зависимых; туда лучше пока не соваться; ариекай, который хозяйничает там, вокруг минарета, до падения был функционером, – сообщал мне Брен. Брену рассказывали о них ИллСиб.
– МагДа не станут толкать тебя туда, – сказал мне Брен. – Но… – Выражение моего лица от него не укрылось. – Ты же видишь, что происходит, – продолжил он, наконец. – Теперь не они правят, и не в их власти закрыть изолятор…
– Думаешь, они бы закрыли его, если бы могли?
– Не знаю, да мне теперь все равно. Но Кел ни за что этого не сделает. Ты видела, что происходило, когда говорили ЭзКел. Если МагДа понадобится что-нибудь из того, что знаешь ты, пожалуйста, скажи им. Нам надо держать их в курсе. Они не дуры и наверняка знают, из какого источника ты получаешь информацию, но ни за что не спросят. И у них точно есть план. Они столько времени проводят в лаборатории Саутель. Ты когда-нибудь видела, как они говорят с ней?
Когда я оказалась в городе снова, то уже не в составе официальной группы и не по делам комитета. Я была с Бреном, и мы пошли, чтобы снова встретиться с его друзьями: с ИллСиб, тайным послом наоборот.
Наши воздуходелательные машины так ослабли, что приходилось надевать эоли даже на улицах, которые прежде были частью Послограда. Мы с Бреном старательно избегали объективов осокамер, хотя я не переживала: ну увидят нас из города, ну пойдут сплетни, подумаешь, сплетней больше, сплетней меньше, не все ли равно. Мы нашли убежище в руинах. С балкона квартиры, где раньше жили дети (я наступала на обломки игрушек), мы видели, как ЭзКел снова прогуливались в толпе ариекаев, которые слушали и повиновались их командам.
– В следующий раз они отправятся в город, – сказала Сиб. Я не слышала, как ИллСиб вошли. – Итак… – Сиб показала в окно на ЭзКела. – У этого Язык работает иначе.
– Надо было назвать его ОгМа, а не ЭзКел, – сказал Брен. Мы смотрели на него, ожидая объяснений. – Так звали одного бога, – сказал он, – который занимался примерно тем же самым.
ИллСиб были вооружены биомеханическими пистолетами. У нас с Бреном было оружие погрубее. ИллСиб ориентировались в городе несравнимо лучше тех спотыкавшихся ситинавтов, с которыми я делала вылазки раньше. Они безошибочно выбирали путь туда, где кирпичная кладка в руинах превратилась в биоматериал. Воздух менялся по мере того, как мы шли. Я ощущала его течения, они были не такими, как ветер в Послограде. Мы оказались в месте, полном новых звуков. Мелкие зверьки шмыгали под ногами. Ариекаи на улицах не останавливались при виде нас, но многие поднимали глаза-кораллы и смотрели. Попадались небольшие озерца, над которыми висели гроздья пузырчатоводорослеобразных полипов, ронявших капли реагента в жидкость. Я дивилась: что это – неужели часть городской застройки?
Прямая, широкая улица, обсаженная костномозговыми деревьями, вела в Послоград. Какой-то ариекай рядом с нами напугал меня, твердя один и тот же вопрос: что мы делаем? Я подняла пистолет, но ИллСиб заговорили.
– Я ИллСиб, – сказали они. – А это… – тут они произнесли какое-то слово, не похожее на наши имена. – Они идут со мной. Я иду домой. Кох тайкох/уреш, – сказали ИллСиб, переставив ударение во фразе, отчего она стала более личной. «Я, идущий домой», – сказали они, и я подумала, неужели и у ариекаев путь домой – такая же могучая штука, как у нас.
– Они нас знают, – сказала Илл. – Сейчас много таких, кто вообще ничего не помнит, но когда встречаешь тех, кто может говорить, то все в порядке.
– Хотя, – добавила Сиб, – думаю, что могли сложиться и новые союзы. И у некоторых из них могут оказаться причины…
– …чтобы не дать нам пройти.
Надо сказать, что в Языке, который мы слышали по дороге, не всегда был смысл. Попадались носители, вернее, их развалины, которые перебирали фразы в ностальгии по смыслу. Наконец ИллСиб вывели нас на забросанную мусором площадку. Я открыла рот. Там нас ждал человек. Он стоял, прислонившись к металлической колонне, которая изгибалась над его головой, точно уличный фонарь. Казалось, его перенесли сюда с какого-нибудь старинного плоскостного изображения города на Терре.
Илл, Сиб, Брен и он перешептывались, кивая. Так, чтобы я не слышала. Человек никого мне не напоминал. Он был непримечательный, темнокожий, в старой одежде, его лицо прикрывала эоли такого типа, который не был мне знаком. Я ничего не могла о нем сказать. Он ушел с ИллСиб, а Брен вернулся ко мне.
– А это еще что за черт? – спросила я. – Он что, разделенный?
– Нет, – сказал Брен. И пожал плечами. – Не думаю. Может быть, его брат умер, хотя я сомневаюсь. Просто они друг другу не нравились. – Конечно, я уже знала о том, что существует антимир изгоев: взбунтовавшихся разделенных, разжалованных служителей, дурных послов; но, увидев его в действительности, я была ошеломлена. Как же они жили в дни всеобщего коллапса, пока не пришел бог-наркотик Второй?
– Ты еще видишься с кем-нибудь из сравнений? – спросил Брен.
– Господи, – сказала я. – А что? Да нет, в общем. Встретила как-то Дариуса в баре, сто лет назад. Обоим стало неловко. Конечно, Послоград слишком мал, чтобы мы могли вообще не встречаться, но разговаривать с ними я не разговариваю.
– Ты знаешь, чем они занимаются?
– По-моему, никаких «они» уже нет, Брен. Группа… распалась. После того, что случилось. Может, кое-кто еще встречается… Но той тусовки давно нет. После Хассера. Да и как ты теперь себе это представляешь? Они же никому не нужны, в том числе и тем, кто их произносит. Язык… – Я расхохоталась. – Он же не такой, как был.
Вернулись ИллСиб, стряхивая гниющую материю города со своей одежды.
– Это верно, – сказал Брен. – А вот насчет того, что всем плевать, ты ошибаешься. Ты не знаешь, куда мы идем: нас особо просили привести тебя.
– Что? – Я и не думала, что вся эта конспирация из-за меня, что я была заданием, которое надлежало выполнить. ИллСиб довели меня до какого-то аналога подвала и провели внутрь, туда, где в свете биоламп сидели ариекаи.
– Ависа Беннер Чо, – сказали ИллСиб. Они произнесли мое имя синхронно, с одинаковым подъемом, так, что два их голоса я услышала как один.
В комнате пахло ариекаями. Их было несколько. Они бормотали, обмениваясь словами и мыслями. Один из них подошел ко мне из полутьмы и произнес приветствие. ИллСиб назвали мне его имя. Я взглянула на его спинное крыло.
– Господи Иисусе, – сказала я. – Мы встречались.
Передо мной стоял близкий друг Сурль/Теш-Эчера, лучшего лжеца в истории Ариеки. Это был тот самый ариекай, которого я когда-то прозвала Испанской Танцовщицей.